Подцензурные выражения

Цензура — суровое слово. И в то же время очень содержательное. Это по сути характеристика не только положения прессы в отдельной стране, но и внутреннего состояния страны в целом: ее строя — объявленного и всамделишнего, прав ее граждан — бумажных и реальных, свободы слова — истинной или заказной.
Военная цензура — особый вид присмотра за этими пронырливыми и несдержанными на язык журналистами. Во времена КПСС она носила совершенно абсурдный характер. В газетных заметках и в телезарисовках строжайше запрещалось называть, к примеру, номер и вид воинской части. Полагалось обозначать ее обтекаемо: подразделение, что расположено близ города или поселка такого-то. Видимо, эта военная хитрость должна была начисто запутать коварных иноземных шпионов и лишить их душевного равновесия. На советских географических картах не был вообще обозначен космодром Байконур, а солдаты, служившие там, давали подписку о неразглашении военной тайны, то есть места дислокации секретного объекта и всего, что с ним связано. Новобранцев сюда везли чуть ли не с завязанными глазами, с множеством путаных пересадок. После службы на семь лет был запрещен выезд за кордон. В то же время мудрые пропагандисты опубликовали в журнале «Военный вестник» карту нанесения злобными империалистами ядерных ударов по Советскому Союзу, добытую в каком-то штабе, видимо, без особого труда. Вот, мол, ястребы какие планы ужасные вынашивают. А на карте, хоть и по-английски, но подробнейшим образом все наши сверхсекретные пункты указаны, вплоть до полустанков в степи. Секреты получались как бы для внутреннего пользования, действующими до границы, а по ту сторону ее они чаще всего либо ценности никакой не представляли, либо были отлично известны западной разведке. Или вот еще необъяснимое с точки зрения здравого смысла правило секретности: по инструкции, выпущенной еще в сталинские времена и продолжавшей успешно действовать, нельзя было фотографировать вокзалы! Причем только с «лицевой» стороны — той, где проходят пути. С трех остальных сторон можно, а с этой — ни-ни. Наверное, тоже для того, чтобы шпионов с толку сбить. А может, с целью недопущения дискредитации ястребами советской действительности — в частности, архитектурной роскоши наших тогдашних (да и нынешних) провинциальных вокзалов. Ничего мне, юному корреспонденту, не объяснил двадцать пять лет назад товарищ без погон, без фамилии и выражения лица, буркнул лишь: «Не положено» и ловко пленочку засветил. А стукнул о моих бодрых репортерских действиях по запечатлению вокзалов из окна поезда, без сомнения, проводник — очень душевный дяденька, о котором я поначалу собиралась, времени в дороге не теряя, очерк сочинить. Пришлось искать другие темы.
Меж тем официально цензуры как бы не существовало. Государственная структура, осуществлявшая контроль над средствами массовой информации, именовалась заковыристо: главное управление по охране государственных тайн в печати. Сокращенно — главлит. Во время верстки газеты корректора относили готовые полосы в таинственную комнату, на читку цензорам. Это были люди с каменными лицами, твердо знающие свою службу. Если, к примеру, шел материал с заставы или из любого гарнизона, а редакция по извечной своей безалаберности не озаботилась заранее завизировать у военного цензора текст — пусть там рассказывалось исключительно о цветочках — цензор гражданский безоговорочно снимал материал. Можно было хоть на коленях ползать — нет штампика военной цензуры, значит, газета не подписывается в печать. Паника охватывала дежурную бригаду — дело обычно было вечером. Приходилось забивать образовавшуюся дыру чем попало, главное — цензурным. Тогда эти государственные охранники полуправды казались мне тупыми и ограниченными, сейчас я понимаю — несчастные люди. Работа — не приведи бог. Вчитываться в каждое слово, предвидя крамолу и постоянно чувствуя свою немыслимую ответственность — тут не повеселишься. В нерабочее время у них, наверное, была аллергия на газеты. Интересно, где наберут штат бдительных профессионалов сегодня, если положение о военной цензуре будет принято?
Сегодня только начисто лишенным информации гражданам не бросается в глаза повышенный интерес нашего государства к слову. Одиозный закон о СМИ — теперь уже номер три — судя по напору инициатора его создания — МКИОС, будет принят в ускоренном режиме. Формальное участие журналистов в обсуждении проекта никак не повлияет на содержание этого документа. В воздухе пахнет цензурой. Хотя министерство информации старательно отрицает это, упирая на то, что правительство вовсе не намерено указывать, кому и что писать и вводить подобие цензуры. Власть любит поговорить о демократии. А между тем в ежегодном рейтинге по индексу свободы слова, определяемому международной организацией «Репортеры без границ», Казахстан занимает 116 место (лидируют «холодные» страны, на первом месте — Финляндия, затем — Исландия и Норвегия). Эти позиции складываются после дотошного анализа ситуации в каждой из стран, в особенности, в отношении наличия цензуры, а также нарушения прав журналистов. По данным фонда защиты слова «Адил соз», в республике только по 8 отслеживаемым областям и городам Алматы и Астане ежегодно фиксируется от 500 до 700 случаев нарушения прав, свобод и законных интересов работников пера и микрофона. Зарегистрировано более 200 случаев обвинения журналистов и СМИ в совершении уголовных, административных и гражданских правонарушений. Нет сомнения в том, что при намеченных методах «прижимания хвостов» таких исков будет куда больше. Труднее, очевидно, станет говорить о проблемах в армии. Болезненная для чинов тема армейской преступности вполне может стать запрещенной. Нельзя будет обнародовать нецензурные цифры — к примеру, что в нынешнем году военными судами Казахстана за различные преступления осуждены 45 военнослужащих. И так далее, ведь от вынужденной доступности подобной информации для журналистов, не жалеющих никого ради красного словца, давно корежит наших генералов.
Наверное, не было телеканала в республике, который не показал бы картинку с пражского саммита: Нурсултан Назарбаев непринужденно беседует с Джорджем Бушем, президенты по-свойски расположились рядом в креслах. Кадр знаковый. Времена холодной войны и шпиономании давно прошли, казалось, что и такие цитадели, как главлит, рассыпались в прах за ненадобностью и несоответствием духу времени. НАТО стремится к расширению на Востоке, и этот процесс паники отнюдь не вызывает. От кого, спрашивается, и какие военные тайны нам понадобилось придумывать опять?
Известна история с журналом «Шпигель», опубликовавшим скандальный материал о коррупции в бундесвере. Высшее командование оскорбилось, и главный редактор по «протекции» министерства обороны угодил в тюрьму, где провел около трех месяцев. И все это время по Германии шли демонстрации протеста обыкновенных граждан, усмотревших в этом факте вопиющее нарушение свободы слова, а значит, и порядка в стране. И общественность добилась-таки своего: редактора освободили, творческий коллектив вернулся к нормальной работе. Случись такое у нас — кто, кроме коллег, вспомнит о несправедливо заточенном борце за нецензурную правду? Кто из обывателей, кипя гневом, пойдет к парадным подъездам с требованиями? Да никто. Может быть, на это и рассчитывают власть предержащие, сочиняя новые законы?