Являются ли иждивенчество и патернализм проблемными сторонами жизни современного казахстанского общества? В определенной степени – да. Но в то же время эта тема предстает достаточно сложной по ряду объективных причин и разного рода нюансов. Однако, по данным исследований, в последние годы патерналистские настроения в стране определенно выросли.
Недавно Фонд Эберта проводил исследование по изучению жизненных ценностей и ожиданий молодежи с 14 до 29 лет – это возраст почти половины населения Казахстана в сравнении с другими странами Центрально-Азиатского региона. Результаты опроса фиксируют очень высокие патерналистские настроения в нашей стране. Люди по-прежнему ждут помощи от государства в виде льгот, скидок, кредитной амнистии и так далее. Наблюдаются и высокие ожидания помощи в трудоустройстве.
Одновременно с этим январские события показали рост претензий к государству и запросов на решение острых социальных вопросов. А сейчас, отмечают специалисты, это все будет усугубляться антироссийскими санкциями. Один из пессимистических сценариев предполагает, что социально-экономическое состояние Казахстана также значительно ухудшится. И, безусловно, в первую очередь население будет обращаться к государству для решения конкретных вопросов. При этом разные группы преследуют разные цели: кому-то важно решить базовые вопросы – списание кредита, увеличение пособий, бесплатное жилье. А кому-то важны реальные – политические и экономические – трансформации.
Давайте взглянем на то, как это проблема освещалась на высшем государственном уровне в нашей стране. Президент Касым-Жомарт Токаев в прошлогоднем послании народу Казахстана обратил внимание на то, что в стране немало граждан, намеренно использующих социальные программы в личных интересах. Он поручил уделить больше внимания этим вопросам в проекте Социального кодекса.
«Казахстан – социальное государство, поэтому одной из главных задач является оказание всесторонней помощи гражданам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Однако в обществе обостряются патерналистские настроения и тенденции к социальному иждивенчеству. В стране немало граждан, намеренно использующих социальные программы в личных интересах. Такие люди должны отвечать перед законом и всем обществом, как в любой цивилизованной стране», — заявил Токаев.
По словам Президента, такие ситуации создали в обществе настрой продолжать получать что-то от государства. А те, кому действительно нужна помощь, к сожалению, остаются без социальной поддержки.
«Конечно, у нашей страны есть большие возможности, но и у него есть свои пределы. Главное, что необоснованное желание получить социальные пособия лишает человека возможности зарабатывать себе на жизнь. Такой неприятный образ жизни уже начал негативно сказываться на воспитании потомства. Следовательно, необходимы радикальные изменения. И закон, и общество должны изменить сознание людей. В проекте Социального кодекса этим вопросам следует уделить больше внимания», — обозначил тогда Президент.
Проблемы иждивенчества Токаев коснулся и феврале текущего года в контексте большой идеологической ошибки, из-за которой сейчас казахстанцы не выдерживают трудовой конкуренции.
«Я считаю, что мы в прошлом совершили большую идеологическую ошибку. Мы смеялись над рабочими, которые уезжали на заработки за границу, в том числе из Центральной Азии в Россию. Мы хвалились тем, что ни один казах не работает за границей, в то время как другие вынуждены заниматься черной работой.
Любой труд должен оцениваться по достоинству, не так ли? Сегодня рабочие из Центральной Азии трудятся в России и зарабатывают себе на жизнь. А наши граждане не выдерживают трудовой конкуренции. К сожалению, это одно из последствий "сырьевого проклятия", то есть зависимости от сырьевой экономики», — признал Токаев.
Сейчас он призвал не осуждать казахстанцев, которые уехали жить и работать за рубеж. По его словам, человек вправе работать там, где он востребован, и никто не препятствует этому.
«Мы и раньше приглашали граждан, которые добились успеха в своей сфере. Есть соотечественники, которые вернулись в страну. Нужно прямо сказать, стране нужны люди с хорошим образованием и опытом. Необходимо в целом повышать уровень человеческого капитала.
Мы должны пропагандировать идеологию трудолюбия и знаний. Если мы будем признаны в мире как трудолюбивая, добросовестная нация, это положительно скажется и на нашей экономике. Надо как можно дальше держаться от иждивенчества и лени. Только так мы сможем построить Новый Казахстан», — заключил Глава государства.
Теперь же давайте разберем непосредственно те изменения в сфере социальной защиты и трудовых отношений, которые в том числе направлены на искоренение патерналистских настроений и социального иждивенчества в Казахстане.
