В 25 лет – в ссылку
Знойным июльским днем 1889 года из Семипалатинска в Зайсан был отправлен по этапу 25-летний молодой человек. Хрупкий, с утонченным, похожим на чеховское, лицом, он имел изможденный вид. Врачи, опасаясь за здоровье ссыльного, советовали повременить с поездкой. Но областной полицмейстер настоял на немедленной отправке “государственного преступника”. Звали его Николай Яковлевич Коншин.
Он был одним из многих представителей того поколения, которое в конце ХIХ столетия искренне мечтало о крутых переменах и свободе. “Быть революционером казалось мне завидным жребием, – вспоминал позже о своей мятежной молодости Николай Яковлевич. – Хорошо помню, как в Вышнем Волочке я ходил к тюрьме, где тогда содержались революционеры до отсылки в Сибирь”.
Политический арестант
Едва начав учебу в Московском университете, Коншин примкнул к студенческому движению. В 1884 году за участие в волнениях был исключен со второго курса медицинского факультета. Затем поступил в ярославский Демидовский юридический лицей и уже через месяц стал членом студенческого революционного кружка, тесно связанного с организацией “Народной воли”. Организация была разгромлена полицией. Всего было привлечено к делу до 30 человек. В числе “зачинщиков” значился Коншин.
22-летний студент попал в одиночную камеру местной тюрьмы, потом был переведен в Москву, в Бутырскую пересыльную тюрьму. Здесь он сидел вместе со многими известными политзаключенными, в числе которых были и соратники Александра УЛЬЯНОВА. За участие в беспорядках, устроенных в тюрьме политическими заключенными, Коншина бросили в карцер. А в конце ноября 1887 года департамент полиции довел до его сведения об отправлении в ссылку в Степной край.
Спасительная ирония
“Я очутился, волею судеб, в Зайсане, маленьком городишке, – описывал свое тогдашнее состояние Николай Яковлевич в одном из писем к дочери Екатерине спустя 40 лет после этих событий. – То революционное движение, к которому я примыкал, было окончательно сломлено, и новых путей на смену его я тогда не знал. С новой средой, меня окружавшей, я ничего общего не имел. Невольно складывался вывод: в прошлом – одни ошибки, а грядущее казалось безнадежно серым и мрачным… Да и вообще стоит ли жить? Не слишком ли жизнь (не моя лично, а вообще) пуста и глупа? Мне помогла большая доза юмора, смешанного с иронией, какую я имел в своей молодости”.
Эта ирония даже сегодня живо ощущается в сохранившихся путевых заметках Коншина о поездках по городам и аулам Прииртышья. Чего стоит, например, хотя бы одно описание бестолковых усилий власти по спасению от разливов речки Ульбинки в Усть-Каменогорске: “Маленькая и узкая летом, она почти каждой весной причиняет своим разливом немало бед и хлопот усть-каменогорцам. По берегам ее городское управление устроило целые насыпи: они должны напоминать буйной речке, что “отцы города” зорко следят за ее поведением”.
Нескучная статистика
Деятельная натура Коншина не могла терпеть безделья, и вскоре он неожиданно открыл в себе новые интересы. Николай Яковлевич с увлечением начал изучать историю казахского народа, быт, обычаи, устное народное творчество. После полуторагодичного пребывания в Зайсане Коншину разрешили переехать в Семипалатинск. А после завершения срока ссылки он вернулся в Саратов, но понял, что его неудержимо тянет назад. В октябре 1896 года вернулся в Семипалатинск, где и прожил до последних дней своей жизни.
Он занял должность секретаря статистического комитета. Сбор сухих сведений о социально-экономическом состоянии края превратился для него в полное самых интересных знаний исследование. Коншин с головой окунулся в изучение природных богатств, истории, географии, археологии, этнографии края. Под его руководством и непосредственном участии в Семипалатинской области в 1897 году была проведена перепись населения.
В защиту джатаков
Коншин много ездил по селам и аулам Семипалатинской области. Общаясь с сотнями степняков, он одним из первых увидел последствия той трагедии, о которой спустя пару десятилетий начнут говорить алашордынцы.
