на контрольной полосе и ходил в ночной дозор – словом, хлебнул пограничной романтики. Жалко, нарушитель ему не попался!
Лично для меня суть пограничной службы уложилась в два четких уставных термина: тыл и боевая линия.
Тыл – это то, что за спиной пограничника, его родные, это территория его страны, ее города и села, мы с вами.
А боевая линия – это граница. Пусть даже на ней тихо, не слышно выстрелов и команды “тревожная группа и заслон, в ружье!”, и вооруженный враг уже давно не покушается на целостность границы. Но здесь днем и ночью, летом и зимой, в дождь и в солнце выходят на пограничную тропу дозоры: пограничники несут боевую – не по названию, а по содержанию – службу.
Причем слова “тыл” и “боевая линия” – применительно к земле по свою сторону границы и к самой границе – и офицеры, и солдаты употребляют часто и по делу. Это не затертые выражения из торжественных речевок. Это обыденный язык пограничников: “Пойду домой, в тыл, – отосплюсь…”, “Поедем прямо по боевой – так быстрее!”.
И эти слова не позволяли забыть, что здесь, на границе, идет особая жизнь, отличная от той другой – мирной.
“Восток” – это классика
Серик Рахимов, заместитель командира по воспитательной работе Чунджинского погранотряда, мой, можно сказать, экскурсовод по границе, решил провести перед поездкой по заставам небольшой ликбез.
– Вы знаете, что у нас на сегодняшний день лучшая система охраны границы? Не подумайте, что я хвалюсь – сами сегодня посмотрите и убедитесь, – начал он лекцию. – Вы же, например, смотрите документальные фильмы о работе американских рейнджеров на мексиканской границе? Их телевизионщики любят показывать, как храбрые полисмены отлавливают толпы нелегалов. Так вот: то, что для них норма – прорыв границы группой нежданных “туристов”, – для нас чрезвычайное происшествие. Такая, как у нас, система охраны границы недешево обходится государству, но она окупает себя.
Впрочем, справедливости ради, Серик отметил, что и в Казахстане есть неспокойные границы.
– Южная граница прошла буквально по живому, иногда разрезала поселки. И не всегда местные жители понимают и сейчас, что все это не просто линия на карте, а рубежи нашего государства, – продолжил объяснения мой гид. – Так что если вы ехали за приключениями, то вам нужно было ехать в зону ответственности регионального управления “Юг”. Там граница строится. А здесь, на “Востоке”, у нас тихо…
– Но “Восток” вообще – это… классика, – смеется Серик. – По-другому не скажешь. Тут есть все – контрольно-следовая полоса, инженерные заграждения, вышки – все, с чем ассоциируется граница. Лично я уверен в том, что каждый пограничный офицер должен послужить здесь, чтобы понять, как должна быть оборудована граница, какой на ней должен быть порядок.
К слову
Соединенные Штаты Америки, в свое время яростно обличавшие “империю зла” за любовь к всевозможным ограждениям и заграждениям, после событий 11 сентября начали тратить большие средства на строительство пограничной стены на своих южных рубежах. Ибо другого средства пресечь неконтролируемый наплыв мигрантов из соседней Мексики у стражей южной границы США уже нет – до этого американские пограничники гуманно травили “нелегалов” слезоточивым газом. Но и такие меры никаких существенных результатов, кроме протестов правозащитников, не вызвали.
Враг не пройдет!
Я осторожно спрыгиваю из уазика на пограничную тропу, стараясь не задеть песчаную гребенку контрольно-следовой полосы. Слева и справа – невысокие горные хребты. Слева – казахстанская территория, справа на холме виднеется вышка китайских пограничников. В общем, “в десяти шагах чужие вышки”. Ну не в десяти, конечно, – до китайской заставы еще километра три как минимум.
– А столбы тут где стоят? – я оглядываюсь по сторонам, пытаясь увидеть эти самые привычные символы границы.
– Пограничные столбы стоят точно на линии границы, – выдает справку замначальника воспитательного отдела Чунджинского погранотряда Еркин Закарьянов. – На одной линии поочередно устанавливаются наши и китайские знаки.
