Американская история 34-летнего Тимура началась с программы обмена, а закончилась получением высшего музыкального образования в Бостоне. Сегодня у него за плечами работа в театральных и оперных постановках США. В 2010 году в Лос-Анджелесе образовался на сегодня главный проект Бекбосунова – группа “Тимур и его копеечный музей”. Коллектив участвовал в шоу “Америка ищет таланты”, перформил на самых разных сценах, при этом фронтмен не забывал и о совместных проектах на родине. Почему, говоря о Казахстане, лучше припоминать Тимура, а не Бората, недавно написало одно из американских изданий.
Ужин по нескольким рецептам
– Вы окончили вокальный факультет Бостонской консерватории. Сложно ли было учиться, какие преференции по жизни получили благодаря образованию?
– К тому времени я знал английский язык, и магистратура не далась мне тяжело. В Бостоне мне повезло, я не только смог получить замечательное образование по вокалу, теории и музыкальной истории, но также у меня сложились хорошие отношения со студентами, с которыми мы до сих пор общаемся. Был замечательный обмен информацией, который помогает мне сейчас формулировать какую-то правду между разными сферами действия в искусстве. Мне удалось приготовить свой “ужин” не по одному рецепту и жить в однородном обществе, а окунуться в современную музыку, потусоваться с бэндами, которые играли в клубах, послушать великолепные джазовые выступления.
– Наверное, жутко достали с вопросами про Бората?
– Я обычно говорю, что мне фильм очень понравился. Даже не знаю, почему люди думают, что это меня чем-то задевает. Это фильм не о Казахстане, это сатира о невежестве в обществе, причем используется совершенно гениальный новаторский абсурдистский юмор, который мне напоминает творчество комической британской группы “Монти Пайтон”. А сам Саша Барон Коэн (он же Борат по фильму) – вольтеровского Кандида.
– Ваша манера пения не похожа ни на одну на казахстанской сцене, намеренно искали свой эксклюзивный стиль или все вышло случайно?
– Мой стиль исполнения – это совокупность жанров, в которых я всегда хотел петь. Там и современная оперная музыка, кабаре 20-х годов прошлого века, американские песни 50-х, советская эстрада в лице Вадима Козина, Александра Градского, западные артисты – The Smiths, Брайан Ферри, Бьорк, Фредди Меркьюри. Мне всегда хотелось совместить диапазоны баритона, тенора, контратенора и даже сопрано. Все это наслаивалось постепенно. Сначала была хоровая школа № 1 в Алматы, детские спектакли в школе по композиторам Прокофьеву и Кабалевскому, потом, когда приехал в США, начал своего рода флиртовать с американским стилем, слушал мейнстрим поп, мьюзиклы. Очень важно для певца чувствовать свою музыкальную стихию.
Поиск идеального состояния
– Часто ли приходится слышать, что возможности вашего голоса можно было пустить в русло классической оперы?
– Я до сих пор продолжаю петь в оперных постановках, но мне больше интересны композиторы XX и XXI веков. Часто пою в ораториях и кантатах Генделя, они подходят идеально для моего голоса, каждый месяц у меня есть выступление или вечер с оркестром или струнным квартетом. Недавно была серия выступлений в “Золотом петушке” в Сарасоте, во Флориде, где я пел партию Звездочета. Опера – это не музей, там человек должен искать, исследовать, ошибаться. Но какое-то радикальное новаторство в традиционной опере я не мог найти. Многие оперные театры ставят постановки, которые не слишком интересны и достаточно догматичны. Сейчас традиционное определение фильмов, спектаклей всех жанров меняется, многие мои знакомые включают различные формы в свои работы. Будущее искусства – междисциплинарное.
– Сколько альбомов вы уже записали и на каких площадках выступаете?
– Выступаю в самых различных заведениях: начиная от клубов и заканчивая такими известными залами, как Hollywood Bowl, Disney Concert Hall, европейский дебют был в оперном театре Роттердама. С группой записал уже два альбома, третий выйдет 20 октября, и, кстати, музыкальные клипы из него уже есть в Интернете. Клипы – самый лучший способ представить музыку своим зрителям. А у меня много хороших друзей в Лос-Анджелесе, которые мне в этом плане помогают. Часто мы вообще не тратим ни копейки на клипы, но они выглядят профессионально и достойно.
