Почему же люди перестали бояться ядерного оружия? Разобрался корреспондент медиапортала Caravan.kz.
90 секунд до конца света
Всего месяц назад в мировых СМИ прошла новость, которая должна была стать сенсацией, но осталась практически незамеченной. Часы Судного дня показали всего 90 секунд до полуночи, то есть сейчас угроза атомной войны близка как никогда. Конфликт в Украине может втянуть в себя и ядерные державы, ситуация на Ближнем Востоке крайне нестабильная, контроль за ядерным оружием слабеет, а выборы в США привели к власти весьма одиозного политика.
Часы Судного дня – это масштабный проект, где несколько десятков специалистов – политологов, психологов, физиков и экономистов, изучают текущую политическую ситуацию в мире. Полученные данные они визуализируют через часовой циферблат, где полночь означает глобальную атомную войну. Проект был запущен в 1949 году, когда ядерный паритет США был сломлен и у СССР появилось не менее мощное ядерное оружие.
С 1949 года человечество было ближе всего к ядерному апокалипсису в 1962 году, то есть во время Карибского кризиса. Тогда на многих военных объектах объявили боевую готовность, и ракеты могли вылететь из шахт в любую секунду. Но даже тогда часы Судного дня показали всего 5 минут до полуночи.
Другими словами, мы сейчас живем в мире, где в любую секунду на горизонте может появиться ядерный гриб, но это никого не пугает. Если промониторить самые обсуждаемые новости за последнее время, то в топе будут скачки курса доллара и появление Бьянки Цензори голышом на «Грэмми», а в Казахстане народ больше волнуется из-за подорожания картошки. Более того, в комментариях под этой новостью очень часто встречаются мнения, что давно уже пора навести порядок в мире, нажав на красные кнопки, только ни у кого из глав ядерных держав на это не хватает смелости.
Только очень наивный человек может предполагать, что атомная война может быть локальной и не затронет все человечество. Крупные города стран, даже сохраняющих нейтралитет в текущем противостоянии сверхдержав, все равно подвергнутся атаке. Сейчас этот процесс автоматизирован, и система «Мертвая рука» запустит ракеты без участия человека, как только зафиксирует признаки применения ядерного оружия. До более отдаленных населенных пунктов максимум через неделю доберется радиоактивное облако, а изменение климата, то есть ядерная зима, вообще не оставит людям никаких шансов на нормальную жизнь. Выжившие, страдая от голода, нехватки ресурсов и лучевой болезни, действительно будут завидовать мертвым – тем, кто в долю секунды сгорел в термоядерной волне.
Тем не менее, даже осознавая масштабы угрозы, люди говорят об этом с иронией или стараются вообще не поднимать эту тему, считая скучной.
Тут нельзя списать все на человеческую психику. В том же 1962 году страх перед ядерным апокалипсисом был очень велик. В США люди обустраивали бункеры в своих домах с запасом продовольствия на несколько лет, в СССР даже маленьких детей учили, как себя вести в случае атомной войны. Уроки по гражданской обороне шли со второго класса, то есть детям с 8-9 лет демонстрировали жуткие картинки последствий ядерного удара. Остается только догадываться, какое влияние они оказывали на детскую психику, если даже взрослые в разных уголках мира совершали суицид. Умереть в постели от горсти барбитала сейчас им казалось более желанной смертью, чем от лучевой болезни когда-нибудь.
Последний случай панического страха перед атомной войной был отмечен в 1986-1987 годах. С тех пор люди перестали воспринимать угрозу всерьез. Почему в сознании произошел такой значительный перелом? Ведь количество ядерных боезапасов, а также стран, обладающих атомной бомбой, с тех пор выросло в разы, а следовательно, выросла и вероятность такого сценария конца света.
Ты, конечно, сразу в рай, а я не думаю, что тоже
Механику страха перед концом света детально изучил доктор философии University of Kentucky, психолог с 30-летним стажем Дэвид Сусман.
Апокалипсиса люди боялись с самого начала зарождения цивилизации, то есть задолго до изобретения атомной бомбы: скандинавские мифы о Рагнареке; индуистские пророчества о Кали-юге, грозящей гибелью всему живому; христианские тексты Иоанна Богослова; суры из Корана о конце времен. Чума и природные катаклизмы только подпитывали этот страх. Но тогда общество было крайне религиозным, и тревогу перед концом света люди подавляли верой в загробную жизнь, которая будет даже лучше земной. То есть работал тот самый постулат: «Мы попадем в рай, а они сдохнут», который недавно навел много шума.
С ростом атеизма прежние методы борьбы со страхами перестали работать, за исключением совсем уж радикальных сект. В 1910 году много паники навела комета Галлея, приблизившаяся к Земле на максимально близкое расстояние. В 1938 году в США 5 миллионов человек впали в панику, приняв радиоспектакль «Война миров» за реальные новостные репортажи о нашествии марсиан.