– А что, разве можно определить границу с точностью ну хотя бы до метра? – задаю я наивный вопрос.
– Конечно, даже с точностью до сантиметра, – отвечает замполит погранотряда. – Комиссии по демаркации и делимитации, работавшие на границе, использовали самое современное геодезическое оборудование и даже космические спутники.
Невдалеке от контрольно-следовой полосы, на этой, близкой к Китаю стороне, пасутся коровы. Еще чуть дальше, почти у границы, виднеются какие-то временные постройки.
– Что, и здесь кто-то живет? – удивляюсь я.
– Да, местные жители тут пасут скот, раньше рожь сеяли, почти вся приграничная полоса колосилась, сейчас перестали почему-то, – объясняет Еркин Закарьянов. – Чтобы использовать землю за инженерными заграждениями, нужно разрешение пограничной службы. Чтобы пройти “систему” (сигнализационную систему инженерных сооружений. – Прим. авт.), местный житель должен показать пропуск пограничнику. Только тогда боец пропустит его за “колючку”.
Как выяснилось, местные жители не только не помеха пограничникам, а наоборот – это еще один рубеж охраны границы. Они в приграничье на редкость бдительны. И нарушители зачастую сначала попадаются в руки приграничных селян, которые уже сами доставляют их на ближайшую заставу.
– Действительно, очень сознательные жители. Например, в поселке Сумбе такой совет старейшин – ух, какие правильные старики! Строго воспитывают молодежь, весь поселок – сплошь добровольные пограничники, – говорит Еркин Закарьянов.
Да, судя по всему, пройти все линии заграждения – бдительных местных жителей, контрольно-следовую полосу и забор из проволоки, по которой пущен электрический ток, практически невозможно.
Утро начинается… на закате
Говорят, самый традиционный вид Вооруженных сил – флот. В смысле – там все пронизано привычками и обычаями, сложившимися века назад. Не знаю, как во флоте, но могу сказать точно – в пограничных войсках тоже все пронизано боевыми традициями. Настоящими, живыми, которые поддерживаются не потому, что “так заведено”, а потому, что составляют саму сущность пограничной жизни.
День на границе начинается не с восходом солнца и даже не по команде “подъем”, как у всех прочих, “нормальных” служивых, а в 8 вечера. Именно в этот час начальник заставы ставит задачи своим подчиненным на сутки.
– Когда пограничники два года подчинялись Министерству обороны, армейцы от такого обычая были просто в шоке, – вспоминает Серик Рахимов. – Дескать, как это так – вечер, солнце заходит, а командир выходит к строю подчиненных: “Здрасте!”. Никак не могли взять в толк, почему самое время перед закатом начинать планировать день части. А как иначе? Ведь у нас служба не “отсюда и до обеда”, а круглые сутки!
Еще одна традиция – ритуал выхода наряда на охрану государственной границы. Самый, наверное, известный пограничный ритуал: ответственный офицер заставы, не отнимая ладони от козырька, чеканит стоящим перед ним бойцам: “Приказываю выступить на защиту государственной границы… Вид пограничного наряда – дозор… Задача…”.
Ритуал повторяется несколько раз в сутки, каждый день боец-пограничник, заступая в наряд, слышит одну и ту же формулу. Казалось бы, какой смысл придавать торжественность такой частой процедуре? Но, как мне объяснили офицеры, никогда не будет лишним напомнить пограничнику об ответственности за вверенный ему участок границы.
В том, что каждый пограничник в буквальном смысле отвечает за целостность границы, я чуть позже смог убедиться сам.
Пограничные кавалеристы
Экскурсия проходила по обязательным местам – красный уголок, столовая, каптерка, где начальник тыла заставы хранит запас продуктов. Оба майора – Серик Рахимов и Еркин Закарьянов – полушутя-полусерьезно называли прапорщика Жакиянова главным человеком на заставе – дескать, без патронов пограничник еще как-то продержаться сможет, а вот без обеда – уже никак.
