Об этом “КАРАВАНУ” рассказал ветеран геологии Игорь ЕВДОКИМОВ.
– На прошлой неделе Президент Токаев выступил с Посланием к народу. Он поручил создать национальную геологическую службу, которая будет привлекать инвесторов к поиску и разработке минеральных ресурсов страны. Как вы считаете, Казахстану нужна такая служба?
– Конечно, нужна. Более того, она у нас уже есть. Это национальная геологическая компания “Казгеология”. Ее миссией, если верить информации с сайта, является “комплексное геологическое изучение недр и обеспечение воспроизводства минерально-сырьевой базы страны в области твердых полезных ископаемых и подземных вод”. То, о чем и говорил Касым-Жомарт Кемелевич.
Другое дело, что сейчас компания почти не занимается своими прямыми обязанностями.
– Что вы имеете в виду?
– “Казгеология” получает деньги из 2 источников: из бюджета и работает на рынке как обычная коммерческая геологическая компания. Сначала лишь “Казгеология” решала, “кого и как допустить к недрам”, и она же оказывала сервисную поддержку инвесторам в проталкивании контрактов и проектов. Теперь компания и сама выполняет самые доходные проекты и виды работ, для чего у нее уже закуплены и работают буровые станки. Предоставлением информации занимается ТОО “РЦГИ “Казгеоинформ”.
Проблемой является не количество организаций, а то, что они не заинтересованы в качественной работе, так как полное финансирование от государства можно получить и за халтуру.
Электронный авторский каталог геологических отчетов создали, но со многими недоделками. Помимо потери отчетов из-за обилия опечаток, в аннотациях к ним почти нигде не указано место выполнения работ, а именно: номенклатура карт масштаба 1:50 000. Записано: искали медь, где-то нашли, а чтобы узнать где, инвесторам нужно получить копию отчета. Потом выясняется, что поиски велись за пределами лицензии. Электронная программа изученности территорий не работает, не говоря уже о получении самой информации, содержащейся в отчетах, по Интернету. Не решена проблема доступа к качественной геологической информации с данными топографии, так как, по традиции СССР, она вся считается секретной. А без этих данных многие отчеты и чертежи бесполезны, что наносит экономический ущерб и инвесторам, и Казахстану.
– То есть вы считаете, что геологическая нацкомпания все-таки доминирует в отрасли и пользуется монопольными правами?
– Похоже, у них есть преимущество в получении перспективных площадей и месторождений. Но достоверных данных у меня на эту тему нет.
Почему я так считаю? Странным образом все ее заявки, проекты и отчеты проходят быстрее и проще, чем у других компаний. Она всегда легче получает информацию. Ей легче достаются более выгодные контракты. Например, в 2013 году “Казгеология” и британская “Rio Tinto” подписали соглашение о создании 2 совместных предприятий по поискам крупных месторождений на 2 участках Карагандинской области – Балхаш – Сарышаган и Коргантас. Контракты крупные. И они достались именно “Казгеологии”.
Кстати, в прошлом году “Rio Tinto” вернула государству свои лицензии на Коргантас. Официальная причина: параметры месторождения инвестору не подходят.
– Президент прямо указал на то, что надо расширять доступ инвесторов к геологической информации. Как сейчас инвестор может получить документы о разведке на интересующем его участке?
– Это квест. Государство выставляет на продажу участок определенного контура. Компания, изучая перспективу, собирает отчеты по этой территории. Она показана на интерактивной карте. И тут первая задача: информационной системы, которая позволяет найти отчеты по географическим координатам или названию карты, нет.
Чтобы найти данные, есть своя методология. Сначала надо определить, какие 10-тысячные карты попадают в лицензию. Вся геологическая информация привязана к картам масштаба 1:20 000 и 1:50 000. Эти карты, в свою очередь, содержат сведения о более детальных работах на картах масштаба 1:10 000 и 1:2 000. То есть привязка лицензии к картам местности – длительный процесс. Но он позволяет найти правильно уже готовые отчеты. Это сокращает работу в поле.
Например, в этом году наша компания получила лицензию на работы в Восточном Казахстане. Нам пришлось отправить в Усть-Каменогорск специалиста. Он отработал в архиве 2 недели. Выписывал названия работ, проведенных на лицензионном участке. То, что можно было сделать за секунды, если бы была инфосистема, он делал полмесяца.
В списке были указаны фамилии геологов, которые работали в нашем районе. Я еще раз проверил их другие труды, нашел другие отчеты, привязал их к местности и дополнил список для поиска в архиве. А почему мой специалист не увидел эти отчеты? Всё просто: самые ранние карточки отчетов созданы еще 70 лет назад. Надписи на них стерлись и не читаются. Поэтому работа в архиве требует постоянной перепроверки.
На месте руководства архива я бы запретил выдавать оригиналы карточек. Они слишком ценны. Но сделал бы фотокопии, по которым тоже можно работать. Вроде примитивная вещь, но всем на всё наплевать.