Вскоре после выше упомянутого заявление Президента тогдашний Министр труда и социальной защиты населения, а ныне – аким Атырауской области Серик Шапкенов рассказал о трех базовых принципах, легших в основу разработки концепции Социального кодекса, где, по словам экс-главы ведомства, отражены все трудности, которые может испытывать человек с момента рождения:
Во-первых, в нем будут объединены все 16 законов социальной сферы.
Во-вторых, будут соблюдены главные принципы — адресность и нуждаемость.
В-третьих, будет заложен принцип солидарности и ответственности государства и граждан.
«Система социальной защиты является элементом улучшения качества жизни отдельных категорий граждан: пенсионеров, лиц с инвалидностью и маломобильных групп населения, семей, имеющих детей, в том числе многодетных семей и других. Она направлена на повышение качества жизни и уровня материального благосостояния этих категорий населения путем адресного предоставления социальной помощи и поддержки, обеспечения доступности социальных услуг», — отмечалось в сообщении бывшего министра.
Тогда Шапкенов напомнил, что с целью оказания социальной помощи именно нуждающимся гражданам с 1 января 2020 года был пересмотрен механизм оказания адресной социальной помощи. Так, в случае необоснованного отказа трудоспособного члена семьи от представленной работы вся семья сразу лишается права на получение АСП. Также для получения достоверных и полных сведений о получателях соцпомощи интегрированы 24 информационных системы различных государственных органов. Ведется работа по созданию цифровой карты семьи, электронного социального кошелька.
Таким образом, продолжил Шапкенов, принимаются меры по снижению иждивенческого настроя со стороны получателей социальной помощи.
Вместе с тем, по поручению Токаева в рамках разработки Социального кодекса речь идет о рассмотрении и других мер для принятия комплексного решения по переформатированию общественного отношения к социальной политике. По информации министерства, в Социальном кодексе будет систематизирован весь комплекс мер социальной защиты и поддержки, оказываемый на различных этапах жизни, в зависимости от жизненной ситуации.
Шапкенов тогда отметил, что подготовлена концепция Социального кодекса, в которой сформированы основные подходы, направленные на качественное улучшение системы социального обеспечения, а именно:
- усиление мер по обеспечению социальных прав и гарантий (повышение правовой грамотности граждан;
- развитие института социального сопровождения нуждающихся семей; внедрение индекса социального благополучия населения); модернизация социальной поддержки граждан (обеспечение соцвыплат на уровне не менее международных минимальных норм социального обеспечения; внедрение подушевого финансирования соцуслуг);
- внедрение интегрированной модели предоставления социальных стандартов (внедрение «Цифровой социальной карты»;
- принятие превентивных мер по направлениям социальной сферы); трансформация и реинжиниринг государственных услуг (переход от заявительного к проактивному оказанию услуг; заочное освидетельствование, автоматизация процессов оказания адресной социальной помощи);
- реформирование социальных институтов (создание государственного социального фонда на базе государственного фонда социального страхования с передачей ему функций по назначению пенсий и пособий; консолидация финансовых потоков соцсферы (РБ и средств внебюджетных фондов).
В перспективе, принятие Социального кодекса позволит: создать единый источник знаний граждан о своих социальных правах и обязанностях, принять превентивные меры по обеспечению социальных прав и гарантий, повысить социальную защищенность граждан. После введения пособия многодетным семьям, которым независимо от дохода стали выплачивать по четыре МРП на каждого ребенка, в обществе стали говорить о том, что такую же помощь нужно оказывать всем матерям, вне зависимости от количества детей, потому что они также, как и многодетные, несут затраты на их развитие и воспитание.
Как отметила отечественный эксперт, советник председателя Агентства РК по стратегическому планированию и реформам (АСПиР) Сабина Садиева, прежде всего нужно задаться вопросами, что такое иждивенчество как практика и есть ли оно в Казахстане. Само по себе иждивенчество представляет собой паразитический образ жизни, когда человек живет за счет трудовых доходов, ресурсов других людей. Когда же мы применяем термин «иждивенчество» в отношении государства, то имеем в виду социальное иждивенчество. Оно предполагает использование общих благ в личных целях в ущерб обществу.
Это, по словам Садиевой, классическая «проблема безбилетника», и заключается она в том, что есть люди, которые не платят через налоги или другим способом за какое-то общественное благо и не должны им пользоваться, но они пролезают в эту систему социальной поддержки, искажают ее и тоже становятся ее пользователями.
При этом эксперт отметила, что зачастую социальное иждивенчество путают с социальным инфантилизмом. Последнее – это когда люди не намеренно, но в силу среды, в которой они росли, или воспитания имеют такую модель поведения. Я думаю, в нашем обществе не так сильно распространено социальное иждивенчество как таковое, больше – социальный инфантилизм и «проблема безбилетников».
