На сайте RT опубликовано интервью со следователем Генпрокуратуры СССР Владимиром Калиниченко, в чьем активе и поимка маньяков, и расследование сложнейших коррупционных дел, ставших знаковыми для советской эпохи.
В ходе этого интервью экс-следователь советской Генпрокуратуры рассказал об эпизоде, связанном с первым секретарем ЦК Компартии Казахской ССР Динмухамедом Кунаевым.
Медиа-портал Caravan.kz приводит данный фрагмент беседы.
— Вы работали в азербайджанском городе Сумгаите, где в 1988-м произошёл армянский погром, с которого многие ведут отсчет начала конфликта в Нагорном Карабахе. Кроме того, вы были и в киргизском Оше, где в 1990 году произошла жуткая резня между киргизами и узбеками, — говорит журналист RT.
— Я считаю, что Горбачёв умышленно использовал обострение межнациональных отношений для развала СССР. И делал это с самого начала. В одной из своих статей я подробно анализировал эту тему, в том числе и на примере других таких конфликтов того времени.
У нас почему-то всё сводят к событиям в Сумгаите в 1988 году. На самом же деле всё началось в 1986-м, когда он избавился от главы Казахской ССР Динмухамеда Кунаева и отправил туда Геннадия Колбина, из-за назначения которого вспыхнули студенческие волнения в Алма-Ате.
И одновременно вот так загорается в других местах. Я считаю, что это абсолютно осознанные, умышленные действия, — ответил бывший следователь Калиниченко.
— Вы упомянули Казахстан. Там, судя по вашей книге, действительно были сложные процессы в руководстве республики. Меня впечатлило, что вы, имея для этого все полномочия, отказались арестовывать подозреваемого во взятках престарелого Кунаева, — продолжил беседу корреспондент.
— Когда я в ходе расследования коррупционных проявлений в Казахстане вышел на самого Кунаева, а это было уже после его отставки, то, учитывая всё-таки его статус, я доложил генпрокурору СССР Рекункову и спросил, что мне делать с ним. Тот умывает руки и предлагает решать этот вопрос с Колбиным. Я с ним встретился, он сказал, что посоветуется с Горбачёвым в Москве и потом даст ответ. После возвращения он пригласил меня и сказал: «Владимир Иванович, Горбачёв сказал, пусть Калиниченко принимает решение, если уверен, что будет приговор».
Но у меня была сложная ситуация. Я знал, что если я его арестую, то в тюрьме с его состоянием здоровья он не выживет. Я мог затянуть дело, он бы умер там с печатью того, что виновен. То есть я бы для себя самого действовал безошибочно в этой ситуации.
Но я прекрасно понимал, сколько Кунаев сделал для казахов. Я не должен был так поступить с ним.
Сперва надо было его допросить. А прокурор республики взмолился, чтобы я не допрашивал его у них в здании. Я тогда звоню Кунаеву и говорю, что должен с ним официально побеседовать, и предлагаю сделать это у него дома. Он согласился. Я прихожу, с ним рядом врач, постоянно делает уколы. Я привожу ему факты получения взяток. Он всё отрицает. Когда я закончил составлять протокол, он меня спросил: «Я что, обвиняемый?». Я ему ответил, что он допрашивался как свидетель. И после моих заверений, что я его не обманываю, он поставил подпись. То есть я мог спокойно его арестовать, у меня было "добро" с самого верха, но я осознанно на это не пошёл, и он остался героем для большинства казахов, — сказал Калиниченко.