Айгерим САНДЫБАЕВА похожа на очаровательную Дюймовочку. Она стесняется позировать для газеты: “Я после дежурства, без косметики”. И одновременно резко прерывает беседу: “Ни минутки больше не могу, меня пациент ждет”. После окончания медицинского университета Айгерим работает в обычной райбольнице врачом-хирургом. При виде всех этих инструментов и приспособлений у меня мороз по коже.
– Айгерим, а вам не страшно людей резать?
– А разве вам не интересно знать, как устроен человек? Нет? Но и я, вообще-то, хотела стать оперирующим ЛОРом, а ухо-горло-нос – это совсем не общая хирургия. Однако недавно узкую специализацию отменили, а если учишься, получив грант, с государством не поспоришь. Пришлось забыть о специализации и получать диплом специалиста общей хирургии. Весь наш выпуск распределили работать в сельскую местность, по всему Казахстану. В те больницы, откуда на специальный сайт поступали заявки от главврачей.
– Вот ваш коллега, тоже молодой хирург, в детстве букашек резал и машинки игрушечные разбирал. Ты, играя в куклы, чувствовала желание миндалины им поудалять?!
– Нет, меня просто привлекала медицина. И что ты о ней знаешь после школы? Специализация начинается только с 4-го курса, то есть целых три года изучаешь медицину в общем. Вот тогда приходится тяжело. Но зато очень многое видишь и узнаешь. Студенты определяются со специализацией, уже учась, а не перед поступлением. Ну не получилось сразу, значит, буду работать общим хирургом. Ампутации или серьезные операции в небольших больницах бывают нечасто, так что коллеги обойдутся и без меня. А ЛОРом я все равно стану! Отработаю эти три обязательных года, практики наберусь и дальше учиться пойду.
– Это после 7 лет института?
– Ну а что поделать, если, отучившись 5 лет, получаешь диплом, который дает тебе право работать только фельдшером или медсестрой? У меня сейчас высшее образование, и то оперировать я могу только в селах или райцентрах. В больших городах с моим дипломом светит работа в поликлинике, но ни в коем случае не в стационаре.
– У вас уже есть свое маленькое кладбище? Кто-то умирал на вашем операционном столе?
– Пока нет. Была клиническая смерть. Сердце у пациента остановилось, но мозг был жив. В моей ситуации реаниматолог пациента спасти успел. А к стрессам привыкать начинаешь еще со студенческой скамьи. И если они неизбежны и случаются почти каждый день, то это уже не стрессы.
– Пришлось, наверное, как и всем твоим студентам-предшественникам, учить непонятно зачем и кому нужную латынь? Как сделать себе бразильскую попку: казахстанский хирург раскрыл секреты
– Конечно, пришлось. Это ведь международный язык врачей! Выпишут рецепт где-нибудь в Южной Африке, и я без проблем его пойму. Или наоборот.
– Почему у всех без исключения медиков почерк понять невозможно при всем желании, а у тебя он такой красивый? И правда ли, что врачи прекрасно понимают почерк коллег?
– Правда. А почерк у медиков такой, потому что любому врачу приходится очень много писать. Полистайте историю болезни любого человека в годах – а это ведь только небольшая часть бумажной работы и в отношении только одного пациента! Хорошо, что сейчас даже в провинции всё больше работы мы делаем на компьютерах. Очень может быть, что почерк у меня медицинским и не станет…
– Почему красивые и молодые девушки идут в профессию, где много крови и страданий?
– Вы же видите – сейчас в мире все меньше чисто мужских или чисто женских профессий. А хирургия – это как наркотик, где самое главное – спасти жизнь человека.
АЛМАТИНСКАЯ ОБЛАСТЬ