Государство даже выплачивает зарплату и пособие на содержание ребёнка в размере 10 МРП. Более того, при патронате не нужно соблюдать тайну усыновления, он позволяет по-другому строить отношения с биологическими родителями.
Но это формальная сторона, а что происходит в домах, куда принимают сироту, в душе самого ребёнка, как меняется его быт и отношение к миру? – рассказывает "Радиоточка".
Наверное, слишком самонадеянно думать, что эти примеры помогут кому-то решиться, наконец, взять ребёнка из детского дома, или, наоборот, отказаться от этой затеи, или откроют другую реальность. Но вдруг?
Мальчик Саша увидел море в 10 лет, тогда же он впервые сам выбирал себе тетради, пенал, фломастеры в магазине и насмотрелся мультиков вдоволь. До этого он жил в детском доме. Его взяли на патронат алматинцы — пара, у которой никогда не было детей. Теперь у Саши своя комната, он занимается каратэ и танцами, дважды в день чистит зубы и учится жить в семье. А патронатный воспитатель учится быть папой.
— Обычно усыновить или взять на патронат стараются маленьких — до трёх лет. Не было опасений, что принимаете довольно взрослого ребёнка?
— Но мы и не смогли бы с маленьким ребёнком — мы с женой оба работаем. И потом — редко бывает, чтобы ребёнок до трёх лет был нормально развит, не болен. А у нас нет таких возможностей, чтобы сложные диагнозы лечить. Я насмотрелся там, в детских домах. Маленьких детей, правда, нет. Конечно, думали об этом…
А потом, когда я его (Сашу – прим. "Радиоточки") увидел, меня "торкнуло".
— То есть не выбирал, а почувствовал?
— Да, я всё думал, как понять…
— Что это ваш ребёнок?
— Да. Мне показали в детском доме все личные дела. Достали все фотографии, я их посмотрел. И на нём остановился, отложил эту папку. И понял уже тогда, что воспитатель мне впустую показывает остальные документы, впустую рассказывает про других. И тут он заглянул в кабинет. В этот момент я почувствовал.
— Много говорят о том, что людям сложно усыновить ребёнка, что их гоняют по кабинетам, волокитят оформление. На вашем примере можно сказать, что это не так уж сложно при желании?
— Фильм "Ёлки" смотрели? Там про семь рукопожатий — позвони одному, позвони другому, третьему. Если захотеть, всё можно. Я в этой ситуации понял, что у меня есть друзья.
В органах опеки, я считаю, должны работать люди, которые будут переживать за каждого ребёнка. Пусть ему хорошо в детском доме, но в семье всё равно лучше. Если они будут думать, что из-за этих "завтра-послезавтра" дни тянутся. Самое ужасное, что не усыновители ждут, а ребёнок ждёт. Я ещё не успел с ним познакомиться, вышел из детского дома, а он мне уже из окошка кричал: "А когда ты приедешь?" Если к нам кто-то другой из детей подходил, он злился: "Ты чё подсекаешь?!" Ревность — я его и больше ничей.
— А папой когда он стал называть?
— Меньше, чем через неделю после знакомства. Ему что-то нужно было срочно спросить и он просто сказал: "Пап". Я так думаю, что "папа" ему проще было сказать, чем "мама". Доверия к мужчинам как-то больше… Сейчас я чувствую, что он уже искренне "папкает". А жену он официально спросил: "Можно я тебя буду называть "мамой"?"
— Он помнит свою маму?
— Он мне сказал: "Я тебе один раз расскажу, что я помню. Но больше мы на эту тему не будем разговаривать". Мать всё равно ближе… Наверное… Да точно так и будет — рано или поздно он захочет просто посмотреть на неё, даже не пообщаться, а просто через дорогу увидеть. Дай бог, что он придёт и скажет: "Пап, давай съездим по такому-то адресу". Он помнит свой адрес. Но он и помнит, то там ничего хорошего не было — ночные подъёмы, походы за водкой.
— Её лишили родительских прав?
— Да. Его отняли. И ребёнок психологически замыкается в себе…
Он нам в первые дни пытался показать всё, что он умеет: он рано встал, он заправил кровать, он рисует, он и вяжет, он и пляшет.
— Понравиться хотел?
