Книга «Пятьдесят оттенков серого» попала мне в руки пару лет назад. Почитать ее принесла маме подруга, а я не удержалась, прочитала несколько страниц, но дальше дело не пошло.
Переиначенная история «Золушки» (он — миллионер, она — бедная студентка, «серая мышка») не поразила меня ни новизной сюжета, ни изяществом слога. Но я все же поняла, почему роман так полюбился женщинам в десятках стран мира: эта «Золушка» — с БДСМ-флером, что несомненно добавляет ей пикантности.
Кадр из фильма «Мистер и миссис Смит»
«Принц» Кристиан Грей не только миллионер и красавчик (что уже почти беспроигрышное сочетание), он еще и тот, кого консервативные представители поколения постарше назвали бы извращенцем: плетки, наручники и прочий реквизит. Будоражащие воображение детали заставляет читательниц воспылать к мистеру Грею страстью почти такой же, какая разгорается в груди бедняжки Анастейши.
Кадр из фильма «Пятьдесят оттенков серого»
Что же такого привлекательного в мужчине-садисте? С одной стороны, налицо душевная надломленность — такие склонности не возникают на пустом месте, а значит, тот, кто прячет в прикроватной тумбочке плетку, автоматически становится «сложной натурой», «человеком скрытых страстей» и тем, «кого, наверное, когда-то сильно ранили». С другой стороны, влечет сила. Фантазии о «мужике» или его современной модификации, «альфа-самце», сохранились в женском коллективном бессознательном со времен охоты на мамонтов, пережив рождение феминизма и сексуальную революцию. Мы готовы подчиниться условному Грею и излечить его душевные раны. Образ «порочного карателя» манит, и не важно, вымышленный это персонаж или реальный.
Кадр из фильма «Пятьдесят оттенков серого»
Отношения, в которых нам то и дело причиняют боль (не обязательно в постели и с нашего согласия — смотрите шире), в жизни встречаются не реже, чем в кино и литературе. Мой личный «садо-мазо-опыт» был приобретен в юности, когда мне было чуть меньше двадцати. Объект моей первой безудержной любви был старше меня на десять лет. Отношения напоминали аттракцион «американские горки». Он, переживший в детстве психологическую травму (вот вам и душевная рана), требовал, чтобы я соответствовала его воображаемому идеалу женщины — кроткая, покорная, хозяйственная, «очи долу». Но меня, упрямую и независимую, изменить было не так-то просто. В ход шли критика по поводу и без, угрозы расставания, ссоры и манипуляции. После каждой ссоры было бесконечно больно безо всяких плеток и раскаленного воска, но после примирения счастливее меня не было девушки на свете. В конце концов наши отношения закончились, потому что все нездоровое в природе обречено на гибель. Но и сегодня я очень хорошо помню ту боль. И ту невероятно сильную любовь — тоже.
Кадр из фильма «Мистер и миссис Смит»
«Боль» и «любовь» в поп-культуре стали едва ли не синонимами. Все мы взахлеб наблюдали за страданиями Кэрри Брэдшоу и ее отчаянными попытками «приручить» Мужчину мечты. На протяжении шести сезонов и одного фильма боль причиняет исключительно он — бросает, уезжает, женится на другой, сбегает со свадьбы. Этакий Кристиан Грей-лайт. Без плетки, зато со сложным характером. И мы в очередной раз пересматриваем «Секс…» (ведь там про нас!), а потом включаем в айподе Рианну и с чувством подпеваем: «Just gonna stand there and watch me cry, but that’s alright because I love the way you lie». Просто гимн любви ко всем садистам в мире! История Грея и Анастейши потому стала такой популярной, что представила эту столь близкую всем нам идею любви-боли «в лоб», в чистом, без примесей, виде. Он ее плеткой — а она любит.
Кадр из рекламной кампании Agent Provocateur
Впрочем, любые эмоциональные качели рано или поздно ржавеют и выходят из строя. И хорошо, если вам повезет не упасть с них и не свернуть шею. В книгах и кино все обычно заканчивается хэппи-эндом — «мучитель» начинает испытывать к жертве настоящие чувства и выбрасывает плетки на помойку, они покупают плазменный телевизор и начинают жить долго и счастливо. Увы, в жизни этот вариант встречается редко — душевные надломы сами собой не проходят. Либо «садист» окончательно морально уничтожает «мазохиста», и тот зарабатывает нервный срыв, либо они расстаются. Нередко тот, кто подсел на адреналиновую иглу этих «американских горок», отправляется на поиски нового мучителя — чтобы снова «лечить», жалеть и мучиться от сладкой боли.
Кадр из рекламной кампании Agent Provocateur
Что касается меня, то мне повезло, я выпуталась. Вроде бы. «Сложные» люди и непростые истории манят меня до сих пор. Но я научилась не попадать под их губительное обаяние. «Можно любить, не страдая», — говорю себе я каждый раз, когда мой мужчина заботливо укутывает меня, простуженную, в плед; каждый раз, когда встречаю его, уставшего с работы; каждый раз, когда он понимающе улыбается, узнавая об очередной моей маленькой слабости. Никаких истерик, никаких скандалов, никаких страданий — это тоже любовь. А может быть, именно это любовь и есть. А «садо-мазо» пусть остается в книгах и на экране. Ну, или в постели. Если вдруг однажды нам захочется чего-нибудь новенького.