В затворе и молчании, или История одной монахини

Мириям, или, как называют ее в карагандинском женском монастыре Сестер Босых Кармелиток, Мириям Иосифа Иисуса, согласилась рассказать накануне праздника о монашеском отшельническом бытие.
А еще о том, почему некоторые верующие прячутся от мирской суеты в четыре стены, правда ли, что жизнь монахини это адский труд с раннего утра и до позднего вечера, и что чувствует одинокая и обездоленная женщины при виде мужчин и детей.
Мириям говорит, что ответ на вопрос «что же приводит людей в монастырь?» трудно осознать и дать даже ей, этого не знает никто. Мы живем на границе естественной, натуральной жизни и духовной, мистической, которая составляет четвертое измерение. Непонятно, как происходит уход человека от привычных нам трех измерений и начинается его жизнь в четвертой. По словам Мириям, решение оставить дом, быт родных и любимых — это ответ на призыв бога, но по какой лотерее он выбирает себе учеников — опять же загадка.
— Мириям, скажите, каковы предпосылки самоизгнания человека из привычного мира?
— Не могу ответить за всех, поскольку внешние обстоятельства, приведшие к отшельничеству, у каждой монахини различны. Например, в Польше, где я родилась, сама окружающая обстановка подталкивает людей к вере. Когда древняя страна застраивалась, происходило это в эпоху господства церкви, храмы возводились на каждому шагу — рядом со школами, больницами, детскими садами. Религия настолько прочно вошла в жизнь поляков, что даже церковные уроки в начальной и средней школе для них стали делом обычным. Я помню, как мы посещали их всем классом, если кто-то пропускал занятия — среди сверстников это расценивалось как поступок из ряда вон выходящий, не говоря уже о том, как выглядели эти ребята в глазах наших педагогов. Церковь находилась через улицу от моей школы, сразу после первого звонка мы бежали к священнику и сообщали ему расписание на весь год — он должен был знать, в какие дни и в какое время ему готовиться к наставлениям. В средней школе хорошей практикой для молодежи была подготовка к супружеству — не только духовная, но и физическая — священник объяснял нам, что такое материнство и почему применение контрацептивных средств — большой грех, в чем смысл семейных молитв, своим опытом церкви и нам, школьникам, безвозмездно служили и супружеские общины истинно верующих людей. Из всего этого следует, что мы росли глубоко религиозными детьми, юношами и девушками — иначе быть не могло. Большую роль в религиозности жителей моей родины также играет и то, что в отличие от многонационального Казахстана, Польшу населяют на 90% поляки, конечно, все они имеют одно вероисповедание — католицизм, они сильны в этом духовном единстве, отсутствие междоусобиц на религиозной почве еще больше сплачивает их, помогает уверовать неверующим.
— Как вы оказались в монастыре?
— Я чувствовала призвание с детства, хотя не была верна голосу бога окончательно. Однажды, когда я проводила свои каникулы в монастыре, часть которого сестры отдавали для светских мероприятий, мне довелось увидеть как монахини помогают больным, трудятся на огороде. Мне понравилось это служение людям, однако я, крещенная и причащенная, не имела основательного религиозного родительского воспитания. Мои мама и папа верили каждый себе, вместе не молились, да и я не чувствовала тогда смысла молитв. Главным условием каникулярного времяпрепровождения в монастыре было посещение мессы, но мы с подружкой всегда сбегали с нее, я даже думала, что могла бы жить, как эти монашки, если бы не нужно было столько времени молиться, — смеется сестра Мириям Иосифа Иисуса. — Это шутка господа, что сейчас я нахожусь в монастыре, где основой жизни является молитва. В юности меня интересовала физика, она-то как раз отталкивала меня от бога больше всего — я хотела доказать всем и себе в первую очередь, что божественные чудеса можно объяснить с помощью законов физики, бога можно интерпретировать научно, я была уверенна, что монашествующие священники, наверное, не совсем образованные люди. Учебу в средней школе я начинала в большом городе и мне казалось, что уж здесь точно никто не верует, людям есть чем себя занять, они получают удовольствие от жизни. Но я оказалась неправа — хоть и родители моих одноклассников занимали высокие посты, юноши и девушки, тем не менее, не были избалованы — они хорошо учились, и что самое непонятное для меня — по-настоящему верили в бога.
