Со свалки - в трехкомнатную квартиру

Интересный факт — тех, кому хуже, не заботит судьба тех, кому хорошо, они довольствуются малым. По доходам расходы — сказал кто-то мудрый и был прав.
Но как вам тогда история, которой я стала невольным свидетелем — тетка, торговавшая семечками рядом с блочной пятиэтажкой, в которой я жила еще в глубоком детстве, за пять лет скопила на частный дом с пятью сотками. Ну? Поверите ли вы в то, что бомж, работающий на городской свалке через несколько месяцев (!) поставил в собственной квартире пластиковые окна?
По-вашему, наглое вранье, дешевый трюк? Читайте, и вы убедитесь, какие прибыли может принести при грамотном подходе «мусорный» бизнес.
У Татьяны Никитиной было все. Семья из пяти человек — муж, жена и трое их детей — проживала в большом доме. Огромный скотный двор в хозяйстве «кулаков» Никитиных вмещал в себя десяток коров и свиней, сотни кур, уток. В период активной миграции в Россию глава семейства постановил на общинном совете — он продает нажитое непосильным трудом, чтобы приобрести недвижимость в соседней стране, а позже перетащить и домашних за границу. На том и порешили. Иван Никитин собрал пожитки, взял подмышку младшего сына и был таков. На часть вырученных совокупных средств Татьяна выкупила киоск, забила полки товарами первой необходимости, торговала днями и ночами.
Коммерсантка из женщины выходила хоть куда — с оборота она умудрялась не только закупать новые партии продуктов питания и бытовую химию на продажу, но еще и как-то выживать на сколоченные деньги. Запросы у Никитиной были маленькие — она не пила, курила редко, ела как цыпленок, за коммунальные услуги не платила — Татьяна и ее дочь Анна жили… в киоске. Четыре года мытарств закончились в одночасье. Ларек ограбили. Но Татьяна подняла голову выше, достала из кубышки сэкономленные кровные, арендовала маленький магазинчик, заселилась в брошенную наркоманами хатенку. Но и новый бизнес потерпел крах почти сразу — решетки на окнах остались нетронутыми, мощную железную дверь грабители отперли словно «родным» ключом — вынесли все подчистую, измазали помещение краской, подожгли. Как только пламя поутихло, Татьяна села на ступеньки перед магазином, и разрыдалась в голос. Теперь у нее, действительно, не оставалось ничего.
— Прямо какой-то злой рок над вами. Как вставали на ноги? — задала я первый вопрос собеседнице.
— Первое, что я сказала дочери: «Ну, надо, Анюта, замуж выходить. Или тебе или мне». Она отрицательно покрутила головой, да и мне некогда было думать о супружничестве. У бичей, что затаривались в моем магазине, я разузнала, как попасть на городскую свалку. «Поставишь литр водки, принесешь хвост селедки, и ты наша». Приготовив нехитрый скарб, под предводительством моей родной сестры, которая, кстати, жила на помойке, я отправилась на новое место работы. Бывалые меня проинструктировали — «найдешь вилы, согнешь, будешь ковырять мусор. Не всякий — только тот, который скидывают машины определенных расцветок с определенными госномерами, мы тебе их покажем, после других машин — не суйся, искать там нечего». Я тут же усвоила урок. Моя первая зарплата была равна 2,5 тысячам тенге. К восьми утра по понедельникам, средам и пятницам я ходила на свалку, как на завод — не опаздывая.
— Тяжело дался первый рубль?
— Собирала бутылки, сдавала по пять тенге каждую. Если не филонить, с бутылок можно поиметь 100-200 тенге. Какие-то странные люди однажды попросили наскрести непачканных бутылок из-под «Белизны», потом приехали, забрали котомку — я так и не поняла, для чего им тара. Скапливала майонезные баночки, мыла, загоняла по полторы тенге. Искала «пух» — легкое железо, его охотно покупали в пунктах приема цветмета — груженная сумками, залезала в мусоровозку или, как ее называли, шилохвостку, и ехала 11 километров до города за 20 тенге, как на автобусе. Найденные на помойке дрова и неплесневелый хлеб продавала дачникам и фермерам, опарышей (червей, питающихся падалью) — рыбакам, спичечный коробок, наполненный этой гадостью, стоил стольник.
— Руками собирали?
Женщина смеется.
— Нет, медицинские перчатки надевала. Конечно, руками. Это в первое время кажется страшно, а потом с таким азартом пашешь — оторваться не можешь, как бы что-нибудь интересненькое в кучах найти.
— Находили?
