Предчувствуя опасность
– Не говоря о том, что немало произведений поэта после его гибели было уничтожено временем и людьми, погиб весь его личный архив, почти не осталось документов и в спецхранилищах, – сокрушается научный сотрудник Семипалатинского историко-краеведческого музея Ляззат АльжановА, которая не раз выезжала в родные Шакариму места, по крупице собирая каждое слово очевидцев его жизни и гибели.
С последними днями степного мудреца связано особенно много загадок. Незадолго до гибели Шакарим – уже почти 60-летний аксакал, внук султана, племянник Абая, одаренный исследователь, тонкий лирик, философ – решил покинуть привычное окружение и удалиться от людей, начав вести уединенный образ жизни отшельника. Одни говорят, что к этому его побудило желание уйти от суетности жизни, усилившееся после недолгого пребывания в должности волостного, на которую его избрал народ. Другие утверждают, что, чувствуя неизбежную расправу, он таким образом хотел обезопасить своих близких. Чтобы, удалившись от родных, отвести от них беду.
Расправа под дождем
Но даже в ставшем отшельником аксакале новые власти усматривали опасность: был волостным – значит, прихвостень царского режима. Совершал хадж – значит, религиозный фанатик. Был заочно включен в ряды алашордынцев – значит, оголтелый противник новой власти. В переводе на язык тех лет это означало “враг народа”. Так постепенно над Шакаримом сгущались тучи. А в страшный день 2 октября 1931 года они сомкнулись над его головой и в прямом смысле.
Ляззат Альжановой в одной из поездок в Баканас довелось найти очевидцев давних событий, в чью память на всю жизнь врезался тот пасмурный дождливый день. Они рассказали, что Шакарим вместе с друзьями, Гылымбаем и Даятом, возвращался с охоты, когда из засады за холмом выскочили сотрудники ГПУ и открыли огонь. Вскоре по степи словно эхо понеслась весть о том, что везут тело убитого Шакарима. Но случайных свидетелей, выбегавших из юрт ближайших аулов, пистолетными выстрелами заставляли пятиться назад под войлочные покровы…
Трагические подробности
Корреспонденту “Каравана” удалось отыскать еще одну женщину, о той степной трагедии она услышала от сына поэта. Муж Зои ИСАТАЕВОЙ Мураткали в 1970-е годы был директором совхоза имени Абая. В его ведении, среди прочего, находился и музей Абая в Жидебае. Его в те годы возглавлял сын Шакарима Ахат КУДАЙБЕРДИЕВ.
– Мы очень близко общались с Ахатом-ата, – вспоминает Зоя Васильевна. – Прадед моего мужа и дед Шакарима когда-то вместе совершали хадж в Мекку, и это нас по-родственному сближало. Ахат-ата частенько приезжал к нам домой, наши дети называли его дедом. Однажды за столом он рассказал, что смог выяснить о смерти своего отца и о том, как нашел его останки. Тело поэта закинули на лошадь и привезли в село Баканас. Глубокой ночью трое сельчан пробрались к телу, чтобы выкрасть его. Делать это открыто они боялись, зная, что повторят судьбу Шакарима. Решили перепрятать тело, а когда уляжется шум, предать его земле, как положено. Но их ждала засада. Всех троих арестовали, увезли в Караульскую тюрьму, где позже они были расстреляны.
Колодец, ставший могилой
Тело поэта бросили в давно высохший колодец Куркудук. Безжизненная яма 30 лет хранила его прах. Истлевшие кости десятилетиями засыпало песком.
– Ахат-ата рассказал, что то, как односельчане пытались перепрятать тело, а милиционеры скидывали его в колодец, видел житель села – Керемкул, – отметила Зоя Васильевна. – О тайне заброшенного колодца он рассказал только сыну Кабышу, с которым они втайне от всех посещали это место, читали молитвы. Керемкул даже попросил сына похоронить его возле колодца, чтобы не затерялось место упокоения Шакарима. Уже в 1961 году, когда поэт был реабилитирован, его единственный уцелевший сын Ахат приехал на родину. Кабыш Керемкулов показал ему место захоронения отца. Ахат-ата со слезами в голосе вспоминал, как они два дня раскапывали старый колодец. А когда дошли до костей, он обнаружил приметную пуговицу-тана, которая была пришита к одежде его отца. Она окончательно убедила в том, что здесь действительно обрел свое пристанище Шакарим. Останки тщательно были собраны. Ахат-ата позвонил в райцентр родственникам, сообщив, что везет тело отца. И только тогда зарезали лошадь, провели все обряды и, как положено, захоронили останки, десятилетия пролежавшие в колодце.
