На днях «звездный десант» — Ольга Арнтгольц, Ивар Калныньш и Альберт Филозов — побывал в Павлодаре со спектаклем «Сказки старого Арбата» по пьесе Алексея Арбузова.
Так вышло, что мне, далекому от театральной специализации журналисту, посчастливилось провести вечер в компании прославленных актеров. Я наблюдала, спрашивала, запоминала, пытаясь за несколько отпущенных часов, понять душу лицедея…
Ольга («Слуга государев», «Юнкера», «Глянец») пока известная в основном по сериалам, — моя ровесница, ей 26 (хотя улыбчивое девичье лицо и милая хрупкость не позволяет определить возраст навскидку). Хорошо поставленная речь и умные глаза говорят о будущем превращении девочки в фантастическую женщину и гипнотизирующую актрису…
Ивар («ТАСС уполномочен заявить», «Зимняя вишня», «Время любить», «Опера»… ) говорит по-русски все-таки без латвийского акцента. Вальяжный, закрытый (а оттого кажущийся жестким), он олицетворяет мужскую невозмутимость, силу и манящую актерскую неприступность.
Альберт Филозов («Вам и не снилось», «Человек с бульвара капуцинов», наконец, отец семейства Бэнкс из «Мэри Поппинс, до свиданья!») излучает тепло, покой и внимание. Очень внимательный, живой, легкий, пусть и с уставшими грустными глазами…
Еще бы. Поезда стали стилем жизни современного актера. Хотя антреприза («частный спектакль») еще с 16 века сулила не только неплохие заработки, но и бесконечное кочевье. Причем цены на билеты уже тогда были «кусачими», дабы отсеять несостоятельную публику. В советское время антреприза существовала негласно, в постсоветское — с помощью продюсерских групп более-менее встала на ноги.
Появились бизнесмены, готовые рискнуть деньгами, но неизвестность того стоила: изголодавшаяся по зрелищам публика валом валила на имена и громкие спектакли, как заметил один столичный журналист, «на раздевание» (ибо часто это были фривольные комедии). Сегодня в одной только Москве около полусотни частных подмостков и легион легенд, играющих в спектаклях в несколько составов.
«Стационарный» театр — это дом, где живет традиция. Мобильная антреприза — возможность для актера сыграть новые роли и заработать денег. В Америке эти театры — офф-Бродвей — рассчитаны на достаточно развитого зрителя. Существуют они на деньги «культурных» спонсоров, причем ставят чаще всего качественную мировую классику.
Ольга Арнтгольц вздыхает, что нынче хорошего материала очень мало:
— Хороший — это идеальный для обучения, тот, который может позволить набраться опыта. Чехов, Достоевский, Шекспир, Пушкин… Театр — это нечто истинное, где действительно можно учиться профессии. Выхожу на сцену — и… не получается… Возможно, не хватило репетиций. Но в процессе я могу еще успеть добрать, осознать. Проходит время — и меня озаряет: «Вот про что я здесь! Вот что я не могла понять! Вот почему мне было так неудобно, неуютно, не получалось».
Если говорить о кино, то все снимается в несколько дублей, потом уже не переснять и не переиграть. А потому здесь и сейчас сделай все, что ты можешь. Если не получилось теперь, не получится больше никогда. Тем более, бывает, снимаем сначала финал картины, и надо буквально впрыгнуть в него.
Я.Н: — Ольга, вы юны, хватает ли вам прожитого опыта для работы над ролью?
— Пока да. Но еще очень много несыгранного материала, и это здорово. Хочется хороших ролей, они, к сожалению, сейчас большая редкость.
Я.Н: — С кем из театральных легенд вам посчастливилось встретиться на сцене?
— Я работала с Ольгой Остроумовой. Было не так много совместного материала, но мне хватило, чтобы ощутить всю ее невероятность. Не раз пересекались с Галиной Польских и Людмилой Гурченко. О, мне с ней было очень комфортно, она такая забавная, смешная… Альберт Леонидович Филозов — мой настоящий подарок в профессии. Спасибо судьбе. Я смотрю на этих людей и понимаю: «Какие профессионалы». Тогда все было иначе, все. Другое отношение к работе.
Я.Н: — Ольга, а что вы чувствуете, когда смотрите на себя со стороны, оценивая снятый материал?
— Я терпеть не могу себя на экране, не люблю смотреть на себя в кино, хотя приходится, потому что все равно подмечаешь какие-то ошибки. Для меня это всегда тяжелый процесс — наблюдать со стороны.
Я.Н: — Не могу удержаться от вопроса о вашей сестренке-близнеце Татьяне. Мне кажется, она более активная, нежели вы… Я ошибаюсь или нет?
— Нет, это правда. Таня более эмоциональная, взрывная, она жестче даже внешне, покрупнее меня. Мы настолько разные (и как женщины, в том числе), что мужчина, пообщавшись с нами обеими, выбирает кого-то одну, не перекидываясь потом на другую. Такого не было, слава богу.
Я.Н: — Тяжело ли вам давались бесконечные разъезды при такой друг к другу привязанности?
— Мама и папа никогда не говорили, что нам будет тяжело друг без друга, и мы не были психологически готовы к этому моменту, но, слава богу, давно все трудности расставаний пережили. Иногда мы с Таней подолгу не видимся, но созваниваемся каждый день, перекидываемся сообщениями. И в детстве мы уже обожали поезда. За три месяца готовились ехать к бабушке: обсуждали наше путешествие, что-то складывали. И всегда я беру с собой фотоаппарат, только в эту поездку, увы, забыла. Я очень люблю ездить, летать, смотреть, как живут люди в других странах и других городах.