В голове сам по себе возникал вопрос — как такое возможно? Тогда я и стала на шаг ближе к богу, а второй сделала в 1978 году, когда Папой Римским провозгласили Иоанна Павла Второго, моего земляка — поляка. Я всегда была патриоткой, это чувство выросло во мне вместе с любовью к спорту, преимущественно к конному, лыжному и к футболу, привитую мне родными братьями. Мы вместе безумно радовались, когда польские команды занимали почетные места на мировой спортивной арене. Так вот когда Папой стал поляк, я задумалась — кто этот человек, почему он верует. Я прочла о нем сотни публикаций, посмотрела множество телесюжетов, и убедилась — он мудрый, бесконечно умный человек. Как же так — такой здравомыслящий и образованный и так предан богу? Тогда во мне что-то щелкнуло, произошло мое возвращение к духовности, я начала думать о монашеской жизни, чувствовала, что бог любит меня и прощает мое неверие и мои грехи, мою гордость — ведь я когда-то хотела доказать, что его нет. Но поскольку я всегда была таким запутвшимся человеком, я все-таки рассудила пока не уходить в монастырь — окончить университет — основательно изучить физику, чтобы потом не возникло соблазна проверить — как же видит физика бога и вообще нашу жизнь. Я тогда поняла — правду говорят те, кто полагает, что в монахи идут люди, у которых не сложилась судьба, люди, пережившие несчастную любовь или просто запутавшиеся, как я. После окончания университета я все еще жила в привычном мне мире, развлекалась и даже влюблялась, но эта любовь, как потом сказал мне мой друг, раньше меня ушедший в монастырь, была ничем иным, как человеческой потребностью в дружбе, он был прав. Я хотела воплотить в любимого человека образ христианина, я хотела, чтобы он принял решение стать святым, я хотела вылепить из него идеал верующего, однажды юноша не выдержал и спросил: «я не понимаю, что ты хочешь от меня, скажи прямо, и я сделаю, как ты хочешь». Во мне снова что-то щелкнуло — я не буду мучить ни его, ни других мужчин, они никогда не станут теми, кем я хочу их видеть, — сестра снова засмеялась, углубясь в наивные отроческие испытания. — Я уразумела — ни один человек не сможет ответить мне такой любовью, которую бог посеял в моем сердце. И вот тогда я решила, все, хватит, до свидания мирская жизнь, я поступаю в монастырь.
— Мириям, расскажите, как вы попали в Казахстан?
— Для нас, затворнических монахинь, переезд, особенно далекий — всегда необыкновенная ситуация, потому что по истечении шести лет затворничества монахиня приносит вечный обет не только служения богу, но и конкретным стенам, данной общине — так, переезжая, мы нарушаем обет. Но случается, когда епископ из другой епархии может спросить желания сестер переехать в другую страну для основания нового монастыря. В Казахстан сестры Босые Кармелитки приехали из Польши по приглашению Его Преосвященства Отца Епископа Иона Павла Ленги в 1996 году. После покупки римско-католической церковью разрушенного детского сада в Караганде в 1997-ом, сестры переехали в Казахстан на постоянное место жительства. Бывший детский садик подвергли фундаментальному ремонту и переоборудованию — пристроена Часовня, для нужд сестер приспособлены старые постройки внутри затвора — их предназначили для отшельнических келий, мастерских, овощехранилища, хозяйственного домика, теплицы. Уже в апреле 1998 года здесь была отпразднована первая Святая Месса. Что, согласно традиции, полагает начало жизни кармелитской общины. Сейчас здесь проживают 11 сестер Босых Кармелиток — 5 из Польши и 6 из Казахстана, 3 из них уже приняли вечный обет.
— Из скольких человек вообще может состоять община?
— Двадцать один, и не более — так определила святая Тереза Овильская, когда в 16 веке создавал этот образ жизни. Несколько веков назад монастыри вмещали в себя до 200 сестер, многие не знали друг друга в лицо, дворянские монашки находились под присмотром служанок, не все из которых мечтали об отшельнической жизни. Толпа создавала шум, пока одни молились — другие разговаривали, это определенно мешало главной цели — служению богу, тогда-то и было определено число — 21.
— Каким образом люди узнают о вас, существует пропаганда, реклама?
— Рекламы нет, а те, кто хочет стать монашками, интересуются у священников в церквях, которых молятся.
