В интересах детей.
Обтекаемость формулировки позволяет вершить беззаконие

Иностранцы приходили посмотреть на героических родителей, в международных отчетах говорилось о прогрессивном отношении к детям-сиротам и о гуманизации обществ. Но закончилось все печально. Сегодня детский дом расформирован решением Акима города Виктора Храпунова. Дети раскиданы по детским домам. Мама… чиновники говорят, что она никогда ею не была по бумагам. А в душе… душа никого сегодня не интересует.
У семьи Шкребенок было трое своих детей. Зачем нужны были еще чужие? Сейчас Лариса Никифоровна говорит банальную фразу: «Хотелось иметь много детей». Тогда, когда еще живы были эмоции радости и надежды, она говорила другое: «Детдомовских детей было жалко. Мы с мужем, когда решили взять еще ребенка, сначала одного, пришли в детский дом, первый попавшийся навстречу мальчик назвал его папой, мы не смогли его не взять. Это надо видеть! Муж тогда хорошо зарабатывал, мы могли себе позволить взять детей и обеспечить их всем необходимым».
У семьи была четырехкомнатная квартира. Но теперь уже большая семья мечтала перебраться на землю, в свой дом. Через пять лет семья получила шикарный коттедж в посольском городке (за подписью Кулмаханова).
Счастье закончилось внезапно. В 1999 году умер муж Ларисы Никифоровны. Безработная женщина, которая свою работу видела в воспитании детей, осталась без средств к существованию. Правда, департамент образования выплачивал Ларисе Никифоровне зарплату воспитателя (и не одну, а сразу три), и перечислял средства на содержание детского дома, потому как несмотря на то что детский дом по форме был семейным, по содержанию он оставался государственным.
Поэтому государство не снимало с себя ответственности за детей. Но в том же 1999 году все образовательные госучреждения должны были пройти перерегистрацию. Шкребенок вместо этого зарегистрировала свое ТОО «Частный семейный детский дом». Дав понять чиновникам, что она тем самым не нуждается в их помощи, и впредь не будет подчиняться их голосу свыше, женщина с девятью детьми отправилась в свободное плавание по жизни. Однако свобода была условной, а собственные силы несоразмерно малы. Семья стала терять статус благополучной. Чиновники не могли это оставить без внимания. Как будут потом говорить чиновники, они искренне хотели помочь маме и детям. Но Лариса Никифоровна другого мнения об их помощи. Она считает, что со смертью мужа заинтересованные лица стали методично собирать улики на нее и ее детей, дабы отобрать у семьи шикарный особняк, детей растолкать по разным детским домам, а ее оставить на улице.
«Когда с деньгами было совсем туго, а за коммунальные услуги в месяц надо было платить 20 тысяч тенге, — рассказывает мама — дети ходили мыть машины. Парадокс, но в милицию забирали только моих детей, других не трогали. Милиция увозила их в инспекцию. Там заводились дела на беспризорных детей, за которыми якобы я не могу уследить, усмотреть. Нам действительно было тяжело. И я устраивалась на работу. Но как только я выходила на работу, домой приходили проверяющие и выносили очередной вердикт: мама должна быть дома, за детьми требуется уход, вы не имеете права оставлять детей одних. Такого маразма накопилось много. А тут еще дети подросли, начались подростковые проблемы с поведением. В школе — жалобы. Двойки, драки. Но у кого их нет? Однако моим детям не прощалось ничего. Меня стали вызывать на педсоветы, на заседания комиссии по делам несовершеннолетних. Честно говоря, мне некогда было ходить по этим собраниям. Я точно знала, что они ничем мне не могут помочь. Думала, сама справлюсь, все образуется. У нас семья, и в семье всякое бывает». Но то, что случилось в этой семье, такого не было нигде и ни с кем.
В декабре 2002 года состоялось изъятие детей у нерадивой мамы. Чиновники, понимая свою ответственность за детей перед законом, решились на крайность: они арестовали двух детей прямо в школе. Обманув их, сказав, что мама ждет их в акимате, (на самом деле никого в акимате не было), детей посадили в машину, привезли домой, в надежде собрать всех в кучу и отвезти куда следует.
При этой процедуре один из детей сбежал из дому через черный ход. А маме никто не удостоился сказать, куда поместили детей, она их разыскивала своими силами. Потеряв часть детей, Лариса Никифоровна обратилась за помощью в ИДН Ауэзовского района, прокуратуру города, в аппарат президента РК. Перед новым годом сотрудники ИДН пришли с извинениями за свое поведение. Детей отпустили, и семья некоторое время жила мирно.