— Да. Потом — они очень хорошие психологи. Вести ребёнка после детского дома к психологу смысла нет. Он его уделает — он знает, какой треугольник закрасить, какого человечка нарисовать. Он всё это прожевал и выплюнул давным-давно. Он тебе такого человечка закрасит, что будет видно, что у него самооценка заниженная, что он без любви живёт, что он забитый. На самом деле, они не забитые. Просто они всё это знают, и я думаю, не без помощи психологов из детского дома. Их готовят, наверное, к этому…
— Вы как-то вскользь сказали, что Саша не доверяет женщинам…
— У них на территории детского дома две собаки ощенились. Одну машина сбила, а другая, как он сказал, щенков перетащила к себе и их кормила. Он говорит: "Та мать, которая ребёнка бросает, она же хуже собаки". Он сделал для себя вывод…
— А как он реагирует на ласку, если хотите поцеловать, что-то на ушко шепнуть?
— Честно? Начинаешь с ним сюсюкаться, он начинает борзеть. Но как и любой ребёнок, даже домашний. Он чувствует, знает, что я его люблю, что он мой сын, что я его не предам. Но я папаша, а он мальчик. Если бы он был Машей, а не Сашей, то я, может быть, сюсюкался. А так в строгости стараюсь держать, как и любой отец нормальный.
Сам ложусь спать, иду поправить одеяло — начинаю укрывать, он просыпается, ну сядешь, спинку почешешь, поцелуешь.
— Вы много лет жили без детей, свой уклад был — не было страха, сможете ли ужиться, справитесь ли как родители?
— Я же справился. И с годовалым бы справился. Если бы была возможность, я готов всех их взять. Приезжаю в дом малютки, мальчик двухлетний выворчивается у няньки из руки и ко мне. Мне говорят: "Подтверждённый ВИЧ-статус". У меня слёзы градом… И директор дома малютки плачет вместе со мной.
— Жизнь сильно изменилась?
— Естественно. Раньше думал о себе. А сейчас: ладно, машина подождёт, жена попрыгает, я перебьюсь, сначала — ребёнку. Стараешься ему больше дать.
— Конфликты бывают?
— Бывают. Подписали договор, я ему объясняю: "Патронат оформили, ты теперь постоянно будешь находиться дома". А он спрашивает: "А как я себя должен вести?" Понимаете? Поначалу он белый и пушистый — всё знает, всё умеет — но каждый раз прощупывал планку допустимого. Прощупал.
— Как реагирует, когда ругают его, пугается?
— Он не пугается. Он переживает, когда получает тройки. У него 600 с лишним пятерок, и тут трояк. Ведёт статистику. Дневник скучно смотреть — пять, пять, пять.
— Телевизор любит смотреть?
— Да, как ненормальный в эти мультики. Там же не давали смотреть.
— Как он к деньгам относится? Понимает, что сколько стоит?
— Мы поехали покупать ему куртку — за пять тысяч купили. Потом заехали в магазин игрушек — там радиоуправляемая стоила 4,5 тысячи и полторы тысячи. Он быстро посчитал, что можно купить за полторы, потому что к цене второй можно 500 добавить и ещё куртку купить. На что друг сказал, что его двое детей упали и закатили бы истерику. Чудо моё.
По понятным причинам, полные сведения о себе эта семья не хотела бы разглашать. А вот история мальчика Серёжи стала медийной. Его взяла на патронат журналист Юлиана Алексеенко. Об этом часто и много писали казахстанские СМИ. Молодую маму с приёмным сыном приглашали на всевозможные мероприятия. Со временем интерес поутих, настали будни.
Взять ребёнка из детдома не страшно — истории патронатных семейСерёжа загадывает желание в день рождения. Фото: из личного архива Юлианы Алексеенко
— В одном интервью вы рассказывали, что всегда – ещё со школы – хотели взять ребёнка из детского дома. Но в то же время говорили, что вы не собирались идти и завтра усыновлять, что это получилось случайно. Как?
— Серёжу я увидела на сайте (usynovite.kz – открытая база данных детей-сирот – прим. "Радиоточки"). И что-то отозвалось. Учитывая, что я не замужем, у меня есть ребёнок (пятилетняя дочь — прим. "Радиоточки"), я не богата – живу на зарплату, усыновлять сейчас, естественно, не планировала. Но увидела Серёжину анкету и потеряла покой. Этот мальчик у меня в голове был всё время, часто ложилась спать с мыслями о нём. И я сказала себе: "Сколько можно? Хотя бы посмотри на него, быть может, окажется, что вы не понравитесь друг другу".
