Сергею ДОВЛАТОВУ 3 сентября исполнилось бы 80 лет. Его не стало 31 год назад. 24 августа 1990 года он умер от сердечной недостаточности, спровоцированной алкоголем. Однако те, кто его знал, считают, что причиной его смерти были тоска по родине и затяжная депрессия.
– У всего есть предел, в том числе и у печали, – говорит бывшая ленинградка Диана ВИНЬКОВЕЦКАЯ, общавшаяся с писателем и в Ленинграде, и в Америке, куда она тоже эмигрировала.
Сама Диана родилась в Кронштадте. Окончила Ленинградский университет. Защитив диссертацию по геоморфологии в 1969 году, работала какое-то время в альма-матер. А в 1975-м вместе с мужем, художником Яковом Виньковецким, встав перед выбором – тюрьма или отъезд из страны, эмигрировала в США. В Казахстан Диана приезжала несколько лет назад вместе со вторым мужем – физиком, профессором Гарвардского университета Леонидом Перловским, которого пригласили прочитать в Институте информатики Казахстанской академии наук курс лекций. В Америке у нее появилось эссе “Единицы времени” о ленинградском андеграунде 60-х годов, в том числе о встречах с Иосифом Бродским и Сергеем Довлатовым.
– Оно опубликовано в 2008 году в журнале “Звезда”, – рассказывает Диана. – А с Сережей мы познакомились в Доме писателей на вечере творческой молодежи, организованном сыном Веры Пановой Борисом Бахтиным. В одном из нижних залов проходила выставка Яшиных картин, а наверху авторы читали свои произведения. Среди выступавших были Сережа Довлатов, Иосиф Бродский, Александр Городницкий, Валера Попов, Яша Гордин… Вся ленинградская литературная элита.
После того вечера Сережа Довлатов прислал нам “Тлю”, знаменитый роман Ивана Шевцова с подписью: “Абстрактной художественной тле от тли литературной”. И с этого времени мы стали дружить домами.
Когда мы познакомились с ним ближе, выяснилось, что наши дети почти ровесники. И Сережа говорил: надо интеллект соединить с красотой. У него дочка Катя – красавица, а у нас рос интеллектуальный сынок Илюша. Моя первая книжечка, кстати, называется “Илюшины разговоры”. О ней Довлатов (он тогда работал в Нью-Йорке на радио) сделал передачу. Когда я издавала книжку второй раз, сделала Сережины слова вступлением к ней под названием “Устами младенца”.
Вы ведь в курсе, что Довлатов с друзьями выпускал в Нью-Йорке еженедельную газету “Новый американец”? Когда мой однокурсник, с которым он работал, позвонил и сообщил, что они затевают газету и что в ней будут работать те-то и те-то, я сразу ему сказала, что у них вряд ли что-нибудь получится. Довлатов не мог быть лидером. Для этого надо уметь идти на компромиссы, видеть в людях хорошее, прощать некоторые слабости, а Сергей был едким и язвительным. Если же видишь только плохое, то и люди, окружающие тебя, тоже начинают замечать твои недостатки, поэтому возникают конфликты и всё рассыпается. Последнее письмо Довлатова к прозаику Ефимову – оно такое трагическое. Игорь пишет ему: “Ты видишь в людях много плохого, много зла, а теперь напиши о себе”. И Сережа ему отвечает: “Я пытался, но у меня не получается. Про других могу говорить и злословить, а когда про меня говорят что-то, мне очень больно”. Мое эссе о нем даже заканчивается стихами английского поэта Одена: “Каждый хочет, чтобы его любили, но не обязательно, чтобы он любил”.
– Почему же тогда книги Довлатова всем так нравятся?
– В том, что Сережа умел злословить – в этом он, предположим, не был одинок, но одинок в том, что не завышается над читателем; он с ним как бы делится, считает равным себе, тогда как многие поучают его утомляющим назидательным тоном. А Сережа всегда сомневался, в нем никогда не было самонадеянной уверенности в себе.
После смерти моего мужа Яши мы с Сережей встретились уже в Нью-Йорке у моих друзей – поэтессы Марины Тёмкиной и ее мужа – художника Сергея Блюмина.
