Сразу повзрослели
Перед Днем Великой Победы Тамара МАКСИМОВА отметила в Алматы свое 90-летие. В годы войны работала медсестрой в госпитале, где и встретила своего супруга. Константин МАКСИМОВ – личность для Алматы легендарная. Генерал-лейтенант, начальник политуправления Среднеазиатского военного округа.
К началу Великой Отечественной Тамара окончила девять классов и отправилась добровольцем в госпиталь под Волоколамск:
– Я была домашним ребенком, не знающим жизни. Это нынешняя молодежь ходит по модным магазинам, макияжем пользуется, а мы еще куклам платья шили. Росли целомудренно. Когда началась война, сразу повзрослели, поняли, что жизнь требует помочь родине, не считали, что совершаем подвиг.
В госпитале, куда попала Тамара, главным хирургом был австриец, коммунист Франц Францевич. Окровавленных, грязных солдат девчонки сами приводили в порядок: стригли, обмывали, боролись с вшами, а затем отправляли в операционную:
– Не помню, как к нам Костю раненым в 1942 году привезли. Когда обрабатываешь, их ведь не разглядываешь… Раненым приходили письма, а мы их разносили. Знали только фамилии пациентов. Подхожу и говорю: “Максимов, как вас зовут?”. А он так резко: “В чем дело?”. Думаю, фрукт какой, ну я тебе поставлю укол побольнее…
Потом Тамара выяснила, что строптивому пациенту 24 года, он из Харькова, сестра его на фронте, родные – на оккупированной территории. В общем, писать-то ему было некому…
Прибинтовала парня к себе
Тамара, можно сказать, спасла своего будущего супруга от ампутации ноги, узнав о готовящейся операции:
– В войну самым страшным было попасть в плен. Он, лишь бы не попасть в плен, долго бежал на перебитой ноге. Сделали одну, вторую операцию на эту ногу – неудачно, рана не заживала. А настроение у него было такое: “Я тут лежу, а ребята сражаются. Из чужой винтовки не мстят…”. Я к главному хирургу подхожу и говорю: “У меня один скандальный пациент спит и видит, когда вернется на фронт. А вы ампутировать будете”. Он спрашивает: “Вы что, его невеста?” – “Что вы!” – “Ладно, для тебя прооперирую в третий раз”. После этого нога стала заживать.
Так было заведено, что покидавшие госпиталь солдаты, возвращаясь на фронт, оставляли номера своей полевой почты. Они хотели чувствовать, что их ждут, в них нуждаются, и на подъеме сражались за Родину. Ведь сколько было их в армии – тех, что без дома, без родни.
– У меня даже сохранилась первая его открытка: “Доехал хорошо, попал в свою часть. Нога ведет себя прилично. Жму руку”, – зачитывает по памяти Тамара Александровна. – Во время войны офицерам давали несколько дней передышки, чтобы съездить в тыл. Он приезжает в такой отпуск к нам в госпиталь. Разместить его было негде. Я предложила ему остановиться у моей мамы в Москве. Гостиниц тогда не было. Он мнется, вроде как неудобно. Я отпросилась и поехала с ним. Потом узнала, что ехать в отпуск он не хотел, стеснялся, что голова обрита, а раньше у него были вьющиеся волосы. Он давно сказал своему начальнику, что влюбился в меня. Но боялся показаться в таком виде. Тот посоветовал: “Вот тебе и проверка, если откажется – значит не твоя”. Я так обрадовалась, что он живой, кинулась к нему, когда он шапку снял… Потом девчонки смеялись: мол, прибинтовала к себе.
Подставной жених
Тамара Александровна вспоминает, что еще долго обращалась к Константину Александровичу в письмах на “вы”. Ведь он был на 7 лет старше. Переписка, в которой крепли их отношения, продолжилась, когда она по состоянию здоровья вернулась домой в Москву в 1943 году. Неокрепший организм 19-летней Тамары не выдержал физических нагрузок – медсестры порой целыми грузовиками разгружали раненых, таскали их на себе:
– Война научила меня человеколюбию. Мы считали: раз остались живы, то не имеем права прожить эту жизнь кое-как. Стремились, чтобы родине была от нас какая-то польза… И вот война закончилась, а писем от него нет. Мне уже говорят: он тебе голову морочил. Оказалось, в Балтийском море, под Кёнигсбергом еще шли бои, и он в них участвовал. Как-то после боя возвращались, и разорвался снаряд, друга – насмерть, а его ранило. Когда поправился, написал. Тогда в Кёнигсберге многие квартиры были пусты – кто из наших офицеров первый заходил, за ним ее и записывали. Но ненависть к фашистам была так сильна, что, когда наши занимали любой немецкий город, солдаты врывались в квартиры и палили из автомата – портили имущество. Тогда Сталин издал указ, чтобы все сохранить, любой солдат мог в свободном доме написать мелом или краской адрес своих родных. Все, что там есть, – мебель, посуду – ему перешлют. Безобразие прекратилось, но никто ничего не пересылал. В апреле 1946 года Костя послал за мной своего помощника в Москву – мол, приезжай, свободного жилья здесь много. В Кёнигсберге тогда советских загсов не было. Поэтому была свадьба с подставным женихом в Москве – с помощником Константина. Я наказала подружкам, чтобы никто не кричал “горько!”. Поехали в Кёнигсберг на поезде. Я так нервничала, ни есть, ни пить не могла, смотрела все время в окно с верхней полки…
Когда Тамара приехала, Константин Максимов сразу заявил в своей части, что женился.
– Тогда все очень голодно жили – коньяка и шампанского не было. На запасных путях на вокзале стояла цистерна из-под бензина с чистым спиртом, и все про нее знали. Называли автоконьяком из-за запаха бензина, и вот с этим автоконьяком у нас прошла вторая свадьба. Третья была, когда в Кёнигсберге открыли советский загс и мы пошли зарегистрироваться.
Верная спутница жизни следовала за своим мужем-военным во все города, куда его посылала служба. В Алма-Ату они приехали в 1965-м. Любовь и верность, приобретенные на войне, Тамара Александровна и Константин Александрович Максимовы пронесли через всю жизнь, прожив вместе 61 год.