Она разрабатывает рисунки для абровых тканей, которые создает совместно с ремесленниками из Маргилана. А дальше шьет из них традиционную узбекскую одежду – чапаны и другие текстильные формы.
Уникальные арт-объекты представлены на выставке, что открылась в алматинской “Aspan Gallery”.
По традиции, в галерее много свободного пространства, чтобы каждое штучное произведение дышало, не потерялось, его как следует рассмотрели и оценили посетители.
– У меня обычная биография: училась в художественном училище в Ташкенте, долго работала в театре, рисовала, занималась станковой графикой, – рассказывает художница. – В какой-то момент просто надоело рисовать, я не видела дальнейшего роста. Жаль, поздно узнала, что с таким же успехом можно заниматься текстилем, что он может заменить краски, карандаш и всё остальное. Основная моя деятельность связана с созданием новых рисунков, тканей. Халаты и другие изделия – лишь способ выгодно презентовать авторскую ткань.
Вот Микки-Маус на ткани появился уже в 3-й раз. Из-за того, что техника сложная, в первый раз я что-то недосказала… Многие спрашивают: почему на ткани и готовых изделиях знак радиации? В Узбекистане строят АЭС, и мы с этим ничего не можем сделать. Я не могу ходить с плакатами по улице, но могу создать ткань и что-то показать.
– А как на ткани появился Кремль?
– При социализме в Узбекистане выпускали хан-атлас с рисунком Кремля. Я пыталась вспомнить тот Кремль и сделать современную версию.
“Полностью ручная работа – от крашения до пошива”
Абровые ткани делаются вручную, узоры создаются способом последовательного резервного крашения нитей – участок, который не должен быть окрашенным, перевязывается перед погружением в чан с краской, чтобы не впитать краситель. Количество цветов в узоре равно количеству перевязок, поэтому абровые рисунки имеют размытые контуры, напоминающие перистые облака, что находит отражение и в названии (с фарси “абр” – “облако, несущее влагу”).
– Такая техника есть в Перу, Мексике, Японии, – продолжает Диляра Каипова. – В Узбекистане она своеобразная, рисунки меняются постоянно. Мастера вносят свое личное восприятие, и это становится искусством. Мне показали тетрадь: один мастер на каждую ткань писал стихи… Создание рисунка и тканей – где-то на грани ремесла и искусства.
– Опишите коротко процесс – от идеи до готового изделия?
– На самом деле, он очень кропотливый, тяжелый. Полностью ручная работа – от крашения до пошива. Я же скована рамками архаичных технологий, не могу позволить себе всё, что хочу.
Вот этого халата (Диляра показывает один из арт-объектов) касались руки примерно 20 мастеров. Вначале ткач выбирает нити, готовит их к окрашиванию. Потом художник наносит разметку, после абрбанд перевязывает участки для резервирования. Затем другой специалист окрашивает. У него куча помощников – один полощет, другой закрепляет краску. Только после этого нити передаются женщинам, которые раскладывают рисунок. Готовую ткань отдают на глажение, крахмал, потом – мне. Каждый раз я не знаю: получилось то, что задумала, или нет. Брака много бывает. Еще есть мастер, который стегает уже готовое изделие, у него потрясающая стежка!
“Из-за кризиса появился доступ к лучшим мастерам”
Впервые в “Aspan Gallery” работы Диляры были представлены на коллективной выставке “Ornamentum” в феврале 2020 года. Директор галереи, искусствовед Меруерт КАЛИЕВА рассказала, что давно наблюдает за творчеством художницы:
– У меня “на радаре” молодые художники, мне интересно, что они делают, я пытаюсь проследить, что сделают дальше. Важно видеть, что человек способен не на один выхлоп, а стабильно работает, он интересен. Из всех центральноазиатских художников по количеству работ в музейных коллекциях Диляра Каипова входит в топ-3.
– В таком чапане ручной работы вы бы вышли в свет?
– С удовольствием. Но работы Диляры – произведения искусства, их не надевают, а вешают на стену или в пространстве.
Последние полтора года, несмотря на пандемию, у гостьи из Узбекистана был очень продуктивный период: она создала новые ткани, экспериментируя с шелком и шерстью. На выставке представлен сделанный художницей халат из шелкового бархата ручной работы (бахмаль), технология производства которого была утрачена и восстановлена в конце 1990-х узбекскими ткачами.
– У нас большой внутренний рынок ткани, – рассказывает моя собеседница. – Из-за бесконечного карантина люди не могли работать. Рынок угас, покупательская способность свелась к нулю. Хорошо, у меня этого кризиса не было, работы покупали в частные коллекции, музеи. Из-за кризиса у меня появился доступ к лучшим мастерам страны – раньше о таком даже не мечтала! А у людей – работа, я же оплачиваю их труд.
Работы художницы находятся в коллекциях музея Стеделийк в Амстердаме, в Государственном музее шелка в Тбилиси, Национальной галерее Узбекистана в Ташкенте, музее MARKK в Гамбурге, RISD – в Род-Айленде, Музее текстиля в Вашингтоне, Королевском музее Онтарио в Торонто и других. По ее словам, коллекционеры тоже покупают, но не всегда афишируют свои покупки. Да, арт-объект из авторской ткани может стоить, как хорошая картина, машина.
– Вместе с мастерами каждый раз с волнением ждем результатов наших экспериментов, ведь это сродни чуду, когда древнее искусство начинает говорить современным языком, – признается художница.
Также специально для выставки совместно с фотографом Юрием ВЕДЕНИНЫМ она создала серию снимков, используя аналоговую фотографию. На них представлены модели в одежде, выполненной из авторской абровой ткани. Как и Каипова, Веденин совмещает новые и старые технологии – традиционную пленочную и цифровую фотографию.
Алматы