Далее – часть отчетов, названия которых он нашел, я не могу найти в списках Центрального республиканского фонда. Их нет. То есть они есть, но только на бумаге. В электронном виде их нет. Другая часть работ просто утеряна.
Часть отчетов отсканирована. Но не все. Сколько еще не отсканировано – никто не знает. Это секрет. Наверное, по деньгам все оплачено, но никто не сверял, выполнена ли работа в полном объеме.
На основе этого списка я получил около 300 отчетов, которые можно изучать года два. Неделя анализа позволила определить 6 нужных нам сейчас. Они для нас стали опорными. Богатство, которое мы потеряли: почему Казахстан наносит ущерб себе и инвесторам
Далее я изъял вырезки – это участки земли, которые лежат в контуре лицензионной зоны, но из самой лицензии они изъяты. Это могут быть населенные пункты или участки, уже выкупленные другими компаниями. Как правило, вырезают самые вкусные и интересные участки. Вырезки могут закрывать до трети, иногда до половины от лицензионного участка. Но обычно процентов 10. Но главное – какие это 10 процентов? Это лучшая доля! Наверное, такую практику имел в виду Президент, когда говорил о распределении участков в кулуарах.
Потом получил я отчеты. Вроде есть карты местности. Но когда пересчитал данные, “улетел” от нашего участка на 230 километров. Авторы отчета зашифровали координаты, чтобы никто не смог ими воспользоваться.
– Как тогда вы будете привязывать карту к местности?
– Надо ехать на место, найти местные ориентиры, по ним привязать карту и заново определять правильное положение лицензионной зоны.
Вообще-то, шифрование топографических данных – это нарушение контракта. В СССР это было прямо запрещено. Координатные точки выставлял топограф, который и подписывался на карте.
Сейчас в авторских работах топограф тоже не участвует. И с точными данными никто не связывается. Если геолог даст точные данные, отчет сразу становится секретным. Зачем ему такие заморочки? Поэтому лучше дать халтуру. Качество отчетов упало. Упал и уровень квалификации сотрудников архивов. Они редко видят ошибки.
– Вы говорили, что часть топографических карт, с которыми работают геологи, стала секретной. Чье это решение?
– Видимо, КНБ. Секретными объявлены карты масштаба 1:5 000 и выше. Поэтому геологи уже не ходят по картам. В основном по навигаторам или, еще проще, по смартфону. Скачал карту – и иди куда надо. Но от карт отказались не потому, что они устарели. Наоборот, с картами удобнее работать.
До сих пор действует правило: если компания пользуется секретными данными, то ей надо заводить секретную комнату с сигнализацией и печатью на двери. Надо получить лицензию для работы с секретными данными и иметь специального сотрудника. Сегодня вести тетрадку с прошнурованными страницами и сургучными печатями – анахронизм.
– Токаев сказал, что изученность недр Казахстана – плохая. Вы согласны с этим?
– Геологическая изученность Казахстана к 1990 году была одной из лучших в мире. Другое дело, что эта информация или засекречена, или потеряна, или еще не разложена по полочкам.
Уровень изученности Казахстана такой, что, зная заранее границы площади для австралийской системы распределения участков, можно выбрать все доходные площадки. Остальные блоки достанутся чужим инвесторам, и они будут гарантированно убыточными.
Но прекращено геологическое изучение недр в масштабе 1:50 000 и крупнее, не проводятся и научные исследования генезиса месторождений.
У нас нет каталога расположения разведочных скважин. То есть люди работают, бурят разведочные скважины, тратят громадные деньги, а информация об этом идет, извините, в сортир.
Я сейчас работаю с отчетами по территории, где работало ТОО “Одак” с 2005 по 2009 год. Уже по списку имен авторов ежегодных отчетов видно, как падает качество работы геологов. Прежде всего, в отчетах постоянно меняются фамилии авторов. То есть была текучка кадров в компании. Каждый год люди менялись. Значит, данные, если они не были собраны специально, разобщены. Может быть, их сохранили авторы работ?.. Но где их искать? Всё ушло в мусор, и государство не следит, чтобы ему были предоставлены адекватные данные.
За 3 года компания сдала 3 плохоньких отчета по возврату участка. При этом в них описаны явно плохие куски лицензионного участка. В итоге они написали, что денег нет, работы стоят, мы разорены. То есть итогового отчета вообще нет. Это нарушение контракта. Но документ приняли.
С другой стороны, лицензионный участок ТОО “Одак” дали на 6 лет. Первый отчет – от 2005 года. Итоговый отчет сдан в 2009 году. Они просили продлить им контракт, но комитет геологии отказал, банк денег не дал, и компания, видимо, обанкротилась. То есть первые 2 года “Одак” занимался бюрократической разведкой. Реальной работой – только 4 года.
В итоге деньги потрачены, информации нет, геологи ушли. И так работает вся наша геология.
Алматы