— И деньги, и золотые цепочки. Как-то норковую шубу нашли — чистую, почти нулевую, только подол подгоревший. Подрезала низ, подшила, снесла в химчистку, продала за сто баксов, поделилась с бомжами — пировали несколько дней.
— Пьют крепко?
— Все, как один. Была там одна семья — муж и жена, говорят, что они свиней держали, а потом вроде как и дом на правом берегу купили. А в основном — алконавты. У меня там и брата родного заживо сожгли и с мусором сравняли трактором за то, что пузырем не поделился с друганами.
— Как успевают и пить, и работать?
— Сама удивлялась. Они ведь из запоев не вылезают. Один раз две недели свалка «не работала» после показательной акции по уничтожению несертифицированной алкогольной продукции. Шампанское, коньяк, водка и даже спирт лились рекой, пустые бутылки тракторист вдавливал в перегной. Но пролетарий был не дурак — и себе добро припрятал, и бичам местным подсобил — не все вылил в землю. Даже я отхватила шесть бутылок водки, по 150 тенге каждую продала в супермаркет. Я не видела, но мои «друзья» рассказывали, что пьяных, их особенно не любят менты, стреляют как дичь. Поэтому бомжи боятся полиции: желтая машина на горизонте — жди беды.
— Татьяна, чем еще могут поживиться работники «мусорного» бизнеса?
— Я откапывала нитки, вязала вещи на сбыт. Попадались мне и герметично запакованные отходы из кафе и ресторанов — мы ели и икру, и рыбу красную. Плесневелые колбасы мыли, натирали подсолнечным маслом, продавали в магазины по дешевке, а оттуда, как я знаю, спихивали сервелат горожанам по баснословной цене. Также мы поступали и с коробками с халвой, и с упаковками кетчупов или консерв — что-то сдавали в мелкие торговые точки за три копейки, чем-то питались сами. Например, я очень любила яйца, выбрасываемые на помойку партиями. Взболтну над ухом — проверю на свежесть, разведу костерок, сварю яички — и кушаю. М-мм! Объедение.
— Работали на себя или на «дядю»?
— Мы жили по правилу «кто работает — тот ест», так что вкалывали все одинаково. Однажды, правда, был заказ. Приехал крутой браток на шикарной тачке. Долго ходил, осматривался. Потом подошел ко мне: «Смотрю, вы не спитая». Да куда уж там — я и в худшие годы-то за рюмку не бралась.
«Короче, даю пять штук, а ты мне собираешь десять тысяч пачек из-под «Соверен». Договорились?». В стране началась «золотая лихорадка», республиканская акция, в завершение которой тому, кто собрал больше упаковок от сигаретной продукции, обещали миллион. Я согласилась, не раздумывая — не работа, а халява — только ищи синие да красные пачки и складывай их в мешки из-под муки. Разделив пять тысяч тенге на самых активных обитателей городской свалки, я, как ответственный за выполнение заказа, распределила и обязанности. Каждый бомж должен был выполнить план. Десять тысяч пачек наковыряли за пару недель.
— Дочь одобряла ваше занятие?
— Нет, она и носу не показала на городскую мусорку, работала в кафе официанткой, разносила пиво. Но я считаю, что любая работа хороша. Я ведь не воровала, в долг не брала. А если от меня после трудовой смены пахло дурно — так я мылась в котловане рядом со свалкой, бомжи называли его «Синяя вода». Иногда в этот котлован пастухи загоняли скот на водопой.
— Как вам удалось «выкарабкаться»?
— Очень просто. Копейка к копейке скопила на частный домик, купила четырех свиней, десяток кур, десяток уток. Кормила животину помоями, которые опять же на свалке брала — больницы и детские сады сливали отходы бочками. Удивительно, за пять месяцев обычная курица на казенных харчах становилась бройлерной — пять килограммов чистого весу. Три сотки засадила картофелем — полугнилые клубни овощехранилище тоннами сваливало на помойку. Накопив деньжат, взяла билет на поезд, поехала забирать сына. Шесть месяцев честно отбатрачила на российской фирме детского питания, сложила честно заработанные за пазуху, и дунула в Темиртау. Сейчас купила трехкомнатную квартиру, поставила пластиковые окна, сделала косметический ремонт. Работаю пельменщицей, леплю по 50 килограммов за ночь.
— Как машина!
— И не говори! Вон, видишь, какие руки больные, все в шишках.
— Так может есть смысл вернуться на свалку?
— На мусорке хорошо, там сытно и тепло. И люди там другие — рубль займут — принесут, извинятся; если надо — помогут, не откажут. Но в чистоте — куда приятнее!