Сдвинутое сознание
– Артем, расскажи, как ты попал к Виктюку?
– Началось с того, что меня выгнали из театрального института. Я был в шоке, в депрессии. Вот тогда и попал, как под трамвай, к Виктюку, который набирал новую группу студентов на факультет музыкального театра в ГИТИСе. Почему он меня взял? Может, потому, что я был нагл и циничен, мне было безразлично: попаду или не попаду к нему, в то время как другие трепетали и дрожали.
– Изменилось сейчас отношение к Мастеру?
– Да, и давно. Виктюк – гений. Это мое сегодняшнее убеждение. Он актер и режиссер энергии. Поэтому он не раскладывает слова на смыслы, а видит и вытаскивает из них энергию, переводя ее на язык театрального действия. Он считает, что все есть энергия, проявляющаяся в разных формах. О ней Виктюк говорит постоянно, а на репетиции (когда не бегает по сцене) сидит, раскрыв ладони вверх, впитывая ее из космоса.
И еще Роман Григорьевич обладает редчайшей способностью извлекать из человека весь объем заложенного таланта, затрагивать главный нерв. В тебе, говорил он, колоссальная животная энергия, которая воюет с энергией божественной. Это надо соединить и получить третье.
Думаю, достаточно находиться вблизи этого горячего человека, активно контактировать с ним, чтобы сдвинуть свое трехмерное сознание в сторону многогранности. Сейчас я сам себе удивляюсь: пишу рассказы и занял первое место на сайте proza.ru; не имея музыкального образования, пишу песни и выступаю в Москве с группой “Бла-бла-бенд”. Также преподаю в частных театральных классах Игната Махоха.
Страдать – зрителя не уважать
– Как к Виктюку нынче относятся московские театралы? Все так же с большим скепсисом и предубеждением?
– Да. Некоторые относятся к нему, уже как к истории, как к режиссеру, который когда-то сделал что-то интересное. Мне тоже одно время казалось, что Виктюк был мостиком между эпохами, перевел театр через советскую идеологию и трансформировал его в другие формы, пока я не посмотрел спектакль “Ромео и Джульетта”. Если это мостик, то очень длинный. Его режиссура – это импрессионизм, игра красками, всеми цветами ауры. Для казахстанских подмостков такой режиссер не подходит. Я долгое время варился в специфике наших театров и приблизительно понимаю, к чему готовы и чего хотят актеры. Они очень хорошие, очень “качественные”, но они не могут выйти за грани школы Станиславского – школы переживания. А Виктюк ненавидит, когда актер начинает страдать на сцене, и считает, что слезы на сценической площадке – это неуважение к зрителю.
– А как он оценивает твои первые спектакли?
– Два спектакля мы поставили совместно с преподавателем ГИТИСа и его ученицей Еленой Болдиной. Соединили отрывки из “Трех сестер” и “Дяди Вани”, при этом одна и та же сцена играется три раза разными актерами… Он пришел, посмотрел, сказал: “Чувствую, но не понимаю”. Мы расценили это скорее как комплимент, чем упрек. Если бы не чувствовал, было бы хуже.
“Ромео и Джульетта” – не о геях
– Судя по всему, Виктюк – человек ранимый, а такие люди любят унижать других. Не так ли?
– Если он и “наезжает” на нас, то не для самоутверждения, а чтобы преподнести урок, который пойдет во благо.
– Конфликтовать с Романом Григорьевичем опасно?
– Это невозможно – это все равно что противостоять электрической будке. Спорить? По бытовым вещам бесполезно – он не будет реагировать. А по поводу творчества – милое дело.
– Многие считают, что “Ромео и Джульетта” в постановке твоего учителя – это пощечина общественному вкусу. Что ты на это скажешь?
– Понимаете, этот спектакль не о геях или лесбиянках, как думают многие. Он о любви. И, как говорит Роман Григорьевич, не важно, в каком виде к человеку приходит это большое чувство. Главное, что оно приходит. Любовь – это явление, которое выше полов. Это как прикосновение Бога.
Галина БАРОНОВА, Астана