Альберт Филозов утверждает, что сутолока переездов его тоже не сильно утомляет:
— Самое главное, что в таких поездках очень хорошие отношения складываются. Никто никому ничего не должен, все собрались по доброй воле. В антрепризе отношения более легкие, нежели в театре, потому как труппы часто раздуты и половина актеров сидит без дела. Чего, кстати, не скажешь о театре («Школа современной пьесы»), где я работаю. Ему только 19 лет, и большинство молодых актеров — наши ученики, дети театра.
Я.Н: — Объясните мне, почему кажется, что раньше актеры играли лучше? Это проблема отцов и детей, иллюзия или другие времена и другие нравы?
— Публика сейчас в основном молодая, а новое поколение воспитано на американских фильмах, где важнее «экшн», поэтому психологическое кино и театр молодежи малоинтересны. Я снимаюсь в сериалах — надо же как-то жить — но не люблю их. А качественное прокатное кино, к сожалению, очень редко бывает.
Я.Н: — А во ВГИКе вы больше не преподаете?
— Я сейчас преподаю актерское мастерство в ГИТИСе, правда, у меня только заочники, потому как преподавание отнимает очень много сил.
Я.Н: — Случалось ли, что в процессе работы спектакль вдруг становился неинтересным?
— Бывало. Но продолжение работы — не принуждение, а профессионализм. Спектакль «Пришел мужчина к женщине» мы сыграем скоро уже в пятисотый раз. Раньше я выходил в нем на сцену с любовью Полищук, сейчас — с Ириной Алферовой. Пьеса хорошая, классическая, иногда приходишь без всякого желания, но она затягивает, и идешь по живому.
Я.Н: — И вдруг на пятисотом спектакле возникает какая-то новая мысль, которая не приходила в голову на трехсотом…
— Да, бывает, бывает… Помню, когда мы с Любой играли… Первые гастроли… Израиль… в Израиле. И мы играли целый месяц почти каждый день, кроме разве что субботы. Люба была такая веселая, и каждый день все было по-разному.
Я.Н: — Какой ваш любимый спектакль?
— Пьеса Евгения Гришковца «Записки русского путешественника». Играем мы в ней с Василием Бочкаревым, с которым давно знакомы, лет тридцать выступаем вместе на разных сценах. Очень интересный материал…
Я.Н: — Альберт Леонидович, а не слишком ли Гришковец… как бы это объяснить… широко популярен, чтобы быть действительно глубоким?
— Он самый «живой» по ощущениям «воспоминатель» на сегодняшний день. Он популярен именно потому, что эти ощущения близки каждому человеку, сидящему в зале. Эта эмоциональная память невероятно интересна. Плюс мы каждый вкладываем массу своего личного. По существу это импровизационный спектакль: наполовину тексты Гришковца, наполовину наши собственные воспоминания. И каждый раз они обновляются в зависимости от момента жизни.
Я.Н: — По вашим ощущениям, есть ли у спектакля срок жизни, грубо говоря «срок годности»?
— Это смотря как он сделан. «Пришел мужчина к женщине» мы играем уже 19 лет. Мне уже и неудобно в моем возрасте играть сорокапятилетнего мужчину, но поскольку материал живой и очень хорошо написан, то ничего не страшно.
Я.Н: — Альберт Леонидович, простите за столь личный вопрос… Я знаю, что вы воцерквлены, хотя пришли к религии довольно поздно. Как и почему это все-таки произошло?
— Мои дед и бабка были крещенными, православными. И я пока был маленький, все время спорил с ними, пытался убедить, что бога нет. А когда немножко поумнел, и сам крестился. Это было в 1991 году, на гастролях, в Иерусалиме. Первое причастие я принял в храме гроба Господня.
Ивар Калныньш выглядел уставшим, но это нисколько не умаляло его привлекательности. Высокий, статный, загорелый…
Я.Н: — Ивар, как вы пережили этот «марш-бросок» с переездами и ежедневными спектаклями?
— Устаю, но справляюсь. Это движение дает возможность создать крепкую «сборную» из разных театров и разных городов. Мы съезжаемся, играем и разъезжаемся. Конечно, стационарный спектакль позволяет строить большие декорации, зато благодаря антрепризе не нужно сидеть на одном месте и каждый день играть одно и то же.
Я.Н: — Я хочу спросить вас о другой постановке — «Мастер и Маргарита», где вы играли и сразу нескольких персонажей. Вам часто приходилось перечитывать этот роман, пока работали над ролями?
— Я довольно хорошо учился и вполне свободно ориентируюсь в мировой литературе. «Мастера и Маргариту» читал пару раз в студенческое время, для постановки постоянных перечитываний не требовалось, потому как в нее вошла лишь небольшая часть главных сюжетных линий — уж очень трудный роман…
Я.Н: — О женщинах я, пожалуй, не буду спрашивать, а вот сколько режиссеров было в вашей жизни?
— Ой, больше ста, наверное…
Поздно вечером труппа отправилась дальше на север — в Омск…
P.S. Огромная благодарность Юрию Ивановичу Степкину за помощь в проведении интервью.
На фото автора: Альберт Филозов слушает обнаруженный в кабинете патефон.