— Вы можете объяснить, откуда название — «Босые Кармелитки»?
— Это сложилось исторически. Столетия назад в некоторых монашеских Орденах, а их великое множество, жизнь постепенно уходила от первоначальной строгости — когда Европа умирала от чумы и других эпидемий, монастыри начали принимать детей. Слабые, они не могли соблюдать жесткий монашеский устав наравне со взрослыми, поэтому устав начали облегчать. Вольная жизнь монахов — ношение красивой одежды и употребление в пищу дорогих продуктов — скоро была посрамлена священниками, Ордена принялись возрождать былую строгость устава — в первую очередь монахи вернулись к одежде бедняков, а на ноги надевали дешевые шлепанцы или вовсе ходили босиком. Название Кармелиты произошло оттого, что наш Орден родился на горе Кармель в Палестине.
— Вы говорили о вечном обете, который приносит монашка. Что это?
— В монастырь принимают женщин от 21 года и до 30-35 лет, не старше — я не думаю, что если человек прожил в миру 40-45 лет, он сможет от него отречься с легкостью. Женщина обязательно должна быть верующей, но и этого мало — необходима рекомендация от священника — посещает ли и как часто данная претендентка святые мессы. Через два-три года пребывания в затворничестве сестра может принять временный обет, нарушив который, она не понесет наказания. Но данный спустя пять-шесть лет вечный обет нарушать нельзя ни в коем разе. Хотя и такие случаи бывают, когда монашки раскаиваются в принятии обета и уходят навсегда — тогда их исключают из церкви в том смысле, что они не смогут более принимать таинств. Иногда спустя десять-пятнадцать лет «заточения» организм отшельника начинает противиться замкнутому пространству, это сопровождается психическими расстройствами, сильными головными болями. Но чаще всего, даже покинув монастырь по причине хвори, сестры остаются верными уставу Ордена — отрекаются от супружества, живут в одиночестве, устраиваются в больницы или школы — помогают больным и молодым. Отказаться от принятия вечного обета монашка может по двум причинам — либо она сама не находит в себе сил продолжать жить в затворе, либо община видит ее несчастной в стенах монастыря и просит о ее высвобождении. У меня самой были сомнения до принесения обетов — выдержу ли, надо ли мне это. Сейчас мне 47 лет, 22 года из которых я провела в монастыре, и даже мысли не допускаю о другой жизни.
— Кстати, о мыслях. Неужели вас никогда не посещало желание создать семью? Неужели ваше сердце не трепещет при виде ребенка, ведь в детях главное предназначение женщины на Земле?
— В мужские и женские монастыри принимаются здоровые люди, поскольку Монастырь не является убежищем перед супружеством, и человек, обрекающий себя на затвор, должен положительно смотреть на супружескую жизнь, как на дар божий. И то, что мы оставляем эту жизнь, есть ответ на призыв бога, призыв настолько сильный, что заполняет нужды любить и быть любимой. Другими словами, если я выбираю этот путь, я не стану давать волю мыслям и сознательно развивать мечты быть рядом с каким-то человеком, я не довожу себя до искушения, в этом и есть благоразумие верующих.
Скажу еще проще — если вы, например, выбрали себе мужа, то, будучи нормальной женщиной, вы же не соблазнитесь на других мужчин, будь они хоть стократ красивее и умнее вашего супруга? Вот так и монахини — они выбрали бога, и пусть вокруг много добрых людей, красивая жизнь, свобода, они остаются верными ему. Когда я переезжала в Казахстан, встречала по пути многих людей — и мужчин, и детей, но даже глубоко в моем подсознании не промелькнуло, что я была бы неплохой женой или матерью. Если я вижу чужого ребенка смеющимся — я порадуюсь с ним, плачущего — посочувствую, и не более, я никогда не буду мечтать о том, чтобы видеть этого ребенка чаще ради своего удовольствия. Дух материнства выражается у монашек в другом — они нередко, как я уже говорила, становятся врачами, медсестрами, учителями и таким образом проявляют свои истинно женские качества в заботе о нуждающихся.
— Мириям, каков распорядок дня в монастыре, чем вы занимаетесь?