В детский дом я попала благодаря профессии. И потом просто смотрела на него, наблюдала. Я даже боялась с ним активно взаимодействовать – дать надежду раньше времени. Потом случайно проговорилась о своей симпатии секретарю детского дома, и та сказала об этом директору. Мне звонит директор и говорит: "Я слышала, что вы влюблены в нашего Серёжу? ". Оказалось, он был её любимчиком, и она его сама мне буквально "сосватала": "Оформите гостевую семью и, пожалуйста, вы можете его вывезти". У него должен был быть день рождения вскоре, я воспользовалась таким удобным предлогом, и первый раз мы привезли его домой – сделали детский праздник, на который поздравить его приезжал Бэтман.
— Он захотел?
— Конечно, у него сразу глазки заблестели. После первых выходных я его увезла в детский дом, а потом, когда приехала среди недели, мы с ним сели на диванчик, и он мне признался, что плакал ночами – ему снова хотелось к нам. Ребёнок сразу привыкает. Детдомовцам очень мало нужно для надежды, даже взгляда достаточно или слова. Они ведь там не живут, а пребывают в ожидании настоящей жизни, которая наступит с появлением семьи, дома, каких-то личных вещей.
— Сложностей, препонов не было?
— Мне повезло, потому что я журналист и пришла за Серёжей "по другой дорожке". Плюс руководство в детском доме №2 (в Алматы — прим. "Радиоточки") хорошее, они только помогали. Но у многих проблемы есть, люди хотят взять даже конкретного ребёнка, и это не получается. И это не говоря о младенцах, на которых стоит очередь. Моя приятельница нашла девочку, которая запала ей в душу. Девочка находится в Астане, и уже который месяц девушка просто не может связаться ни с органами опеки, ни с детским домом – телефон не берут, на письма не отвечают. Представьте, в этом детском доме наверняка до сотни деток, которые не живут, которые ждут – каждый день, месяцами и годами… А люди, которые должны помогать этим детям, просто не идут на контакт. Обидно – зачем другие неравнодушные люди трудятся, делают эти сто анкет на сайте, если так работают государственные органы?
— А Серёжа у вас сколько времени живёт?
— После того дня рождения – полтора года назад – все выходные и каникулы он проводил дома. А патронат я оформила в мае, после окончания учебного года.
В тот первый день рождения, когда мы его забрали, ему исполнялось 8 лет. Меня спрашивали: "Ты не боишься? Мальчик! Ещё и взрослый! Почему ты девочку маленькую не взяла?" Но я не выбирала ребёнка. Если бы я была замужем, мы были бездетные, может, мы с мужем подошли бы к этому иначе. Но я просто полюбила ребёнка.
— Многие считают — чтобы взять ребёнка нужна семья, брак, жилищные условия…
— Какие-то условия, конечно, нужны. Нужен стабильный доход, здоровье, жилье. Когда ты подаёшь документы, социальный работник оценивает, в каких условиях семья проживает. Не обязательно владеть недвижимостью. Это может быть недвижимость родителей, где ты проживаешь. Условия не такие жёсткие.
— А как Серёжа оказался в детском доме?
— Неблагополучная семья. У него молодая мама… Она добрая, но потерялась в жизни. Подавляющее большинство ребят в детском доме – из таких семей, у них живые родители, которые либо лишены прав, потому что ведут такой образ жизни, либо отбывают сроки.
— Разговор о маме был какой-то?
— Его мама изредка присутствует в нашей жизни. Изначально мы стали общаться с его прабабушкой. Первый раз, когда мы забрали его на день рождения, я сама попросила её контакты у директора и предложила ей приехать. Мне хотелось, чтобы он не чувствовал себя неуютно среди чужих. Всё-таки его день рождения, и хотя бы один родной человек должен быть.
Потом я предложила прабабушке спросить у мамы Серёжи, хочет ли она с ним общаться. И мама вышла на связь летом прошлого года, приезжала на встречу. Второй раз, в конце лета, он с мамой ездил погулять в парк.
— Почему вы решили так?
— Кровная связь – это важно. Мне кажется, что если контакт будет, ребёнок сможет вырасти с пониманием, что он не плохой, и мама не плохая – у неё просто так сложилось. Это будет намного легче, чем если он будет думать плохо о ней и о себе как её продолжении.
Мне говорили некоторые: "Ты странная. Он вырастет, и махнёт на тебя рукой и пойдёт к родной маме". Но я считаю, что если так будет, значит, так тому и быть. Я осознаю риски, хотя они не велики. Для меня важнее думать о ребёнке – я хочу, чтобы он за эти годы стал счастливым человеком. Пусть лучше у него будет больше родственников, пусть он общается с ними, пусть у него будет две мамы и он вырастет сильным парнем, со стержнем, нежели я его изолирую от них только из-за своего эго.
