Ветераны и разрывающиеся, или С Днем Победы

И мне давненько не приходилось, даже забываться стали перлы советской кабинетно-магазинной словесности в наших-то капреалиях, как вдруг на днях…
Впрочем, по порядку. Поздно вечером раздался телефонный звонок и очень вежливый женский голос попросил пригласить к аппарату Штурбабина Тимофея Андреевича, участника Великой Отечественной войны.
Поскольку Штурбабин Тимофей Андреевич, гвардии старший сержант — жаворонок по жизни, а сейчас, в свои восемьдесят четыре, еще и одолеваемый многочисленными хворями, он в это время уже мирно спал.
Голос сообщил, что ветерана ждут четвертого мая в Жетысусском акимате, где состоится концерт и вручение подарков. Но коль скоро он по состоянию здоровья прибыть не сможет, пусть прибудет кто-либо из родственников. К одиннадцати часам.
«Хорошо, — сказала я, открывая ежедневник, — подъеду, только вот концерт, гм…». «Ну конечно», — прекрасно все понял вежливый голос, — просто получите продуктовый набор, отцу вашему приятно будет». Я записала — четвертого, в одиннадцать, и мы расстались, обоюдно довольные общением.
Приятно — не то слово. До назначенного срока оставалось два дня, а старикан мой волновался как ребенок перед новогодней елкой, снова и снова выспрашивал подробности разговора, пенял мне, что не разбудила и фантазировал на тему содержимого акиматовского презента.
Не подумайте, что холодильник его пуст или на кухне нет чая-печенья или макарон (именно эти продукты традиционно входят в малый ветеранский набор). Для него важен сам процесс, знак внимания.
Подсолнечное масло из подарочного пакета, как правило, лучше. Конфеты — вкуснее! Двести пятьдесят раз он напомнил мне, чтобы не забыла.
И вот поспешаю. В кабинете номер три (как было сказано) застаю приятную женщину, вместе с посетительницей безуспешно, но упорно ищущую чью-то фамилию в списках и длинноволосую девицу в броуновских метаниях по поводу пропавшей серой папки. Вежливый голос совершенно не вяжется с ее видом и поведением — и это подтверждается через минуту, когда приятная женщина начинает терпеливейшим образом растолковывать по телефону что-то насчет льгот именно тем самым тембром… Девица же мечется от стола к подоконнику, затем вон из кабинета, затем опять к столу… Наконец «вдруг» замечает мою (достаточно заметную, кстати) фигуру и, сурово сдвинув брови, вопрошает: «Вы по какому вопросу?». Да вот, мол, «робею» я, подарок получить. «Ждите, пока концерт кончится!», — велит девица. И добавляет в ответ на реплику, что ждать-то, собственно, некогда: «Мы же не можем разорваться!»
Да и слава Богу! Я — человек циничный, нервная система местами подзакалена руководящей работой с низколобым и нерасторопно-тормознутым контингентом. Ветераны уж тем более немало повидали — например, весьма натуралистичные последствия бомбежки или артобстрела. Тогда понятие «разорвало» употребляли по прямому назначению — кивая на тех, из кого вываливались кишки…А вот атмосфера государственного учреждения в мирное время вряд ли улучшится даже после исключительно теоретического с психическим душком «разрывания» сотрудников.
Так что не стоит, не нужно так жертвовать собой.
С этим напутствием я и покинула поскорее кабинет, поскольку знаю за собой свойство: как увижу явную глупость, тут же начинаю учить жить и работать. Ведь организовать все так, чтобы никто не должен был ждать — элементарно… Ладно, это их проблемы…
Я покинула здание, уже вовсю думая о предстоящей деловой встрече. Но что-то саднило, карябало душу. Откуда возродилась, как сохранилась интонация? Ведь дева явно не застала жутких очередей, когда бабье шипело вслед ветеранам, имеющим право обслуживаться раньше и вне их: «Лучше бы вас всех на фронте поубивало!». А с той стороны унизительного прилавка с какими-нибудь мослами неслось вот это самое «не разорваться». Нет, не то… Каким образом вообще такие попадают в штат? Да шут их знает, мало ли. Ага, вот оно! Вот заноза: да ведь она и со стариками так разговаривает!
Крохотная доза власти, попавшая в мозжечок — и человек забывает такие слова, как «пожалуйста», «извините», начинает взлаивать исключительно в повелительном наклонении и на «ты».
На лице — хроническое начальственное раздражение. Но самое паскудное, от чего сводит зубы и морщишься как от мигрени — то, что ветераны покорно терпят это хамство. Хотя вот эта самая «распорядительница» недостойна чести башмаки им чистить.
…Они заметнее на улицах города в первые майские дни. Даже если нет медалей на груди. Какой-то особенный внутренний свет сразу выделяет этих людей из толпы прохожих. Я смотрю на их лица, на седые виски, на старательно глаженные и так и не отглаженные плечи пиджаков с полинялыми нитками, и мне хочется подойти и поклониться каждому. Каждому…Только боюсь, не смогу ничего сказать при этом ничего внятного…
А насчет того подарка я поступила следующим образом: заехав в ближайший супермаркет, в десять минут накидала в пакет разных баночек и коробочек, соблюдая при этом стиль простоты «а ля русс зольдат».
Для правдоподобности купила красивую открытку с салютом Победы. Подумала и решила прикинуться «щедрым акиматом» — добавила большую шоколадку, дабы жизнь родителю подсластить.
А положенный ему госпаек завещаю сотруднице кабинета номер три — ей нужны калории и витамины. Чтобы не разорваться.