Какой курс тенге будет через месяц? А к концу года? Сейчас уже никто в Казахстане не может этого сказать. И уже две недели вокруг бродят слухи, что курс к концу года может быть уже 350 тенге за доллар, а к весне – все 400. И в будущем доллар будет только расти.
Есть еще один инструмент, про который пока ни Нацбанк, ни министерство финансов почему-то не вспоминают: обязательная продажа валютной выручки экспортерами. Формально это называется “инструмент валютного ограничения” – административные правила и нормы по ограничению операций с валютными ценностями. В соответствии с принципами межгосударственного регулирования валютных отношений МВФ предусматривает необходимость избегать ограничений по валютным операциям для недопущения дискриминации одних стран и протекционизма других. Но финансовые власти Казахстана обычно прохладно относятся к таким рекомендациям.
Казахстан добывает 81 миллион тонн нефти в год. Из них в прошлом году мы продали за рубеж 62 миллиона тонн. Об этом в начале этого года сообщал министр энергетики Владимир Школьник. Мы не устаем повторять: нефть – наш основной экспортный товар и за счет ее продажи Казахстан и рос так быстро последние 20 лет. Но сейчас этот механизм – “добыл – продал – купил” – вдруг перестал работать. Почему? Думаю, ответ простой: валюты, получаемой от продажи нефти, на всех стало не хватать. Наши экспортеры никогда щедростью не отличались, но когда за рубеж идет 62 миллиона тонн по цене больше 100 долларов за баррель, то золотого дождя хватает на всех.
Но ведь нефтедобывающие компании гонят за рубеж казахстанскую нефть! Значит, страна имеет право не только получать налоги с добычи сырья, но и некоторую долю от их валютной выручки. Взамен эти компании получат национальную валюту той страны, где они работают, чтобы потратить ее на товары и услуги отечественных компаний. В конце концов, мировой финансовый кризис действует для всех. У нас же пока сырьевые компании живут в тепличных условиях.
В Украине в конце августа продлили норму обязательной продажи 75 процентов валютной выручки еще на три месяца. В Беларуси (обязательная продажа – 30 процентов) и Узбекистане (50 процентов) эта норма действует постоянно. Страны Восточной Европы отказались от этой меры вот только недавно, в начале нулевых годов. Германия смогла отказаться от обязательной продажи валютной выручки только в 90-х годах прошлого века, Франция и Италия – в 80-х. В Японии эта норма действует до сих пор. Так что ничего зазорного в таких ограничениях нет.
Кому делиться с Родиной?
– Если цена на нефть будет ниже 40 долларов, то вопрос о продаже части валютной выручки будет поднят. Бюджет этого года рассчитывался из цены на нефть 60 долларов за баррель. Бюджет 2016 года – из цены в 40 долларов. Если цена на нефть упадет ниже, то в стране может возникнуть кризисная ситуация, – заверил “КАРАВАН” директор Центра макроэкономических исследований Олжас ХУДАЙБЕРГЕНОВ.
– В 2014 году мы продали товаров на 70 с лишним миллиардов долларов. Импорт составил 26 миллиардов. То есть экспорт почти в 3 раза перекрывает импорт. Значит, условия для введения свободного курса тенге нормальные: средства есть, спрос на валюту относительно небольшой. Но в связи с тем, что деньги экспортеры скрывают, с валютой получается постоянный дефицит, – рассуждает доктор экономических наук Рахман АЛШАНОВ.
Механизм увода денег от казахстанского налогообложения очень прост: эти ресурсные компании зарегистрированы в Казахстане, но свои маркетинговые центры они открывают в офшорных зонах, в том же Дубае или Люксембурге. Средства от продажи сырья поступают на счета компаний в этих зонах, и только когда нужно платить налоги или зарплату своим сотрудникам, они возвращают валюту в Казахстан и закупают тенге. Это не мешает им пользоваться благами страны – постоянно просят льготы, скидки, поддержку.
– Тот же Александр Машкевич продает от силы 10 процентов от получаемой ENRC валюты. Остальное он держит в Европе. А на встрече с Президентом он показал, что его корпорация стонет и гибнет от конкуренции с продукцией Украины, – рассказал Алшанов. – Каждый раз по программе импортозамещения все компании того же Машкевича получают огромную поддержку: за счет бюджета реконструируются его предприятия в Павлодаре и Хромтау. Но деньги он держит за рубежом. Как и свою яхту.
Таким образом у нас продается не только руда, но и прокат, и цинк, и, главное, нефть. При этом все эти компании регулярно конфликтуют со своими рабочими из-за размеров заработной платы или сумм инвестиций в производство.
– “Казцинк” постоянно плачется, что не хватает средств на зарплату. Я тогда посмотрел статистику их продаж, посчитал и удивился, насколько дело расходится со словами. Да, падение продаж есть у всех, но ситуация не такая катастрофичная, – продолжает Алшанов. – Такая же ситуация с компанией “Митталстил”. Недавно она купила голландскую компанию, потом предприятия в Люксембурге. Но в Казахстане, по словам ее руководства, она переплачивала нашим рабочим. Поэтому надо изучить весь спектр их работы в стране: как они здесь работают, сколько производят, сколько продают, какие инвестиции вкладывают, как используют амортизационные счета, сколько налогов платят, прячут ли прибыль и надо ли государству помогать им в развитии.
Олжас Худайбергенов считает, что есть более простой метод контроля за доходами экспортеров – по объему экспорта.
– Все это делается легко: фиксируется экспорт, этот объем умножается на биржевую цену за период. В итоге компания определенную долю от полученной суммы должна продать в Казахстане, например половину. Тогда без разницы, кому компания продает нефть или металл, по какой цене, через какие счета прогоняет свои средства.
Но есть и проблемы…
Если вопрос продажи валютной выручки все-таки встанет, то он породит сразу три другие проблемы: офшорные счета казахстанских компаний за рубежом, трансфертное ценообразование и непрозрачность контрактов на добычу ресурсов в Казахстане.
В 2012 году исследовательская компания Tax Justice Network опубликовала доклад, в котором она оценила сумму выведенных из Казахстана за первые 20 лет независимости в офшорные зоны средств в 138 миллиардов долларов. То есть в среднем по 7 миллиардов ежегодно. Эти деньги хранятся в Нидерландах, Великобритании, Швейцарии, Люксембурге, на Виргинских островах, Кипре. Если законно вернуть в Казахстан половину от этих денег, то тенге с легкостью спасет даже нынешнее правительство.
Еще больше вопросов по трансфертному ценообразованию. Тут надо смотреть не только то, что они вывозят, но и что ввозят. Многие компании говорят, что делают серьезные инвестиции в экономику нашей страны. Но инвестиции ли это? Часто они могут ввезти в страну ящик болтов, назвать это технологическим оборудованием и поставить цену в 100 долларов за единицу. В итоге их местный филиал будет всегда должен материнской компании. По сути, это механизм вывода капитала за рубеж. В масштабах страны такой долг может быть очень большим. Так, внешний долг Казахстана, по данным Нацбанка, на конец I квартала 2015 года составил 154 миллиарда долларов. При этом на долю межфирменной задолженности приходится 52 процента, или 80,4 миллиарда долларов.
Еще больше вопросов вызывает необходимость прозрачности контрактов. Всем известно, что самые крупные контракты в Казахстане закрыты для общественности. На каких условиях в страну приходят крупнейшие мировые компании, никто не знает. Простой учет их экспорта из Казахстана может нарушить условия этих контрактов, что может спровоцировать массу новых скандалов с участием наших политиков.
Алматы