С 1949 года появился новый сценарий конца света. Он был реальнее всех до него существующих, и иммунитета у людей к нему еще не было. Более того, с каждым годом ужас все больше нагнетался, появлялись бомбы мощнее, способы их доставки становились быстрее, а методы защиты от угрозы только слабели. Религия могла помочь далеко не всем, и ее место в устранении страхов взял на себя не менее сильный инструмент влияние на сознание – популярное искусство.
Кто тут в супермены крайний?
В 50-х годах ХХ века о незавидной участи землян, выживших после ядерного удара, писали только фантасты, ориентированные на интеллектуальную публику. Воспоминания о Хиросиме и Нагасаки были еще живы, так что особенно напрягать фантазию не требовалось. Среди этих рассказов были как и весьма посредственные, где герои мучительно умирают от лучевой болезни посреди руин родного города, так и глубоко философские, вроде новелл Рэя Брэдбери и Уильяма Фолкнера. В массовой культуре существовали разве что мультики, где хитрый персонаж подкладывал своему врагу атомную бомбу, но грозное оружие производило эффект слабенькой петарды. Злодей, побывав в эпицентре взрыва, отделывался разорванной одеждой и закопченным лицом. Такое примитивное обыгрывание жуткой угрозы справиться со страхом в обществе не помогало.
Первая удачная попытка создать вокруг радиации романтический ореол в популярном искусстве пришлась на 1962-й, то есть год, когда разразился Карибский кризис. Предпосылки к нему начались еще в 1961-м, когда США расположили в Турции ракеты «Юпитер», способные поразить южную часть СССР, и стало очевидно, что Советский Союз примет ответные меры.
В августе 1962-го, за два месяца до пика конфликта, в США неожиданно становятся популярными комиксы про Спайдермена. Как известно, по сюжету Питер Паркер обрел сверхспособности после того, как его укусил радиоактивный паук. До этого в индустрии комиксов супергерои получали силу от рождения, как это было с Суперменом, или намеренно ставили на себе эксперименты. Питер Паркер, по задумке авторов комикса, должен был бороться со злом с помощью технологических гаджетов, как Бэтмен. Но в последний момент перед сдачей эскизов на верстку сценарист Стэн Ли добавил эпизод с более актуальным моментом — силой радиации, в этом случае ставшей волшебной.
Скорее всего, если бы не эпизод с укусом радиоактивного паука, Спайдермена забыли бы через пару месяцев. Каждый год в издательствах комиксов появлялись десятки новых супергероев, и большинство персонажей быстро забывалось. Но с Человеком-пауком Стэн Ли точно попал в общественные потребности. Миллионам подростков очень понравилась мысль, что радиация — это не мучительная лучевая болезнь, а нечто, способное любого неудачника сделать крутым.
Синема, от тебя мы без ума
У взрослых иммунитет к атомной войне появился два года спустя, когда на экраны вышел фильм Стенли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу». В ленте 1964 года по сюжету творились страшные вещи. Солдаты тупо исполняли приказы сумасшедшего офицера, которому везде мерещились коммунисты. Проектом по созданию атомной бомбы руководил бывший приспешник Гитлера, политики не могли противостоять выходкам чокнутых вояк, а тупые солдафоны творили безумие, считая себя героями. Но гениальность Стенли Кубрика заключалась в том, что даже такие кошмарные вещи он мог подать иронично, с изрядной долей сатиры. Высмеивание и обесценивание опасности – очень старый психологический прием, который не раз поднимал моральный дух человечеству в сложные времена. В результате после просмотра ленты со зрителями произошло то, что и было обещано названием. Атомную бомбу они перестали бояться, а некоторые даже и полюбили.
Тема требовала развития. Так в кинематографе появилось целое направление, которое с горькой иронией можно назвать самым оптимистичным – постапокалипсис. И в массовом сознании сформировалась иллюзия, что после ядерного конца света мир станет только лучше.
В фильме 1974 года «Зардоз» Джона Бурнема атомная война привела к зарождению новой цивилизации. С утонченной и бессмертной элитой и очаровательными в своей брутальности дикарями. Лента рассчитана на более образованную публику, потому что там есть много отсылок на классику литературы и философии.
Для публики попроще в 1979-м был снят «Безумный Макс». Он был ориентирован на тинейджеров с юношеским максимализмом. Тут после атомной войны пришло царство анархии, свободное от ханжеской морали и отживших свое социальных норм. Мир, где правит крутизна и свобода.
Даже в «Терминаторе», где ядерный удар показан довольно жутко, конец света можно отменить с помощью машины времени.
После этого пошел целый поток книг, фильмов, а затем и компьютерных игр, где общество после конца света окутано ореолом суровой романтики.