Марина позже позвонила нам и попросила устроить для них с Сережей литературную встречу в нашем доме в Бостоне, куда я переехала с Леней, своим вторым мужем. Мы с ним одни из первых в русской эмигрантской среде купили там большой, довольно красивый дом, где я часто устраивала литературные встречи. И вот Марина меня попросила: можно ли ей вместе с Сережей Довлатовым почитать у нас для бостонской публики свои произведения? Но мои друзья (кстати, те, кто писал про него книжки, когда Довлатов стал знаменитым), сказали: если ты это сделаешь, мы перестанем с тобой разговаривать. Непростые творческие взаимоотношения переплетались еще с любовными, омрачаясь одновременно и завистью, и ревностью. Ни для кого не было секретом – Сережа любил женщин. Среди них были и подруги его коллег по газете. Когда его хоронили, я увидела 5 близких ему женщин – 2 жен и 3 возлюбленных. Возможно, их было больше, но я знала только этих.
Лена Довлатова очень возражала, когда писатель Игорь Ефимов решил опубликовать их переписку с Сережей. Из нее можно было многое понять и узнать о Довлатове, в том числе и весьма нелестного (книга “Сергей Довлатов. Эпистолярный роман с Игорем Ефимовым” выпущена в 2001 году. – Ред.). Почему писатель Сергей Довлатов получил признание после жизни
Так вот, моя подруга, которой Сергей изменял, естественно, не хотела, чтобы я его приглашала в свой бостонский дом. Потом, когда она опубликовала свои воспоминания о Довлатове, я очень сожалела, что, боясь испортить с ней отношения, послушалась. С Мариной Тёмкиной я потом объяснилась, она позже выступала у нас в доме, но Сережи уже не было…
– Каким же все-таки был Довлатов?
– Сережа был красивым человеком. Замечательный рассказчик и обаятельный мужчина, он царил на всех застольях. Женщины его обожали. Иногда он шутил про свою жену Лену: “Я выращиваю Ленины романы. Я так перед ней виноват, что, если вижу ее идущей с кем-то по Невскому проспекту, то прячусь, чтобы сохранить Ленин роман”.
Когда Сергей стал совсем много пить, он постарел, и это уже был совершенно не тот красавец, каким я увидела его впервые в Ленинграде.
Я заметила, что чем обаятельнее человек в молодости, тем труднее его встретить в более старшем возрасте.
А до этого – римский гладиатор под 2 метра ростом! Шармер! И жены под стать ему. Лена – очень красива, а Ася Пекуровская, первая жена, – потрясающая красавица. Ася Сережу немножко презирала, она вообще многих мужчин презирала, даже Иосиф Бродский не избежал к себе такого отношения.
Сергей много улыбался, из него постоянно сыпались афоризмы, истории, байки, но в написанном им на 8 страницах последнем письме к Ефимову проглядывает жившая внутри него невероятная трагедия. Поэтому он и уходил в запои. Не было у Сережи мира между талантом и грехом, который он за собой чувствовал.
– Про Довлатова пишут, что он умер от сердечной недостаточности…
– А я думаю – от тоски. У всего есть предел. В том числе и у печали. Видите, даже я, его друг, боясь испортить с кем-то отношения, струсила и не пригласила Сережу в свой бостонский дом. Ему, конечно же, недоставало аудитории. Да, он печатался в престижных американских журналах, но при этом очень хотел, чтобы это происходило в России.
Многим людям не надо было уезжать. Тому же Сереже Довлатову, например. И вообще всем, кто занимался литературой. Например, моему другу Игорю Дименту. В Союзе он работал вместе с Петром Фоменко. Последний стал знаменитым режиссером, а Димент…
Когда есть неправильные ожидания, что в чужой стране станешь гением, – за это приходится платить слишком высокую цену.
Нужно уметь правильно понимать свои возможности, знать, что ты можешь принять, а что – нет. Поэтому вся художественная богема – литераторы и художники – должна очень сильно подумать, прежде чем уезжать куда-то навсегда. Или, если и ехать, разве что чтобы получить хорошее образование…
АЛМАТЫ