– Откуда у вас тяга к полутонам, реквиему, черному цвету, долго ли искали свой сценический образ?
– Я бы не сказал, что есть тяга к черным цветам (смеется) – это слишком депрессивно, а я оптимист, достаточно позитивный открытый человек, мне интересно жить. Конечно, в какой-то степени у нас всех есть тотальное идеальное состояние, которое мы пытаемся найти, несмотря на тяжесть самой жизни, на какую-то ее серость. Могу назвать таких актеров, как Удо Кир, Алан Камминг, Клаус Кински, может, их персонажи повлияли на то, как я веду себя на сцене, но это только на своих концертах, если играю роль в опере, то работаю с режиссером (смеется).
Под звуки реквиема
– Вы были исполнителем и продюсером кантаты “Молчаливая степь”, будут ли еще проекты, связанные с Казахстаном?
– У меня есть задумка проекта, в котором будут использоваться фольклорные мелодии, собранные Александром Затаевичем. Он записал много песен казахского народа, и архив этого замечательного этнографа и композитора я хочу использовать. Буду опираться на расширение международной аудитории, переходя от локальных форм обмена информации к транснациональным. Песни Затаевича будут использоваться в качестве базы для композиторов разных стилей и жанров в США. Они будут создавать аранжировки всех этих мелодий, и в конечном итоге получится коллективно написанная опера. Конечно, хочется привезти к вам свою видео-рок-оперу “Коллапс”, которая основана на музыкальной форме реквиема. Ее нью-йоркская премьера состоится в Бруклине в сентябре, мы готовимся сейчас к этой постановке. Я сейчас подумываю, чтобы создать сольный концерт песен композиторов Казахстана.
– Расскажите подробнее про рок-оперу “Коллапс”…
– Мы уже с ней выступили в Майами, Амстердаме, Лос-Анджелесе, будем еще путешествовать по США, надеюсь, привезем и в Казахстан в 2017 году. Она в жанре реквиема с драматическим повествованием о человеческом влиянии на окружающую среду. В каждой арии описываются глобальные бедствия, которые ведут или привели к нарушению функционирования природы: ядерные испытания, проблемы с океанами, обезображивание земных ландшафтов, поиск энергетических ресурсов. Мы не пытаемся никого образовывать, читать лекции по экологии, просто создали хорошие песни с потрясающим мультимедийным видео, костюмы сделаны известным модельером Виктором Уайлдом. И я очень рад, что смог работать с такой талантливой группой людей.
Изменить мир можно только при наличии большой аудитории
– Чем бы еще хотели заниматься помимо музыки?
– Во мне живет дух организатора и продюсера, мне бы очень хотелось быть художественным руководителем театрального заведения или директором фестиваля. Мне интересно создавать талантливую группу людей, которые вместе могут делать уникальные вещи. Всегда нравилось заниматься сферами, где попытки углубиться могут привести к опасностям на каждом шагу. Все-таки в оперном театре существует много опасностей. Мы очень часто думаем, что театр – это экспонат, на который нужно смотреть и молиться. В какой-то степени это так, но, с другой стороны, артисты должны создавать всегда альтернативные подключения к культурному обществу.
– Как вам кажется, в Казахстане ваше творчество понимается так же, как и в США?
– Я всегда стремлюсь быть уникальным, а не самым лучшим, потому что быть лучшим – значит ставить себе недостижимую цель. А поскольку есть много способов достижения успеха в нашей деятельности, пытаюсь прийти к этому разными путями. Конкуренция есть в любой сфере, но в отличие от войны и спорта в творчестве мы можем придумать свои собственные правила и свою собственную игру. Наверное, любой артист немножко считает, что может изменить мир в какой-то степени. Изменить мир можно только при наличии большой аудитории. Для меня важно найти эту критическую массу людей, которая начинает понимать мои проекты. Не пытаюсь быть тем, кем не могу, – я не подстраиваюсь под аудиторию. Я, конечно, могу говорить, да, вероятно, в Казахстане могут не понимать некоторое творчество, а вот в Европе, в США лучше понимают, но это не так. В любой стране есть люди, которые чего-то не понимают. Самое главное – делать то, что вы делаете хорошо, и это единственный шанс на успех.
Алматы