— Программа жизни составлена таким образом, чтобы все подчинить духу молитвы, этому служит молчание и днем, и ночью, кроме одного часа после обеда и одного — после ужина (и то, отдых используют только очень уставшие или заболевшие сестры, остальные — продолжают работать), а также ежедневная рекреация, то есть сбор всех сестер с ручной работы для свободной беседы.
В 5.10 — подъем, с 5.40 до 9.00 — утренняя молитва, размышления, позже — месса, уединенная работа в келье или в мастерской — сестры занимаются шитьем, изготовлением и расписыванием гипсовых фигурок святых, которые потом продаются в церкви, трудятся в огороде, занимающем один гектар перед зданием монастыря — выращивают цветы для Часовни и овощи к столу.
Затем — обед, рекреация, молитва, чтение в келье, два часа работы и вечерня. В 17.10 — молитва-размышление, в 18.30 — ужин, рекреация, второе чтение в келье, в 21.30 — последняя молитва, в 22.00 — сон. Первые года два-три года мне было трудно перестроить свой организм, я долго не могла привыкнуть к такому раннему подъему — в миру я поздно ложилась и поздно вставала. В индивидуальной келье у каждой сестры имеется кровать, маленькая Часовня для молитв, и ничего кроме. Например, многие думают, что мы пользуемся зеркалами — это не правда, такое возможно только в строжайше редких случаях — когда у сестер возникают проблемы с кожей лица. В некоторых Орденах, к зеркалам относятся снисходительно — они разрешены для поправления одежды и расположены в умывальных комнатах позади рукомойника — чтобы при умывании не испытывать соблазна посмотреть на себя.
— В многонациональном монастыре нет языковых проблем?
— Мы молимся на русском языке, но часть молитв все равно читается по-польски, поскольку еще не весь молитвослов переведен. Поэтому здешним пришлось выучить польский — хорошо, что он созвучен с русским — это необходимо еще и для того, чтобы общаться с Отцами Кармелитами, которые приезжают из Польши с проповедями.
— Что необычного в вашем рационе питания и форме одежды?
— Мы кушаем все, что кушают многие люди, возбраняется только мясо — поскольку вместе с обетом мы принимает отказ от всего, что присуще зажиточному образу жизни. Этот же самый принцип спроецирован и на одежду. Учитывая суровый казахстанский климат, мы не имеем возможности ходить босыми, подражая нашим предшественникам-кармелитам, но вполне обходимся без сапог, заменяя их сланцами на тонкий носок черного цвета. «Платья» и чепчики свободного покроя шьем самостоятельно. Примерно так раньше одевались бедные крестьяне, коричневый цвет балахона напоминает о том, что в древности, во времена зарождения монашества, ткань коричневого цвета была самой дешевой.
— Скажите, Мириям, так ли на самом деле вы отрезаны от внешнего мира?
— К нам часто приходят люди — заказывают молитву за здравствующих или неживых родственников, с ними мы общаемся через решетку, так же, как и с вами — решетка символизирует преграду между отшельническим миром и миром светским, а также служит мерой безопасности — на всякий случай.
Один раз в квартал родителям сестер разрешено звонить в монастырь — справляться о самочувствии и настроении дочери. Очень редко близким родственникам позволено навешать затворническую монашку, тогда она тоже общается с ними через решетку. Дальние гости, приехавшие из Польши, расселяются в специальном гостевом домике. Приехавшим предлагается то же самое меню, что и для монашек, иногда мы покупаем для них мясо и колбасу.
— Вы сами покупаете? А как же затвор?
— Нет, что вы! У нас есть помощница, из местных. Она ходит по магазинам, а также в аптеки. Такие продукты, как творог, сыр, масло, муку и крупы доставляют специальные фирмы.
— Как узнаете о новостях за пределами обители?
— А для чего нам это? Единственное, что нам интересно — новости Церкви, об этом можно прочитать в интернете.
— Вы пользуетесь интернетом?
— Как видите, мы не отстаем от времени, у нас есть и флешки, и диктофоны — только для нужд монастыря.
— Извините за прямоту — кто вас спонсирует?
— Мы зарабатываем на продаже статуэток собственного производства. Кроме того, нам помогают Западные церкви, к тому же при католических церквях существуют и организации, призванные материально поддерживать монастыри. Этот вопрос интересует многих журналистов даже больше, чем духовный вопрос, и я понимаю вас — ведь все другие люди, за периметром затвора — из трех измерений.