И жила пару дней у одного из приятелей в железнодорожной слободе, застроенной сплошь старыми двухэтажками, деревянными и кирпичными, с большими террасами и квадратными дворами.
Население в этой слободе колоритное: рабочие депо, путейцы, а также элита железной дороги – машинисты тепловозов и их помощники. Ну, и их жены, дети. А какие типажи! То на старика седого, кудрявого, с красивой еще осанкой заглядишься, то женщина идет, шпалоукладчица. Бедра крутые, плечи круглые, как у пловчихи. Груди под ситцевым платьем колыхаются, сердца проходящих мимо мужиков замирают.
А прямо в той двухэтажке, где я остановилась, жил машинист тепловоза Салатик. Красивейший мужчина гигантского роста, с умными глазами, сильными мышцами, гордой посадкой головы. Но кличка Салатик, это ж просто ужас для сорокалетнего джентльмена с железной дороги! Которого на самом-то деле звали Вениамин Кузьмич.
А я взяла и спросила Кузьмича, как прилепилось к нему такое прозвище. Он сначала от меня отмахнулся, а потом позвал присесть на бревно покурить и рассказал.
Женился Кузьмич поздно, и на первой красавице в слободе, Варваре. Та была капризной фантазеркой и мужем вертела как хотела. То потребовала автомобиль ей купить, каталась на нем неделю, пока не выяснилось, что машину надо мыть, салон чистить, чехлы с сидений стирать. А Варвара и домашнюю работу не очень любила. Ей ужин-то порой было лень готовить, не то что вокруг машины с губкой бегать. Машину продали.
То захотела она блогершей стать. И стала постить в Сети, как ее семья завтракает и полдничает, что она, Варя, покупает в магазинах, учить баб, как холодец варить и как в праздники наряжаться. В Сети пошли обсуждения, Варвару жестко обсмеяли пару раз. Не выдержав прессинга, она больше не ходила в Интернет.
Решила тогда она стать модной домохозяйкой: «Шоб каждая фря местная кусала губы от зависти». Завела посуду манерную, халатики шелковые, салфеточки льняные, мужа стала при посторонних на «вы» называть или по имени-отчеству, накупила ему шелковых утирок – нос вытирать. Сама за водой ходила на колонку в туфлях на каблуках. Мужики за глаза посмеивались над такой «киношной» парой, но в глаза сильному обидчивому Вениамину ничего сказать не смели.
А тут Новый год, застолья, премии, сюрпризы, подарки. И купила Варя, съездив в областной центр, мужу в подарок желтые, как солнце, трусы. Но если б просто желтые. Недвусмысленно спереди на трусах были нарисованы с двух сторон красные помидоры, а чуть ниже — крупный зеленый огурец.
— Будешь теперь у меня мачо, — сказала Варя мужу.
Тот повертел пальцем у виска, но трусы надел, чтоб жену не обижать. Кто его видит-то под брюками, исподнее?
Тридцать первого декабря мужики позвали Вениамина в баню, он схватил веник, купил в ларьке три литра пива на разлив, сложил в сумку чистое белье и помчался.
А в предбаннике уже вся его честная компания собралась, человек десять мужчин, с которыми он и на работе, и в слободе приятельствует. Сидят джентльмены, неторопливо раздеваются, пиво пробуют, вяленую икорку тарани жуют.
Кузьмич тоже снял фуфайку, свитер, штаны с подштанниками. В этот момент в предбаннике и засмеялись в голос все, глядя на его новые трусы, про которые он забыл, собираясь в баню. А ведь вчера еще велел Варваре после стирки их сушить только в комнате и никому про те трусы не хвастаться. Не поймет рабочая слобода такой помидорно-огуречной глупости, точно не поймет.
Конечно, не поняла! Ржали мужики в предбаннике над Кузьмичом так, что он и сам начал, икая, смеяться, действительно ведь, комичной была ситуация. А старый банщик Савельев Вениамина спросил: «Это где ж ты такой салатик-то прикупил?».
С тех пор мужик в Салатиках и ходит. И больше наш герой на Новый год подарки не принимает, даже от жены.