Что касается корней социального инфантилизма в казахстанском обществе, эксперт сослалась на большое исследование – «Всемирный обзор ценностей».
«Если посмотреть на профиль ценностей казахстанцев, то видно, что в целом с базовой рамкой ценностей у нас все хорошо, но есть специфика, нюансы. Во-первых, казахстанцы до сих пор верят в большое сильное государство. И они склонны перекладывать ответственность за ситуацию, в которой находятся, за то, как живут, на внешние факторы. Они склонны в каких-то вещах винить государство, родителей и не принимать ответственность на себя. Во-вторых, казахстанцам присущ оппортунизм. Когда появляется возможность использовать, в том числе социальные системы, люди это делают, и не считают зазорным. Вот это все и есть ценностные корни инфантилизма и иждивенчества», — предположила Сабина Садиева.
Касаемо отличий иждивенчества и инфантилизма в Казахстане от этих явлений в других странах, Садиева подметила, что в основе социального инфантилизма у нас лежит очень большая неформальная подложка, завязанная на расширенное понимание семьи. Семья, родственники выступают как неформальный коллективный институт социального страхования. Некоторые форматы работы этой системы очень схожи с тем, что делает государство: например, когда умирает родственник, возникают негласные обязательства по организации похорон. Это не кодифицировано, но четко всеми осознается и, как неформальный институт, работает.
Также, по ее словам, отличие в том, что государство у нас уязвимо к манипуляциям. Но по мере совершенствования информационных систем ситуация с этим будет исправляться.
Кроме того, эксперт считает, что Казахстан достаточно мягкое государство: в более зрелой системе вопросы нарушения доверительных отношений рассматриваются очень серьезно. В США, например, многие системы тоже выстроены на доверии, но если ты попался на обмане, то все.
Другая проблема заключается в том, что социальные иждивенцы не считают себя таковыми. Это их личная моральная установка. Опасным это становится потому, что остальные члены общества тоже не считают их иждивенцами. И здесь опять проигрывается отношение к бюджету, как к бездонному мешку, из которого не жалко.
При этом Садиева убеждена, что в нашей стране нет как таковой закономерности, что чем больше государство оказывает социальную помощь населению, тем больше растут иждивенческие настроения.
«Государство для того и нужно, чтобы оказывать социальную помощь тем, кто в этом действительно нуждается. Проблема в том, что государство не может идентифицировать, кому нужно помогать, кому – нет, не может администрировать большие системы. И граждане сами не порицают тех, кто использует общую систему социального страхования для своей личной выгоды.
Еще один момент, на который Садиева сделала акцент: отдельные категории граждан – иждивенцы по своему выбору – это участники политического торга. Они более организованны, они громче, чем обычные граждане, и они, соответственно, стараются исказить социальные системы в свою пользу. Но это невозможно без поддержки общества. И если уж в обществе такая позиция, что, например, многодетная мать должна получать все-все-все, а мать с тремя детьми – нет, то нужно не многодетных матерей обвинять в этом, а договариваться со своими гражданами, определять границы публичной политики в том, кому и что мы должны.
Социальная политика, по мнению эксперта, должна строиться не на милосердии и благотворительности, а на справедливости. Потому что распределение денег из казны – это всегда баланс интересов, максимизация не личной, а общественной пользы в условиях ограниченного бюджета. А для того, чтобы искоренять инфантилизм и иждивенческие настроения в обществе, государству нужно выстраивать социальную политику с пониманием того, что небольшое количество политических прав и свобод в сочетании с большими обещаниями социальных благ создает условия для социального инфантилизма. Что одобрение такого поведения в обществе закладывается в том числе дизайном социальных политик. И что есть определенные психологические паттерны иждивенчества: если человек получает прямую помощь от государства дольше трех лет, то это может стать точкой невозврата, когда его способность зарабатывать и принимать ответственность на себя атрофируется.
«И нужно понимать, что любая непреднамеренная, краткосрочная, случившаяся в силу изменившихся обстоятельств зависимость от социальной помощи может перерасти в намеренную и долгосрочную. И что раздача квартир и прощение долгов развивает инфантилизм в обществе, подрывает мотивацию экономически активной части общества и искажает внутренние мотивы тех, кто еще не иждивенец, но, видя все происходящее, может им стать. Политики нужно строить с пониманием этого.
