Современная Турция вряд ли имеет шансы стать старшим братом в «тюркском мире».
Во-первых, распад СССР и суверенизация бывших южных советских республик лишили ее роли форпоста Запада против «советской экспансии».
Во-вторых, Анкара не обладает достаточными финансовыми и экономическими возможностями для завоевания рынков сбыта и источников сырья на постсоветском пространстве.
Сторонники неоевразийства сегодня навязывают идеи «православно-мусульманского двуединства» или даже некоего «славяно-тюркского суперэтноса».
При этом «суперэтнос» в турецком понимании означает постепенное отуречивание и исламизацию славян.
Сущность неоевразийства сводится к тому, что, первое, Турция и пантюркизм не опасны для той же России, второе, Турция не имеет намерений образовать империю Турана, третье, тюрко-мусульманские народы России составляют основу российского государства и способны навести мосты между Россией и Турцией, четвертое, русский суперэтнос лишен национальной самоидентификации, является наследием тысячелетней традиции объединения и этнического структурирования древнего тюркского суперэтноса, пятое — российское государство в результате монголо-татарского нашествия отошло от византийского наследия.
Современную экономическую ситуацию в России Анкара расценивает с позиций краткосрочных и долгосрочных интересов. В краткосрочном плане Анкара заинтересована в том, чтобы путем оказания определенной экономической помощи России, выражающейся в приобретении недвижимости, акций заведомо рентабельных предприятий, предоставлении кредитов торгующим с Турцией компаниям и фирмам, добиться от Москвы ощутимых уступок в региональной политике, прежде всего, относительно присутствия в Крыму, Закавказье и Центральной Азии, а также относительно каспийских и транскоммуникационных геоэкономических проектов.
В долгосрочном плане Турция, скорее всего, рассматривает Россию с позиций экономически развитых стран — как источник сырья (особенно энергоресурсов) и рынок сбыта для своей продукции. При этом Турция хотела бы добиться определенных политических договоренностей, обеспечивающих ей наиболее благоприятный режим в России и на всем постсоветском пространстве.
Часть программы по сближению с государствами ЦА уже выполнена. Их разноскоростная и разнообразная интеграция с ней объясняется многими геополитическими культурно-традиционными и социально-экономическими факторами и может быть определена следующим образом:
Азербайджан. Баку подспудно ощущает угрозу с севера своим интересам в сфере энергетической политики. Россия хочет построить отношения со странами СНГ на условиях свободного рынка, где инструментом воздействия являются цены на российские и центрально-азиатские углеводороды. Опора на юге в лице Турции уже имеется. Поэтому Баку не против интеграции в южном направлении.
Казахстан. Конечно, в рамках многовекторной политики казахстанского руководства сближение с Турцией процесс вполне ожидаемый. Но Астана находится в более двусмысленном положении, чем Баку. Внутри страны имеется многочисленное русскоязычное население, не питающее иллюзий по поводу «тюркского единства». При этом эта часть конгломерата на сегодняшний день весьма организована. Поэтому Астане приходится действовать с оглядкой «на тылы».
Кыргызстан. Тамошний президент буквально находится между «молотом и наковальней». С одной стороны, пережив период острых националистических, откровенно антирусских настроений в 80-х годах прошлого века, Кыргызстан сегодня в большей мере пророссийский, чем другие страны ЦА. С другой стороны, амбиции соседей — Китая и Казахстана — еще один мощный толчок в российские объятия. Хотя следует признать, что без китайско-казахстанских инвестиций улучшить ситуацию в экономике довольно сложно.
Туркменистан. Избрал скорее проиранскую, нежели протурецкую ориентацию с учетом территориальной близости Ирана, зависимости от иранских транспортных коммуникаций, динамики роста его экономики, отсутствия претензий Тегерана на туркменскую территорию и спорных вопросов с тюркоязычным Азербайджаном по разделу шельфа Каспийского моря.
Узбекистан. Стремился и будет стремиться к статусу региональной державы. «Узбекское великодержавие» явно противоречит системе «равноправных» отношений тюркских государств, вовлеченных в пантюркистское пространство. Отказ Каримова приехать на ноябрьский 2006 года саммит свидетельствует о глубинном кризисе, переживаемом страной и утере рычагов влияния в регионе.
Естественный после андижанских событий кризис, связанный с усилением противоречий между Западом и Узбекистаном, толкает узбекского президента ко все более нелогичным поступкам. Отказ от посещения Анталии — один из них.
При этом все без исключения центрально-азиатские страны понимают прописную истину: сближение с Анкарой есть, по сути, сближение с США. Разнородный конгломерат, именуемый «тюркским содружеством» довольно противоречив. Если Астана стремится несколько смягчить китайско-российское влияние путем сближения с Турцией, то Ташкент всячески избегает любых, даже опосредствованных контактов с США.
Если Бишкек в своей внешнеполитической стратегии находится под мощным влиянием Китая, Казахстана, России и весьма несамостоятелен, то Туркменистан откровенно принижает роль «тюркского братства», отправив на саммит далеко не первое лицо.
Активизация российской геополитической доктрины вызывает обеспокоенность Анкары. Возрождение роли России на международной арене — главное условие организации эффективного противодействия пантюркизму и агрессивным геополитическим и геоэкономическим устремлениям Турции.
Стратегическая задача российской внешней политики — уменьшение значения и роли Турции в противоборстве между Востоком (Россией) и Западом (НАТО).
Турция в исторической перспективе не имеет столь существенного экономического и политического потенциала, чтобы выступать в роли бастиона НАТО на Юге России, так как внешнеполитическая доктрина пантюркизма превращает эту страну в потенциального агрессора.
А любой агрессии необходимо противостоять…
Фото с сайта www.2turkey.ru