Парень ничего и не отрицал, считая себя правым. И нам, взрослым, предстояло объяснить ему, почему его правде не поверили представители закона.
Он шел через хорошо освещенный парк, где молодые люди, взбудораженные весенними токами, делились друг с другом адреналином: целовались, хохотали, дурачились. В аллее отдыхала компания юношей — они, как петухи на насесте, устроились на спинке скамейки, поставив грязные ноги на сиденье. Вдобавок и само сиденье, и дорожка окрест были усеяны семечной шелухой и плевками. Кто из нас, больших дядь и теть, не видел подобного? А кто попытался навести порядок? То-то. Не хотим связываться? Или просто спешим? Замечтались, со зрением плохо? Ну-ну. А пятнадцатилетний пацан не испугался. Он миролюбиво поинтересовался, из какого-такого зоопарка сбежали ребята.
Набросились на него, судя по всему, остервенело — пятеро на одного. Очень быстро после начала драки — надо отдать им должное — прибыли стражи порядка. И, несмотря на уверения поборника чистоты, что это не он начал, и на призывы к полицейским посмотреть внимательно, из-за чего весь сыр-бор и понять, что он прав, его одного, как зачинщика общественного беспорядка, погрузили в уазик. Правда, до участка не довезли — отъехав от парка, высадили на обочину, погрозили пальцем и умчались.
Он пошел домой — обиженный, недоумевающий. И поставил нас, беззаботно пьющих пиво у телевизора, в тупик. Вариант «наплюй и забудь» не годился априори. «Он ведь и в школе всех достал, — вздохнул мой друг, — своей борьбой за правду. И в кого он такой принципиальный!» «Как дальше будет жить, господи!» — подхватила его жена, пробегая с чистым полотенцем. Я в изумлении уставился на них. И пока мальчик в ванной под душем смывал с себя грязь, мы притихли, думая, наверное, каждый о своем. И о том, что же сейчас ему скажем. Я, честное слово, не знал. А может, так и надо? Жить-то?