Самое интересное, что при обсуждении нового Социального кодекса сами разработчики социальных систем говорят об этом, причем в прогрессивном ключе. Государству нужна новая социальная политика, она должна быть адресной, точечной и временной. Нужно максимально прекращать прямую раздачу денег, которая всегда искажает трудовые мотивы и снижает побуждение к поиску работы», — подметила специалист.
В заключение Садиева отметила, что государство делает определенные шаги для упорядочивания социальной политики, идет интеграция баз данных, запускаются первые проекты цифровых профилей граждан, и в целом цифровизация повышает потенциал государства в администрировании сложных систем социальной поддержки.
По мнению социолога Есета Есенгараева, иждивенчество в казахстанском обществе берет начало с советских времен. В тот период в силу гиперопеки и гиперконтроля со стороны государства у основной массы населения не сформировалась способность к самодетерминации, что в свою очередь позволило бы гражданам быть продуктивными и самостоятельными. Люди привыкли надеяться на государство, и иждивенчество стало неотъемлемой частью их идентичности.
«В общественном сознании под этим явлением чаще всего понимают только социально-экономические установки, связанные с потребностью человека быть социально и экономически защищенным, без стремления с его стороны к активному удовлетворению своих социальных и экономических потребностей. Другими словами, иждивенчество – это стремление и даже требование тех, кто сам не прилагает активных усилий для удовлетворения своих жизненных потребностей, перекладывать эту задачу на родителей, близких и на государство.
Но иждивенчество не ограничивается только социально-экономическими потребностями. Это явление более широкое. Более того, социально-экономические потребности являются проявлением более широкой иждивенческой установки, в свою очередь являющейся проявлением определенного способа мышления, проявлением влияния на людей определенных ценностей.
В конечном счете такой способ мышления и ценности, формирующие иждивенческие установки, закрепляются в виде определенной идентичности, которая затем способствует устойчивому воспроизводству людей с психологией иждивенчества», — считает социолог.
Эксперт отметил, что иждивенчество основывается на установке, которую в социологии и в социальной психологии принято определять как инфантильно-патерналистский комплекс. Здесь очень важно помнить, что у иждивенчества есть две стороны. Одна – это незрелые люди, во многом остающиеся детьми, которые, начиная от повседневной жизни и заканчивая на уровне общества в целом, нуждаются в опеке и защите со стороны «родителей» в виде государства, каких-то лидеров. Таких людей называют инфантильными, то есть людьми, которые по возрасту уже взрослые, но при этом психологически сохраняют детские качества.
Вторую часть комплекса, порождающего иждивенчество, по словам эксперта, образуют силы, которые обеспечивают защиту и покровительство незрелым людям, выступая в отношении них как родитель, как отец. Поэтому такую установку называют патернализмом, то есть установкой, связанной с потребностью в «отце», потребностью в его защите и заботе.
В этой связи стоит помнить, что эта установка, связанная с потребностью в защите и заботе, а также с наличием тех, кто предоставляет такую защиту и заботу, всегда имеет две стороны: тех, кто нуждается в защите и опеке, и тех, кто обеспечивает необходимую защиту и опеку. Поэтому такую установку называют инфантильно-патерналистской.
Еще один немаловажный момент, на который указал Есенгараев – иждивенчество является одной из форм выученной беспомощности. И история человечества знает различные способы ее формирования. Но при неизбежных особенностях ее проявления есть одна общая причина, которую можно считать универсальной. Она заключается в том, что там, где основная масса народа длительный период времени была лишена права на самостоятельность, неизбежно повышается уровень иждивенческих настроений.
Особенно благоприятные условия для формирования инфантильно-патерналистского комплекса, а значит, и иждивенчества, возникают в тоталитарных странах. В таких обществах, по мнению специалиста, люди оказываются в условиях гиперконтроля и гиперопеки со стороны государства и господствующей партии.
«Государство и партия, с одной стороны, обеспечивая народ определенными социально-экономическими гарантиями, с другой стороны, лишают его возможности быть самостоятельным. В СССР, например, люди не могли выбрать для себя другое мировоззрение и практиковать мышление, позволяющее обрести альтернативный взгляд на мир и на понимание человека. Если они пытались отвергать господствующий способ мышления и основанное на нем мировоззрение, то подвергались различным гонениям – от психологических до самых жестких политических.
Также в советском обществе люди были лишены возможности заниматься бизнесом и любым видом деятельности вне государственных институтов. Как следствие, жизнь советских людей определялась больше извне, чем изнутри самими людьми», — поделился мнением эксперт.