Старшина держался солидно и с достоинством, на шутки не реагировал. Он, кстати, отвечал и за обеспеченность заставы транспортом – как автомобильным, так и лошадиным. На попечении прапорщика Жакиянова находился “подвижной” состав кавалерийского отделения.
– В кавалеристы отбирают еще в учебном центре. По желанию, – отвечал он на мои вопросы о специфике конной службы. – Проблем с призывниками в этом отношении не возникает – почти все солдаты, которые из села пришли, умеют ездить верхом. Все-таки у нас в стране богатые народные традиции обращения с лошадью. Ну а если городской парень пожелает сесть в седло, то и ему не откажут.
Увы, старшина развеял остатки моих надежд на то, что этот род войск, сохранившийся в погран-службе, все еще остался со своими романтическими атрибутами – шашками, атаками в конном строю, стрельбой с лошади…
– Последние атаки в конном строю были в XIX веке. Вести современный бой, не слезая с лошади, – невозможно, – сказал, как отрубил, прапорщик. – Лошадь – это удобное средство транспорта, незаменимое в горах, где не везде может пройти машина. На ней можно преследовать нарушителя. Но при вооруженном столкновении пограничники, конечно, спешатся.
Увлекательную лекцию о быте заставы продолжило ознакомление с тренажерным залом, который занимал большую часть жилого помещения. Как немного ворчливо заметил Серик Рахимов, “у старшего лейтенанта Бухарбаева прямо не застава, а элитный спортивный комплекс – везде тренажеры”. Но было видно, что ворчание майора было деланным.
– Кайрат Бухарбаев очень спортивный офицер. И не он один, – с гордостью заметил заместитель командира по воспитательной работе Чунджинского погранотряда. – На границе вы не встретите ни офицера, ни прапорщика с “трудовой мозолью” под ремнем. И солдат, кстати, в погранслужбу отбирают обычно с разрядом по какому-либо виду спорта или просто хорошо физически развитых.
Объяснения были прерваны суматохой у оружейной комнаты. Спустя секунду мимо нас пробежали солдаты с оружием. Замполит заставы Ержан Айтбузин в ответ на вопрос старших офицеров на бегу бросил: “Сработка!”. В переводе с “пограничного” это означает, что сработала сигнализационная система.
Майор Рахимов утвердительно кивнул на мой вопросительный взгляд, и я помчался вслед за “тревожкой” – тревожной группой, бегущей к уазику.
Найди десять отличий!
Перед выходом в наряд пограничники проходят тренинг – проверяют свои знания и навыки в определении следов. Ночью главный следопыт заставы – кинолог – незаметно для других бойцов оставляет на образце песчаной гребенки следы, самые разнообразные – ходит на цыпочках, бегом, задом наперед. Следующие сутки наряды, уходящие на “линейку”, разгадывают эти пограничные ребусы – любой боец и офицер должен точно знать, как и куда прошел незваный гость.
Секретные знаки границы
– Стой! – крикнул водителю Ержан Айтбузин. Солдаты тревожной группы выпрыгивали из машины, затем быстро разбегались по тропинкам, идущим вдоль контрольно-следовой полосы. Пограничники быстрым шагом шли вдоль заграждения из колючей проволоки, иногда останавливаясь и касаясь пальцами двух параллельных линий проволоки, – проверяли наличие тока.
Кинолог с собакой бежал по другой тропе – пес должен был в случае чего учуять, не прошел ли незамеченным инженерные заграждения нарушитель.
Вскоре пограничники закончили проверку на этом участке, тщательно восстановили полосы на контрольно-следовой полосе, “расчесав” ее специальной гребенкой. Рядом с полосой боец палочкой на глине написал дату проверки и оставил какие-то секретные знаки.
Группа на машине двинулась дальше – проверять другой участок.
– Только на земле отчет о проверке пишется или все-таки еще где-нибудь все случаи тревоги фиксируются? – осведомился я у замполита заставы.
