22 сентября отмечается День языков народа Казахстана. Широко – с конкурсами, песнями и плясками (в этом году, правда, с учетом обстановки будут только дистанционные конкурсы чтецов). И как всегда – с акцентом на государственный язык.
В этом есть и положительные, и отрицательные моменты. Последних, по мнению учителя казахского языка, дающего интервью на условиях анонимности, больше. Один из них: такое чрезмерное декларативное внимание не дает языку реально занять тот статус, который прописан в Конституции, – государственного языка.
– Самый тяжелый момент, психологически давящий на учителя, – пренебрежительное отношение к языку, как будто мы его назойливо навязываем детям, и нас, педагогов, бьют за это все – и родители, и начальники всех уровней. Возьмем простой пример. Когда речь идет об английском языке, то родители неукоснительно выполняют требования учителя. Сразу, не задавая лишних вопросов и не экономя на этом, обеспечивают детей недешевыми учебниками и рабочими тетрадями. Когда преподаватель говорит на уроке только на английском, без перевода и без разъяснений, – никаких возмущений со стороны родителей нет, хотя многие из них владеют им так же, как и казахским, – никак, то есть оказать помощь своим детям при подготовке к урокам не могут. Однако все хлопают в ладоши: “Ах, какой хороший учитель! Совсем не говорит на русском! Теперь дети волей-неволей будут учить язык”.
Совсем другое отношение к казахскому, хотя методика преподавания и изучения любого языка одна и та же. В начальной школе, согласно требованиям, разработанным МОН, учитель разъясняет только опорные слова и словосочетания, в среднем и старшем звене основывается на базовых знаниях: определив по смыслу тему, нужно догадаться, о чем идет речь, по опорным словам, которые уже знакомы. Этот принцип в методике изучения любого языка называется “от простого к сложному”. Но вот если учителей английского за это награждают аплодисментами, то в адрес учителей казахского идет шквал жалоб за то, что на уроке нет перевода, слайды не обеспечены субтитрами на русском и т. д. Поясню: опорные слова и формулировка заданий повторяются из урока в урок, из класса в класс. На казахском это, например, оқы – прочитай, жатта – выучи, жаз – напиши, жауап бер – ответь и т. д. Неужели трудно выучить с десяток-другой слов за 11 лет?
Так нет же, родители видят причину не в себе и пробелах в знаниях своего ребенка, а в учителе. В лучшем случае, не считаясь с его временем, без конца шлют сообщения типа: “Я сама не знаю казахского. В учебнике всё на казахском. Переведите”.
Мы в такой ситуации оказываемся между молотом и наковальней, или, как говорят казахи, “екі түйенің арасындағы шыбын сияқты” – “как муха между двумя верблюдами”. С одной стороны, родители, которые пишут на нас жалобы. С другой – управление образования, которое с целью продвижения государственного языка требует работать соответственно госстандартам, разработанным МОН, то есть преподавать его так же, как и английский: методом погружения, без всяких переводов. Подтверждение тому – прекрасные, хорошо продуманные ТВ-уроки казахского на канале “Ел Арна” и YouTube-канале института повышения квалификации “Орлеу”. Но что толку? Просмотров – ничтожно мало, а комментарии оскорбительные: “Фу-у-у! Блин, ничего не понятно”. И что? Опять в этом виноваты мы – учителя?
Думаю, если бы управления образования, районные и городские, заняли принципиальную позицию, то таких оскорбительных претензий не было бы. Ведь в госстандарте образования прописаны все требования – какими умениями и навыками должен обладать ученик по каждому предмету. Но у нас этот документ, получается, живет сам по себе.
Школьное руководство, как всегда, занимает двойственную позицию. Выслушивает указания сверху (устранить недостатки) – и отрывается на учителях: “Мы из-за вас писали объяснительные, если дети и их родители просят давать задания с переводом на русский – делайте это”.
Если жалоб от родителей бывает совсем много, а учитель принципиальный, то есть преподает государственный язык согласно госстандартам, то его убирают из этого класса.
Столь пренебрежительное отношение к госязыку и принижение его статуса идет потому, что рыба гниет с головы. Например, руководство той школы, где работаю я, ведет все видеоконференции только на русском, сообщения и директивы на WhatsApp – тоже на нем, хотя 93 процента коллектива – представители коренной нации. А вот когда учителя отчитывают по-нашему, по-казакпайски, то переходят на разговорный казахский. Вызовы на ковер заканчиваются, как правило, приказами: идите и учитесь преподавать язык у учителей английского. Интересно, чему я смогу научиться у девочки, которая вчера только окончила первую университетскую ступень – бакалавриат, а на том же родном, казахском или русском, говорит на уровне Эллочки-людоедки?
После такого опускаются руки, и ты уже думаешь: “Да гори оно всё. Мне не жалко – буду проводить урок на двух языках”.
Но почему государственный язык должен занимать извиняющуюся, уступательную позицию? Почему нет твердости и единства в требованиях?
Комиссии из разных вышестоящих инстанций делают замечания: почему много русского языка на уроке казахского? Но как только в конце четверти и года, когда нужно выставлять итоговые оценки, родители начинают долбить их, то дают ход назад и, чтобы обеспечить себе спокойную жизнь, делают виноватым учителя.