Социолог подметил, что в разные периоды советской истории были несколько разные условия жизни, но решающим способом формирования советских людей всегда была внешняя детерминация, а не внутренняя самодетерминация. Это, по мнению отечественного эксперта, не означает, что все советские люди были пассивными и только ждали указаний сверху. Нет. Жизнь советских людей была более дифференцированной. Но почти любая легальная активность с их стороны должна была подчиняться советским нормам, которые исключали возможность их идеологической и производственной автономии. Поэтому советские люди могли быть активными только в рамках тех заданий, которые они получали как часть советской системы. Но не могли быть активными по своему желанию и на основе способов самоорганизации, альтернативных государственным.
Такой способ формирования советских людей работал, пока советская система обладала необходимыми ресурсами для своего воспроизводства и могла эффективно влиять на своих подданных, считает Есенгараев. Но когда у нее ослабли возможности для детерминации поведения советских людей, выяснилось, что они не имеют возможности для полноценной внутренней детерминации, позволяющей им дальше поддерживать и воспроизводить себя без воздействия на них привычной направляющей силы. Тем самым они также не могли обеспечивать полноценное воспроизводство основных социальных институтов советского общества.
«Отсюда с середины 1970-х годов в советском обществе начинается застой, вызванный тем, что советская мобилизационная модель уже не работала так эффективно, как раньше, а у основной массы советских людей не была сформирована способность к самодетерминации, позволяющая им дальше быть продуктивными, когда советская система уже не могла извне побуждать их активность.
Сочетание в 1970-1980 годах двух недостатков в виде ослабления внешней детерминации со стороны власти и неразвитости внутренней детерминации у народа неизбежно привело к стагнации и в дальнейшем к распаду советской общественной системы.
Исторически сформированная пассивность советских людей, неразвитость их внутренней самодетерминации привела не только к краху советской модели модернизации, но привела и приводит к тому, что модернизация оказалась невозможной и после распада Советского Союза. Бывшие советские люди оказались неспособными создать новые полноценные институты. Они даже не смогли сохранить институты, обеспечивавшие в свое время модернизацию советского общества, – промышленность, особенно обрабатывающую, образование и науку. Эти институты, конечно, не исчезли, но сегодня они уже не имеют тех ресурсов и возможностей, которые имели в советское время», — подчеркнул эксперт.
Что касается большинства казахстанцев, то они, по мнению Есенгараева, также унаследовали инфантильные представления, и поэтому сегодня мы видим, что они требуют от власти надежных социально-экономических гарантий, при этом не понимая взаимосвязи таких гарантий с уровнем производительности их труда.
Также, продолжил эксперт-социолог, большинство казахстанцев считают, что модернизация страны зависит прежде всего не от них, а от воли и решений власти. Что именно власти должны формировать новые институты, что они должны обеспечивать развитие страны. А народ должен ждать, когда власть созреет для реформ, и самое главное, он хочет дождаться времени, когда эти реформы дадут желаемый результат.
«Но истина такова, что социальные институты не формируются властью. Это невозможно по определению. Власть только может поспособствовать формированию новых институтов, но она не может заменить народ как основного актора, обеспечивающего их создание. Пока же большинство нашего народа не считает себя актором, который должен создавать новые институты, позволяющие нам стать современной развитой страной.
Пассивными остаются и представители интеллектуальных слоев. Они вместо того, чтобы создавать новые дискурсы и нарративы, ждут от государства создания новой национальной идеи, которая, по их мнению, должна сплотить и вдохновить народ. Получается, что большинству нашей интеллигенции также присущи иждивенческие настроения. И надо признать, что пока наша интеллигенция не менее инфантильна, чем основная часть народа, которую она должна просвещать и которой она должна помогать в преодолении ее инфантилизма», — отметил специалист.
Но при этом выше обозначенные моменты, подчеркнул Есенгараев, не означают, что казахстанцы – это сплошь пассивное сообщество, которое ждет всего лишь от государства.
«Это далеко не так. У нас за постсоветское время сформировалась такая активная сила, как бизнес-сообщество. Мы научились создавать и гражданские объединения. Пусть не в том качестве и объеме, как хотелось бы. Но надо понимать, что они не могут быть созданы так быстро. Они могут быть созданы, когда в обществе созреют условия для формирования гражданского самосознания, достаточного для возникновения массы гражданских ассоциаций.
Сегодня мы также видим, что значительная часть наших людей ищет что-то новое и экспериментирует, пытаясь найти более эффективные способы организации своей жизни. Но все же в большинстве своем казахстанцы сохраняют социальные и личные установки, которые они унаследовали от советского времени. И они в своей основе являются больше иждивенческими, чем активистскими», — резюмировал эксперт-социолог.