— Часто сравнивают детей из семей и детских домов, что они отличаются по эмоциональному восприятию…
— Даже в одной семье бывают разные дети – один покладистый, второй – капризный, так и в детском доме они все отличаются. Это же просто разные маленькие люди. Поверьте – это такие же дети, просто с ранами, которые затянутся, если будет любовь. Мне кажется, в этом вопросе акцент нужно смещать в сторону отношения усыновителя к приёмному ребёнку. Потому что кровному, каким бы он ни был хулиганом, как бы ты его ни ругал, через час ты всё легко простишь. А с приёмным гораздо больше настроек в себе нужно отлаживать, чтобы всё время идти по пути еще большего сближения и доверия. В этом вся разница. Чтобы у вас любовь состоялась, нужно время.
Допустим, у нас поначалу всё было заоблачно, я думала: "Фуф, да если так легко усыновлять, можно и ещё десятерых!" Но, конечно, время идёт, ты что-то узнаёшь новое в этой маленькой личности, многое открываешь в себе, порой сталкиваешься с барьерами. Поэтому всем, кто хочет усыновить, надо подумать – как ты сам будешь себя вести в трудных ситуациях. У людей чаще радужные ожидания, а потом в критических ситуациях возникает естественное недоумение: "Как так? Я отдаю тебе своё время, внимание, я думаю о тебе сутками столько, сколько не думаю ни о ком, я трачу деньги, а ты со мной так?" Мы ждём в ответ обожания, искренней благодарности. И когда не получаем это, бывает тяжело. Но лично для меня это всегда вызов – в такие моменты я понимаю, что надо двигаться дальше, читать новые книжки, находить в себе новые поводы для любви.
— Выпускникам детских домов потом сложно жить. Согласны?
— Конечно. У девочек дорожка – проституция, неудачные связи, аборты и в итоге такие же брошенные ими дети, а у мальчиков – воровство, тюрьма, наркотики. Всё потому, что детский дом – об этом тоже сейчас много говорят – большой вред. Есть детские дома, где всё благополучно в материальном плане, воспитанники там накормлены, одеты. Но обратная сторона: они вырастают с ощущением, что обеспечение его всем необходимым – это норма. Они считают: я сирота, я несчастный, мне обязаны дать. Может быть, это и так. Но беда в том, что когда они оттуда выходят, им уже никто не обязан, им больше никто ничего не даёт, а как теперь добиваться всего самому, они не знают. Что им остаётся?
Что делают волонтёры, благотворители? Привозят подарки в детский дом, счастливые за детей, наполненные гордостью за себя. Тут я их совсем не осуждаю, просто люди не знают истинных проблем. Социальные работники, органы опеки должны развивать институт правильной благотворительности, образно говоря, не нужно заваливать детский дом рыбой.
— Можно ли сказать, что любого ребёнка, сколько бы они ни находился в детском доме, какие у него ни были бы проблемы, можно взять семью, и он расцветёт?
— Нет в этом деле никаких законов, нет одинаковых шаблонов для детей с такими разными историями и характерами. Есть масса примеров, как сироты становились не просто счастливыми гражданами, но мегауспешными людьми, яркий пример – Стив Джобс. Всё, что мы можем – это верить, идти по выбранному пути, любить и тогда, скорее всего, и ребёнок, и вы сами обретёте гармонию.
Супруги Ким воспитание чужих детей считают, если мерить гражданскими категориями, то долгом, если духовными, то служением. Жанна и Эдуард не получают за это плату ни от государства, ни от кого-либо ещё. К ним попадают малыши из дома малютки, молодые оступившиеся мамы приносят им своих младенцев – на время. Иногда на неделю, порой на год. И супруги Ким растят их, кормят, любят сколько нужно для того, чтобы судьба того или иного ребёнка устроилась, но не в детском доме. При этом у них трое своих – шестилетний и десятимесячный сыновья, пятилетняя дочь. И ещё одна девочка – приёмная.
Взять ребёнка из детдома не страшно — истории патронатных семейРодные, приёмные и взятые на временное воспитание дети супругов Ким. Фото: из личного архива семьи
— Обычно люди, у которых нет детей, усыновляют, берут под патронат. А вы почему стали этим заниматься?