На постсоветском пространстве это представлено книжной серией «Метро 2033» Дмитрия Глуховского, а также компьютерной игрой S.T.A.L.K.E.R, где радиация превращает скучный мир в увлекательную вселенную, полную кровожадных мутантов, и где так ценятся мужские качества.
Из того же разряда компьютерная игра Fallout. Там постапокалиптический мир полон особой затягивающей эстетики и той же свободы от социальных норм.
Первый Fallout вышел в 1997 году. «Метро 2033» — в 1995-м, S.T.A.L.K.E.R — в 2007-м. Тем, кто играл в них или зачитывался книгами, сейчас по 30-40 лет. Их родители фанатели от «Зардоза» и «Безумного Макса», а дедушки и бабушки — от «Доктора Стрейнджлава». То есть как минимум три поколения получили через массовое искусство иммунитет от страха перед атомной войной.
Конечно, граждане СССР в 60-70-х не могли посмотреть по телевизору «Зардоза» или полистать комикс про Спайдермена, но тут работало другое медиа. В каждом журнале «Крокодил» того периода публиковались карикатуры, где атомная бомба изображалась хлипким хламом, НАТОвцы – жалкими трусами, а пролетариат крушил ракеты с боеголовками голыми руками.
Так или иначе, вскоре ирония над концом света и постапокалиптичная повседневность перестала быть чем-то новым или непривычным, а страшные картинки уже не бросались в глаза и не пугали по-настоящему.
Я свое отбоялся. Отплакал, отбоялся
Последняя вспышка массового страха перед атомной войной пришлась на 1986-1987 годы, и без влияния массовой культуры тоже не обошлось. Тогда на экраны вышли жуткие фильмы «Нити» Мика Джексона, «На следующий день» Николаса Мейера, «Письма мертвого человека» Константина Лопушанского и полнометражный мультфильм «Босоногий Ген» Мори Масаки. Там практически не было художественного вымысла. Режиссеры тщательно воспроизводили реальную вероятность последствий ядерной войны, а консультантами выступали медики, военные и физики-ядерщики.
Фильмы крутили по телевизору в прайм-тайм, а в кинотеатры отправляли студентов и школьников. Но, как и все искусственное, особого успеха это не имело. Политикам нужно было разогреть почву для грядущих переговоров в Рейкьявике об уменьшении расходов на гонку вооружений и сокращения числа ракет малой и средней дальности.
Согласно исследованию социолога Лизы Фритшер от 2023 года, всерьез оценивают последствия ядерного удара только 12,3 % взрослого населения мира, а кошмаром атомную войну считают лишь 3,4 %. И это в основном люди, специально изучавшие научные труды по этой проблеме. Для сравнения, нападение злобных инопланетян допускают 26 % опрошенных, а опасаются, что их город прилетит обстреливать лазером летающая тарелка, 7,2 % респондентов. Другими словами, пришельцев-завоевателей, чье существование пока еще не доказано наукой, обыватели боятся больше, чем реальную угрозу. И это было в тот год, когда про угрозу ядерной войны снова всерьез писали самые авторитетные мировые СМИ.
На первый взгляд, влияние массовой культуры на общественное мнение может показаться преувеличением. Ведь, к счастью, с атомной войной человечество еще не сталкивалось, поэтому трудно сказать, какие последствия могут быть у некорректной демонстрации проблемы в поп-культуре.
Но относительно недавние события красноречиво показывают, насколько опасны киношные стереотипы.
В 2020 году, с началом пандемии, люди демонстрировали странное пренебрежение к собственному здоровью и даже утверждали, будто коронавируса вовсе не существует. А все потому, что эпидемии в фильмах-катастрофах показывались совсем не так, как это было в жизни. В реальности на улицах не валялись горы трупов, военные не захватывали власть, а по улице можно было пройтись без маски и не заболеть. В кино же эпидемия неведомой болезни всего за пару часов рушила всю цивилизацию, а заражались люди, неудачно открыв дверь. Сюда же можно отнести и фильмы про зомби-апокалипсис, где мутировавший вирус распространялся за несколько минут.
Есть и обратный пример, уже из казахстанской реальности, где удачный сериал вызвал панические опасения.
Строительство АЭС в Казахстане народ встретил очень настороженно. Конечно, вероятность аварии не исключена и на атомных станциях современного поколения, просто по статистике она гораздо ниже, чем риск той же ядерной войны. Причем паника началась у казахстанцев даже до принятия решения о строительстве, в тот момент, когда вопрос о необходимости просто прозвучал с экранов.
Все дело в том, что сериал «Чернобыль» от НВО очень ярко показал ужасы последствий аварии на АЭС. Сломанные судьбы героев тут пугали больше, чем монстры-мутанты.
Тут уж действительно сложно сказать, что хуже – панический страх перед радиацией или наивная уверенность, что ядерный апокалипсис можно пережить в подвале своего дома с банкой тушенки.