– После каждого выезда на границу по тревоге старший группы оставляет запись в специальном журнале, где указывает точное место – участок и дату проверки, – объясняет он. – Если потом в тылу поймают нарушителя, а он признается, когда и где переходил границу, то на соответствующей заставе посмотрят журнал и установят, кто же проморгал “гостя”. Ну и накажут соответственно. Пограничник несет всегда персональную ответственность за то, что происходит на границе…
Ночной дозор
Мне “посчастливилось” выйти в ночной дозор. “Посчастливилось” именно так – в кавычках. Удовольствия от хождения вдоль контрольно-следовой полосы и заграждений хоть летней, но все равно холодной ночью в горах очень мало. Тем более что через определенные промежутки времени надо по сигналу старшего наряда нырять в растущую вдоль тропы траву, замирать и прислушиваться – не крадется ли нарушитель?
Воображение подсказало, что зимой или в осеннюю грязь удовольствие от такой “прогулки” удесятеряется. Плюхаться в мороз в сугроб, чтобы затаиться от нарушителя – это та сторона пограничной романтики, которая для меня из абстракции стала вполне осязаемой конкретностью. Все эти “в снег и в дождь, в жару и в стужу” оказываются на деле не очень-то приятными условиями жизни и службы.
Старший наряда старший сержант Айбек Ушербеков подтвердил мои предположения.
– Зимой очень тяжело, хоть в тулупе и в валенках, а холод еле терпишь, – рассказал он. – Тяжело ли служить на границе? Кому как. Я в селе вырос, срочную служил – в полку МЧС, возле Шардары, после наводнения дамбу по пояс в воде строили, а пока студентом был, вагоны с углем разгружал. Так что мне не очень тяжело, а за других не скажу. Это служба такая, а служба легкой быть не может…
Собственно, только тут я понял, что за красивыми формулировками, произносимыми в иных торжественных случаях, вроде “несли службу, невзирая на трудности”, часы вот таких дозоров, когда хочется спать и сквозь бушлат пробирается холод горной ночи. Или буран. Или жжет нестерпимая жара. Или еще чем-нибудь природа “радует”. Когда надо лежать, не шелохнувшись, в засаде. Это не покажешь в телерепортаже, этого не передаст фотоснимок, и в боевом листке об этом не напишут – о чем тут писать, дело-то привычное…
Со счетов не спишут!
Для заставы характерно еще одно инженерное сооружение – окопы. Каждая застава окружена по периметру траншеями полного профиля, вход в которые начинается с территории пограничной части. Изучение этой фортификации подвигло меня на дискуссию с офицерами-пограничниками – сколько, случись что, застава может продержаться в окружении или против превосходящих сил?
Офицеры, конечно же, указали на то, что упомянутые окопы остались от былых времен, когда страна всерьез поссорилась с соседом. И основания для оборудования застав подобными укреплениями были очень вескими. Сегодня это, скорее, наставление по саперному делу для молодых бойцов.
– Откровенно говоря, в случае начала полномасштабной войны потери среди пограничников считать не будут, – поясняет Серик Рахимов. – Задача заставы – отбиваться полчаса до приказа отходить или до последнего человека. Но за те минуты, которые застава на войне проживет, позиционную войну не развернешь…
Пограничники говорят, что их войска – все-таки не армия, которая и должна вести полномасштабную войну с использованием всех видов оружия. И окопы-то, по большому счету, помогут только в случае нападения на границу вооруженной, но относительно небольшой банды.
– Не знаю… Я считаю, в любом случае пограничников рано будет со счетов списывать, – отозвался хозяин, начальник заставы капитан Рауан Конакбаев. – В Великую Отечественную войну на преодоление границы враг отвел всего несколько минут, а заставы держались часами, даже днями. Кого-то смяли превосходящими силами сразу, но ни одна из застав на западном направлении не сдалась. Нас так учили…
Уезжая с заставы, я подумал, что учили будущих офицеров правильно. И они знают, что со счетов их никто никогда не спишет. Не смогут.
Филипп ПРОКУДИН, фото автора