Жанна Ким: Я ещё в молодости начала — бывала волонтёром в реабилитационном центре, помогала с трудными подростками. И всё время меня волновало, как им помочь реабилитироваться, социально адаптироваться. Спустя время, я вышла замуж. Так сложилось, что мой муж работает в общественном фонде, которым занимается тем же самым. Мы поняли, что очень сложно исправлять детей после нахождения в детских домах, в домах малютки.
— А нужно что-то исправлять?
Ж.К.: К нам очень часто приходят консультироваться, когда хотят взять ребёнка. Но прежде важно определиться — для чего это делать? Изначально человек, который хочет оформить патронат, усыновление, опеку, должен задать себе вопрос: для чего?
Если ответ такой, как мне одна девушка сказала — "я не могу спать, зная, что в детском доме есть ребёнок, которого никто не поцеловал" — тогда всё получится. Как бы ни было сложно, если у человека посыл — помочь ребёнку, в самые трудные минуты воспитания, притирки силы найдутся.
Если человек это делает, потому что нет своих, нужно как-то реализоваться… Если ответ начинается с "я", "для меня" и "мне", то будет много сложностей, потому что те, кто попал в детский дом даже на месяц, на два — это несчастные дети, с искалеченной психикой, они пережили ужасное. Их нужно восстанавливать — даже грудных. Мы, например, дома, кормим младенцев смесью 8-12 раз в день, там, насколько нам известно, кормят три раза. Потому что их много, а соцработников мало.
Эдуард Ким: У нас был опыт — мы взяли троих детей из дома малютки. Их мать не очень состоятельна социально и финансово. Дом малютки расформировывали, ей сказали забрать их. Но прежде она должна была показать реабилитацию — что она нормальная мать, что у неё есть где жить, есть работа. Она показать этого не могла и обратилась к нам за помощью: "Помогите мне детей забрать, если я этого не покажу, то их раздадут по детским домам, а меня лишат материнских прав".
Ж.К.: Так у нас оказались трое детей — четырёх, трёх и полутора лет. И теперь я могу сказать – они измученные, исстрадавшиеся. Девочка в четыре года не разговаривает. Они не умеют делать выбор, не понимают, где добро, где зло. Они не понимают вообще отношений. Они были напуганы, вели себя неадекватно. Они дрались с нами, кусали за ноги.
— Они ждут зла от взрослых?
Ж.К.: Мы не можем утверждать, но, судя по поведению, возможно, их избивали или наказывали. Если только мы повышали голос, чтобы позвать их, они закрывались, замыкались и прятались. Или, например, я ночью подошла поправить одеяло, двухлетний ребёнок соскочил, я говорю: "Всё хорошо, всё нормально". Что делают ночами, чтобы дети так пугались, так чутко спали?
Э.К.: Бывало так, что они сидели-сидели и зависали, ни на что не реагировали, какие-то отрешённые. Сейчас они в прекрасной семье опекунов — мама-педагог, папа-врач. Так вот, пока они к ним не попали, мы не могли понять, что с ними. А потом опекуны нам рассказали: дети простыли, они стали их лечить, взяли упаковку таблеток, так дети рты пооткрывали и просят таблетки, аж трясёт их. Как можно это расценивать? Что они сидели на транквилизаторах или других препаратах большую часть своей жизни? Что, когда попали к нам, у них была "ломка"?
— Вы помогли им опекунов найти?
Ж.К.: Это то, чем и занимаемся — мы семья, которая берёт на реабилитацию детей, чтобы они снова не попали в детдом или вообще туда не попали. У нас знакомая была, родила вне брака: "Помогите найти детский дом, я не могу взять его в семью". Мы стали с ней работать: "Поговори, может быть, мама-папа передумают, внучка же всё-таки". Год разговариваешь — год ребёнок находился у тебя. Год ты его любишь, растишь. А там принимается какое-то решение — иногда они оставляют в семье, а иногда нет.
Э.К.: Для таких родителей важен статус — что их прав не лишили. Но как мать она не функционирует. И детей при этом, что страшно, усыновить нельзя. Под опеку не все соглашаются брать. И они в подвешенном состоянии. И мы приходим к выводу, что реабилитировать лучше маленьких. Потому что подростков после того, что с ними делают в детских домах, исправить невозможно. Бывали даже случаи, что девочки, которые рожали в детском доме или после, душили своих младенцев подушками. Из любви это. Они считают: "Я лучше его убью, чем он пройдёт то же, что и я".