Тайный снимок
А в 1930-е годы власти делали все, чтобы взятый Шакаримом псевдоним – Забытый – стал реальностью.
– Уничтожалось все, что могло хоть отчасти напомнить о его пребывании на земле, – книги, рукописи, личные вещи, семейные фотографии, – подчеркнула Ляззат Альжанова. – Личный архив вовсе поручили сжечь глухонемому. Но благодаря этому человеку на память потомкам сохранился снимок, запечатлевший поэта. Фотография, само наличие которой также несколько десятилетий хранилось в тайне, только в оттепельные времена была передана его сыну Ахату. Долгое время этот снимок считался единственным сохранившимся портретом Шакарима.
В остальном, увы, судьба творческого наследия Шакарима опровергла красивую метафору его современника о рукописях, которые, мол, не горят. Как оказалось, горят и исчезают. В никуда исчезли изданные еще при жизни поэта книги, печатавшиеся в Семипалатинске, Ташкенте, Казани. Малая часть его произведений, которые мы сегодня можем прочитать, сохранилась только благодаря сыну Ахату, который чудом сумел сберечь трехтомное рукописное собрание сочинений своего отца. Но и этим желание стереть из памяти людской имя Шакарима, сделать его по-настоящему забытым не ограничивалось.
Плата кровью за кровное родство
В 1930-е охота была объявлена не только на Шакарима, но и на его детей. Многие из них ушли из жизни даже раньше отца.
– Сначала, в 1927 году, был арестован его сын Гафур и брошен в лагерь близ Караула, – пояснила Ляззат Альжанова. – Сегодня никто не сможет назвать официально предъявленного ему обвинения – старые архивы давно сожжены. Никто не знает и точную дату его гибели. Наверняка можно утверждать лишь одно – в 1930-м его уже не было в живых: не выдержав мучительных пыток, сын Шакарима покончил с собой. Вскоре погиб еще один его сын – Кабыш. И опять сплошные вопросы: когда именно он был заключен в лагерь? Как ему удалось оттуда бежать? Его тело нашли в отдаленном степном уголке. Скорее всего, его добил голод. За голенищем сапога Кабыша обнаружилась потрепанная тетрадка с последними стихами, пронизанными мечтой наесться вдоволь хлеба и увидеть родственников. А еще – получить от отвернувшихся небес даже не спасение, а ответ на единственный вопрос: за что такая мука?!
Младшего сына достали в Китае
Шакарим пытался уберечь хоть кого-то из своих детей. 1 октября 1931 года – за день до своей гибели – поэт отправил младшего сына Зията с семьей в Китай. Последним словом стало “прощай”, последним подарком – любимый конь, последним воспоминанием об отце – его лицо под серым низким небом, проливающим слезы мелко моросящим дождем. Позже, уже находясь вдали от родины, Зият напишет единственную дошедшую до нас поэму “Сiлбе”, описав в ней свой последний день в родных краях. Когда уже в наше время Ляззат Альжанова встречалась с очевидцами, старая свидетельница тех далеких дней вспоминала о предпоследнем дне жизни Шакарима такими же словами, что и Зият: “Моросил дождь…”. Увы, усилия отца не уберегли Зията. Агенты спецслужб настигли его, несмотря на границы: сначала арест в 1931 году, а в 1935-м, как гласит официальная версия, он пропал без вести.
Выжил только один
Не НКВД, а сама смерть пощадила только одного сына Шакарима – Ахата. Он оказался по ту сторону колючей проволоки в 1929 году. О том, каковы были выпавшие ему на долю испытания, без лишних слов свидетельствуют три попытки самоубийства (в 1931, 1932 и 1937 годах). В последний раз, казалось, все должно было привести к прекращению мучений: Ахат вонзил себе в грудь иглу, но… остался жив. Впоследствии выяснилось, что острие иглы чудом остановилось, достигнув околосердечной сумки. В Семее до сих пор живы врачи, которые делали Ахату Кудайбердиеву рентгеновские снимки, где отчетливо видна игла. Только спустя десятилетия ему удалось выйти на свободу. В 1958 году он, настойчиво добивавшийся реабилитации отца, получил долгожданное письмо из Генеральной прокуратуры СССР, сообщавшее, что “…дело по обвинению Кудайбердиева Шакарима прекращено за недоказанностью обвинения”. После реабилитации отца Ахат возглавлял музей Абая в Жидебае, затем занимался научной работой в Семипалатинском музее Абая. И долгие годы он почти никому не говорил о своем отце. Да и мало кто уже помнил о нем.
Понадобилось еще несколько десятилетий, чтобы запретное имя Забытого зазвучало на всю степь из немой тишины безвестности.
Семей