В 1898 году он выпустил очерк “К вопросу о переходе киргиз Семипалатинской области на оседлое положение” о тяжелом экономическом положении джатаков – шедших в батраки бедняков, оказавшихся без единственного средства для обеспеченного существования в степи – без скота. “Часть их за неимением в степи достаточного спроса на рабочую силу, – пишет Коншин, – вынуждена бежать из степи в казачьи селения и города”.
В те годы он познакомился с Абаем. Постепенно знакомство переросло в большую дружбу. По просьбе Николая Яковлевича Абай написал “Заметки о происхождении родов киргизской орды”, которые были подготовлены Коншиным к печати.
Неутомимый исследователь
Сам он тоже старался как можно больше написать о том, с чем сталкивался во время своих многочисленных поездок по уездам губернии. В 1900 году под его руководством проводится сбор археологических сведений. На основе присланных в статистический комитет данных Николай Яковлевич написал статью “О памятниках старины в Семипалатинской области”. А в очерке “Об одном киргизском джуте” он, опираясь на факты, доказал бездействие властей и их попытку исказить реальное бедственное положение степняков.
При этом Коншин умел превратить статистические отчеты почти в художественное описание. Он с тонким юмором описывает собственную неловкость, которую испытывал всякий раз, оказавшись на месте почетного гостя в юрте, и с острой болью пересказывает свои разговоры с обитателями бедных юрт, которые жаловались ему, как бедняков в степи теснят богатые соплеменники, сетуя, что состоятельные аульчане не брезгуют поживиться за счет труда нищих. “Маленькие вопросы оборачивались целыми рассказами о житье-бытье, о прошлом, которое казалось им золотым веком”, – признавался Николай Яковлевич.
Хранитель книг
Коншин и в советское время жил мыслями о том, как сохранить накопленные знания. В 1920-е годы ему пришлось выдержать настоящую битву за сохранение редких библиотечных изданий. Дело в том, что еще в конце 1890-х годов политические ссыльные положили начало библиотеке при Семипалатинском статистическом комитете. До 1911 года он бесплатно возложил на себя обязанности по заведованию библиотекой, решал вопросы ее пополнения. Но политическому ссыльному вскоре запретили доступ к архивам и возможность переписки с государственными учреждениями. Коншин вынужден был сдать дела и смог вернуться к любимым книгам только в 1924 году, вновь получив должность заведующего книгохранилищем. К его ужасу, часть книг бесследно пропала, из многих изданий были безжалостно вырваны целые статьи об истории края, пополнений почти не было. “Утрата была велика”, – сетовал Николай Яковлевич в сохранившемся обращении к совету Семипалатинского географического отдела. Он вновь взялся за тщательное наведение порядка, требовал, чтобы книги с почты поступали непосредственно в библиотеку, минуя всевозможных секретарей и начальников. Благодаря этому часть тех изданий сохранилась в Семее и по сей день.
Почти забвение
По горькой иронии судьбы, понадобились усилия уже других краеведов, чтобы имя Коншина сохранилось в истории. Особая заслуга в этом архивиста, заслуженного работника культуры Казахской ССР Станислава ЧЕРНЫХ. Еще в конце 1970-х он высказал надежду, что будет снято “незаслуженное и несправедливое отношение к доброму имени” Николая Яковлевича и будут восстановлены его заслуги “без всяких оговорок, в истории нашего края”. Однако и сегодня о Коншине до обидного мало знают.
Совсем недавно прошла встреча творческой интеллигенции Семея с руководством городского отдела культуры. В ходе обсуждения памятных дат, посвященных выдающимся личностям, оставившим заметный вклад в истории Прииртышья, о Николае Яковлевиче напомнил писатель Медеу САРСЕКЕЕВ.
– Он сделал очень многое для нашего города, – подчеркнул литератор. – И даже Абай КУНАНБАЕВ признавался: “Мне глаза на мир открыл Николай Коншин”. Его труды мы вместе с усть-каменогорским краеведом Черных пытались издать еще 25 лет назад. Ездили в Алма-Ату, но не нашли в этом вопросе поддержки. С тех пор все документы хранятся в моем архиве.
Медеу Сарсекеев признался, что будет рад поделиться информацией о творческом и историческом наследии Николая Коншина с любым человеком, который интересуется нашим прошлым. Найдутся ли такие энтузиасты-краеведы, покажет ближайшее время.
Семей