13 января 2003 года в гости к Шкребенок приехал автобус с инспекторами во главе с заведующей отделом по опеке акимата города Алма-Аты и вооруженными охранниками. Заявив, что всю семью ждут в акимате, где должно состояться разбирательство, маму с детьми все-таки вывезли. Там детям сказали, что эта женщина — им никто, что они, оказывается, государственные, и государство о них хорошо позаботиться! Маму попросили удалиться из зала… навсегда и оставить в покое детей, поскольку все они будут определены в разные детские дома. Когда детей выводили из зала в окружении охранников, им даже не дали попрощаться с приемной матерью. Детский дом расформировали, в связи с чем Шкребенок предложили в срочном порядке освободить жилую площадь!
Лариса Никифоровна обратилась за помощью в международное бюро по защите прав человека. Юристы-правозащитники обнаружили в
этом деле массу интересных фактов, но и чиновники подошли к серьезному шагу не с пустыми руками.
Галина Михайловна Самотокина, заведующая департаментом образования города Алматы объяснила, что до 2000 года Шкребенок получала от государства немаленькие деньги: только в качестве заработной платы на этот детский дом было заложено 550 тысяч тенге, помимо этого государство выделяло средства на содержание дома. Но мама ни разу не предоставила ни одного отчета: как и на что она истратила деньги. Начиная с 99-ого года проверяющие инспектора стали отмечать, что саннормы содержания детей перестали соответствовать, в доме грязно, дети ходят в ветхой одежде, попрошайничают, голодают. Стали поступать тревожные сигналы из школ, где обучались дети Шкребенок. Ултуган Магзумова, районный инспектор по делам несовершеннолетних говорит, что она устала носить повестке маме, которая ни разу не явилась в РУВД и не пожелала найти общий язык с полицией, хотя речь шла о судьбе ее детей. Их ставили на учет без ведома мамы, без ее присутствия. Валентина Баженова, зам директора по воспитательной части сш № 133, в которой учились дети Шкребенок, привела данные, согласно которым с 98 по 2002 годы школа из средств всеобуча выделила в помощь семье 64 тысячи тенге. Кроме того детям помогали учебниками, одеждой, канцтоварами, бесплатно кормили. Родительский комитет школы неоднократно предлагал свои услуги семье, но Шкребенок отказывалась от какой бы то ни было помощи, между тем дети в столовой чуть ли не доедали объедки, учились плохо. Один из старших приемных сыновей Максим не без помощи акимата был определен в профлицей, однако учиться там не смог. По ночам он работал на СТО, на занятия приезжал уставший, с невыученными уроками, голодный, плохо одетый, нередко на занятия вообще не являлся по причине отсутствия денег на проезд. Призывная комиссия, обследовав подростка, заявила о том, что у него физическое истощение, он весит на 8 килограммов меньше нормы.
В общем, список претензий к нерадивой маме можно продолжать бесконечно, посему детский дом и закрыли. Одно но… по бумагам так и осталось не понятным: она была мамой, дети жили в семье или женщина была воспитателем, а семья была казенным домом? Миллионы семей в Казахстане живут на грани нищеты, однако к ним нет такого пристального внимания сверху. Здесь же — особый случай. А собственно почему? Правозащитники обещались дать ответ на этот вопрос, сейчас же они считают, что документы, на основании которых был открыт первый детский семейный дом были оформлены неправильно, причем со стороны чиновников. Причем именно в этих документах говорится, что Шкребенок является воспитателем. Но если в обычном детском доме воспитатель не справляется со своей работой, его увольняют, детский дом не расформировывают. Аналогично, считают юристы, можно было поступить и здесь. Пригласить в детский дом другого воспитателя, а Шкребенок оставить в качестве няни-помощницы. Но забирать детей и распределять их по разным детским домам после 13 лет совместного проживания — непедагогично и противозаконно с точки зрения прав ребенка. Для них эта женщина была мамой! Для чиновников — воспитателем.
Ну а что же дом? Оказывается уже есть распоряжение Акима южной столицы о том, чтобы в нем снова был организован другой семейный детский дом. Тем самым вроде бы были пресечены разговоры о том, что на дом кто-то посягает и хочет его захватить в своих целях. Однако где найти маму, которая бы десять лет воспитывала детей как своих родных, а потом (мало ли что) отдала их государству как чужих — никто не знает. Нет у чиновников и четких критериев конечного результата такого семейного детского дома, нет положения и о маме с папой: какими им быть дабы «соответствовать» всем пунктикам правильной жизни.
В целом же по Казахстану такие семейные детские дома есть. Но… они закрываются. Папы и мамы говорят, что та самая пресловутая перерегистрация, которую не захотела делать Шкребенок, душит их документацией, отчетностями и бумажной волокитой. Детьми заниматься некогда, ведь штат в таком доме небольшой: папы да мама. Нет у них ни бухгалтера, ни повара, ни завхоза, а семья — большая.