Он — чемпион мира 1999 года, завоевывал Кубки мира и Европы. Наконец, вряд ли вам сегодня кто-то скажет точно, сколько десятков медалей этапов Кубка мира добыл Гааг в своей спортивной карьере… Но есть и другая сторона всех этих медалей. В Австралии Дмитрия однажды сбила машина. В Турции во время велогонки у него порвалась цепь. В Канаде он сутки провел в аэропорту в ожидании багажа, а потом выиграл чемпионат мира… А однажды Гаагу пришлось ДРАТЬСЯ ПРЯМО В ВОДЕ — во время первого вида триатлона — заплыва на полтора километра.
— В плавании зачастую думаешь не о том, как высокий результат показать, а чтобы целым остаться, — признается Дмитрий. — Это в классическом плавании все цивилизованно: бассейн, у каждого своя дорожка. У нас все соревнования в открытых водоемах. Дается общий старт. А на старте нередко более сотни участников. Толкучка страшная. Все бросаются в воду. Чуть-чуть зазеваешься — затопчут. В воде тоже не легче. Словно стена плывет. Крики, толчки и даже драки — обычное дело.
— Неужели и ты в воде дрался?
— А другого выхода не было. Однажды ко мне пристроился испанец. Я стараюсь от него отплыть. Он ко мне. Я — в сторону. Он — за мной. Ладно бы только это. Так, этот испанец меня при каждом гребке норовит по голове стукнуть. Наконец не выдержал. Приподнялся в воде, схватил его за волосы, длинные они у него были, из-под шапочки торчали. И ударил. От души. Так он меня разозлил… И что удивило — испанец отвечать не стал… В сторону ушел. И я его больше не видел.
— Раньше десятка лидеров в общем зачете Кубка мира в плавании выступала в разноцветных шапочках. Сейчас шапочки у всех одинаковые. Этот шаг предпринят в целях повышения безопасности лидеров?
— Да. После этой меры плыть стало заметно спокойнее.
— А как организаторы этапов Кубка мира или Азии пытаются проследить, все приплыли или нет?
— Мне кажется, просто нельзя уследить, когда несколько сотен участников плывут. Мне самому несколько раз не по себе было. Захлебнешься, и никто не кинется сразу.
— Самый опасный участок дистанции — это, видимо, поворот?
— Да. У нас же плывут 750 метров от берега, потом обратно. Так вот, вокруг этого буйка одновременно пытаются проплыть несколько десятков человек. Поэтому порой чуть ли не по головам идешь.
— В велогонке таких страхов меньше?
— На мой взгляд, у нас только один более или менее безопасный вид программы — бег на 10 километров. В велосипедной гонке порой на спусках так дух захватит — волосы дыбом встают. У триатлонистов нет такой культуры езды, как у чистых велосипедистов. У нас как начинают вилять — туши свет. Поэтому, когда в середину группы попадаю, сразу себя неуютно чувствую. Предпочитаю держаться с краю, чтобы в случае передряг была возможность для маневра.
— А есть ли у элитных триатлонистов какие-то льготы?
— На соревнованиях нет. Раньше было, что десятка лидеров ездила на соревнования за счет организаторов. Сейчас такого нет. Если договоришься сам, чтобы тебе проезд или проживание оплатили, — уже хорошо. Вообще мне кажется, что золотая пора триатлона позади.
— С чем ты связываешь наступление тяжелых времен?
— Все зависит от руководства Международной федерации триатлона. Сейчас на майке допускается лишь две небольшие рекламки. Естественно, спонсоров это отпугнуло. К тому же триатлона сейчас почти не видно на телеэкранах. Это тоже минус. В итоге упали размеры премиальных. Но все, мне кажется, поправимо. Ведь вид спорта у нас очень зрелищный.
— Значит, твоя основная статья доходов — это премиальные?
— Не только моя. Мы с женой Галей делаем одно дело. Она для меня и тренер, и менеджер, и психолог…
— Что тебе дают выступления за венгерский клуб?
— В смысле денег — ничего. Это любительский клуб. Зато у меня есть возможность тренироваться. Условия прекрасные. Бассейн, тренажеры, веломастерская…
— Право выступить на Олимпийских играх у тебя уже есть. Получается, хотя бы одной головной болью меньше?
— В этом плане да. В отличие от других видов спорта у нас лицензии завоевываются в течение всего четырехлетнего предолимпийского цикла. Причем каждый год в зачет идут по шесть лучших результатов на этапах Кубка мира. 50 сильнейших триатлонистов по итогам мирового рейтинга получают право выступить на Олимпиаде. Сейчас я иду четвертым. Поэтому лицензия у меня уже в кармане. Однако опускаться в рейтинге тоже не хочется. В этом году выступлю еще на нескольких этапах Кубка мира. В конце года — чемпионат мира… Главная же цель — Олимпиада. На прошлых Играх в Сиднее я был четвертым. Так что надо прорываться на пьедестал почета.
— Круг претендентов на олимпийские медали ты уже для себя очертил?
— Триатлон — непредсказуемый вид спорта. На медали могут претендовать не менее двух десятков человек. Например, сегодня один выигрывает чемпионат мира, а на Олимпиаде он не попадает и в десятку. Такая же чехарда и на этапах Кубка мира.
— Начинаешь ли уже задумываться о постспортивной жизни?
— Да. У нас с Галей есть уже коммерческий опыт. Неудачный, но все-таки опыт. Открыли магазин детской одежды в городе Спортварош, где я тренируюсь. За год мы так ничего на нем не заработали и бросили эту затею. Зато многому научились.
— Ты уже больше шести лет живешь в венгерском Мишкольце? Что тебе в этом городе нравится больше всего?
— Спокойствие.
— Чувствуешь ли себя своим среди венгров?
— Нет, мы все-таки другие. Меня иногда коробит их болезненное отношение к чужим успехам.
— Примеры привести можешь?
— Помню, мы купили машину. Так сразу начались разговоры: зачем, угонят ведь? Говорю: сигнализацию хорошую поставил. А мне в ответ: бесполезно, все равно угонят. Но это так, мелкие шероховатости. В общем, в Венгрии жить можно. По крайней мере, я привык.