В эти минуты мне вспоминается отец, выпускник казахской школы середины 50-х годов. Он рассказывал, что если итоговый диктант по русскому языку был написан неудовлетворительно, то не выдавали аттестат зрелости. Парни уходили в армию, а у девочек, больших умниц по всем остальным предметам, оставался один выход – замуж.
Те, кому удавалось получить аттестат, тоже сдавали в обязательном порядке русский язык, поступая в институты и техникумы. Спрос для всех выпускников был единый, никто не спрашивал, русскую школу он окончил или казахскую.
Мне кажется, что если бы сейчас поставили такие же требования, то дело, может быть, пошло бы быстрее. Но, опять же, боюсь, что всё произойдет по принципу “шаш ал десе – бас алады” (русский аналог – “заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет”). Но если вот так же, как и сейчас, будут и дальше делать крайними самых беззащитных и зависимых, то есть учителей казахского языка и литературы, то и за 50 лет государственный язык не достигнет прописанного в Конституции статуса, он так и останется языком бумаг.
В школах, например, сидит специальный человек, который переводит с русского на казахский протоколы совещаний, приказы, их никто не читает, это всё для комиссии, для галочки.
И, что интересно, все эти бесконечные проверки – внутришкольные, административные, районо, управления образования, института повышения квалификации, начинаются уже с начала сентября именно с казахского языка. Для нас этот месяц вообще очень тяжелый. 22 сентября традиционно отмечается День языков народа Казахстана. Ему посвящается декада с торжественными открытиями и закрытиями, песнями, плясками, тоями. Но я вот что-то не видела, чтобы декады математики, физики или английского языка проводили на таком же уровне. Потом в течение года идут бесконечные конкурсы, написание эссе, съемки комиксов по казахским сказкам, Шахановские, Макатаевские, Абаевские чтения, снова песни и пляски.
Остальные учителя нам, казаховедам, сочувствуют. Мы ведь не учим, а, превратившись в массовиков-затейников, режиссеров всяческих шоу, готовим детей к бесконечным конкурсам.
Я люблю свою работу, но иногда думаю, что надо было пойти в учителя физкультуры, самопознания, биологии, технологии и т. д. Это ведь такая благодать – заниматься просто тем, что положено: проводить уроки по программе – и никаких тебе гонок. "Люди имеют право требовать": как граждане вынудили крупные компании использовать казахский язык наравне с русским
Из воспоминаний отца детской хирургии Казахстана академика Камала ОРМАНТАЕВА:
“Я приехал в Алма-Ату за пять дней до начала экзаменов. Из нашей школы в медицинский документы сдали 13 человек. Одна половина моих однокашников срезалась на химии и биологии, другая – на письменном русском. Мы и говорили-то на нем с трудом, а тут – сочинение! Вот такое несправедливое было время. Те, кто сидел сзади, накатали со шпаргалок до 15 страниц. У меня они тоже были, но я сидел в первом ряду, экзаменатор, издалека оглядывая аудиторию, крутился рядом. Кое-как написал три странички и попросил соседку, русскую девочку, проверить. А она от страха ничего не видит. Думал, двойка мне обеспечена. Но, наверное, из-за малого объема ошибок в моем сочинении было меньше, чем у других.
По химии мужчина-экзаменатор собирался ставить двойку, но его коллега, женщина-казашка, настояла, чтобы мне дали дополнительный вопрос. “Он же старается”, – сказала она. Я кое-как ответил и – ура! – снова тройка. Позже я, болея за свой народ, всем, в ком чувствовал интерес к профессии (но они, выпускники аульных школ, плохо владели русским языком), давал возможность поступить в медицинский. Сам я, чудом став студентом, занимался круглые сутки. На втором курсе был уже отличником и активистом – профсоюзным и комсомольским лидером факультета”.
Из опыта овладения государственным языком заместителя руководителя аппарата сената парламента РК Максима СПОТКАЯ.
“Я из города Аксу в Павлодарской области, то есть самого-самого что ни на есть русскоязычного региона в Казахстане. Учился в русской школе, где и был заложен языковой фундамент. За это отдельное спасибо учителям казахского. Но больше всего я благодарен своим родителям. На мой взгляд, интерес и любовь к языку сами по себе, на пустом месте, появиться не могут. Здесь тоже нужен фундамент. В моем родительском доме в первую очередь прививали уважение даже не к языку, а к стране и народу, среди которого мы жили. Отсюда и зародился интерес к языку.
А потом и сама жизнь меня начала подталкивать к этому. В школе я был активистом начиная с младших классов. Мероприятия часто проходили на двух языках. Не будешь же кого-то просить говорить вместо себя или делать это через переводчика. Мои речи на казахском начинались с простых приветствий. Если пытался сказать что-то более сложное и не получалось, продолжал на русском. Аудитория всё понимала и прощала.
Потом, когда я поступил в Омский государственный технический университет и переехал временно в Россию, то оказалось, что в области проживают больше 100 тысяч казахов. Так я стал членом очень сплоченной Омской казахской общины. И я, скажем так, приехав туда с лингвистическим фундаментом, совершенствовал свой казахский именно там”.
АЛМАТЫ