— У неё нет модели, она не знает, как быть матерью…
Э.К.: Вот вы дома воспитывались. У вас были мама-папа. Вы зависели от родителей. Они заболели, вы заменяли их – кушать готовили, пытались убирать, ходили в магазин. Вы знали город. А эти дети лишены такого опыта — за них государство решило, где спать, что есть, что надеть. Они город не знают. Выходят в 18 лет без жизненного иммунитета. Они не знают, как чайник ставить, как документы делать, что сколько стоит.
Ж.К.: Мы стараемся помогать таким детям, как можем. Свою однокомнатную сдали в аренду, сняли вот это жильё (небольшой дом в Алматы – прим. "Радиоточки").
— Одна из ваших детей тоже приёмная. В каком возрасте вы её взяли?
Ж.К.: В 40 дней.
— Также принесли, чтобы вы просто поухаживали?
Э.К.: Да, а сейчас Аяне уже два года. Она очень жизнерадостный ребёнок. Теперь оформляем документы на неё. Мы ждали, пока мама примет решение. Для нас всегда приоритет — мама. Мы стараемся всё сделать, чтобы ребёнок остался с мамой. Но в случае с нашей дочерью так и не получилось — там её не приняла семья, они поставили маму девочки перед выбором. Но она приходит, мы дружим.
— А материальная сторона?
Ж.К.: Мы живём только на зарплату мужа. На работу я выйти не могу — дети, а ещё у меня есть бесплатные социальные проекты, я как волонтёр работаю консультантом на телефоне доверия для девочек при незапланированной беременности, там же читаю лекции. И занимаюсь помощью малоимущим семьям. Но если Всевышний послал ребёнка, он обеспечит всем необходимым.
— Многие семьи хотели бы взять детей, но их останавливают мысли о том, какая у него генетика, как он будет себя вести?
Э.К.: В том-то и дело, что люди нередко берут детей, чтобы потешить своё эго. Они не думают о ребёнке, а думают, что берут игрушки. Соответственно, эта "игрушка" будет показывать свой характер. И это независимо от генетики. Посмотрите, свои дети так делают. Но своих-то прощать легче, чем чужих, да? А если вы просто хотите сделать ребёнка счастливым, то у вас не будет стоять никаких вопросов на тему, как он будет себя вести.
Ж.К.: Только любовь может изменить что-то. Наркоманами становятся не те, у кого генетика, а у кого воспитание такое, нехватка эмоций, любви. Я как-то познакомилась с мальчиком. Его история такая: заболела мать у него здесь, и бабушка увезла его в Москву. И там через несколько дней умерла. Она остался один, ему было 8 лет. И чтобы его не забрали в детский дом, он пошёл пешком домой, к матери, из Москвы в Алматы. Он шёл почти 5 лет. Он говорил: "Понимаете, собаки лучше людей, они греют". Он землю ел, червяков, рассказывал мне, какие деревья съедобные, какие нет. Ребёнок просто выживал и при этом остался добрым и отзывчивым. Но чаще всего озлобление идёт и потому, что он не видит любви. Поэтому забрать и устроить в семью до детского дома — эта наша цель.
Э.К.: Мы бы хотели, чтобы государство больше уделяло этому внимание. Может быть, разработало соответствующую программу. Или хотя бы упростили оформление документов на ребёнка, которого ты берёшь под опеку или на патронат. А то сейчас надо столько бумаг собрать, и при этом тебя ещё будут контролировать. Я понимаю, что контроль должен быть, но до бумаг. Нужно проверить всю семью, решить — дать ему ребёнка или нет, чтобы он тогда уже мог собирать документы. А если уж собирает, то надо ему помогать — пусть будет орган соответствующий. Пришёл туда, заявление написал, тебе сделали все бумаги — по принципу одного окна. А сейчас я должен туда за бумажкой, туда, всё за свой счёт, а работать когда?
— Как с воспитательными моментами — если на своего можно накричать, наказать, но он всё равно знает, что ты его любишь, а с приёмными как?
Э.К.: Дело в том, что для нас они все свои. И отношение такое же. И мы пришли к выводу, что мы не будем скрывать, что у ребёнка есть родная мама. Чтобы не получилось, как в том анекдоте — в 18 он не сказал: "Так вот почему ты меня так сильно бил" (смеётся)
Ж.К.: Для меня тоже нет разницы. Делать добро легко, если ваше сердце открыто. Если ваша любовь безусловна, то получится всё. Если есть условия, или вы ищите какую-то выгоду, то будет сложно. И я всегда на этом стою.