В ночь на 24 августа 1572 года, в канун Дня святого Варфоломея, католики начали истреблять протестантов-гугенотов. Протестанты сопровождали принца Генриха Наваррского на свадьбу с принцессой Маргаритой Валуа.
Эта свадьба должна была закрепить мирный договор между католиками и протестантами. Но город был настроен жестко против примирения – три года гугенотских войн ослабили экономику Франции. Мытари упорно собирали налоги на священную войну с неверными. И виновниками обнищания парижане считали иноверцев.
События в Париже дали толчок к резне по всей Франции. И исходу гугенотов из страны. В Америку, Нидерланды и Швейцарию. Правители протестантов благоволили купцам и ремесленникам. В том числе ювелирам и часовых дел мастерам. Поэтому мигранты на новую родину уходили не с пустыми руками.
За полвека до Варфоломеевской ночи Швейцария уже пережила свою гражданскую религиозную войну. В немецких кантонах победили католики. Правители французских были более лояльны, они старались решать конфликты в теологических спорах. В итоге центром Реформации стала французская часть страны. В частности, город Женева.
Здесь кальвинисты (местные протестанты) пришли к власти чисто демократически путем. Братьев по вере возглавлял сам Жан Кальвин – идеолог Реформации. Под его руководством была организована новая христианская церковь. Не только со своей идеологией, но и с административным аппаратом, обучающим центром – Женевской академией.
По уставу кальвинистов были избраны 12 старейшин, которые контролировали судебную и контрольную власть. Старейшины блюли поведение и моральные устои горожан. Нарушителей наказывали, сажали в тюрьму, казнили и изгоняли из города. Только в 1546 году в Женеве было принято 58 смертных приговоров и 76 декретов об изгнании из города. Реформаторы пошли дальше. Ношение ювелирных украшений было объявлено расточительством. А значит, было вне закона. Вот в такое общество и попали знаменитые французские ювелиры и часовщики.
Бедняги ювелиры были вынуждены сконцентрироваться на тех аксессуарах, которые формально не могут быть признаны роскошью. Благо уже существовали карманные портативные часы. Их создал мастер из Германии Питер Хенлейн. Часовые мастера начали делать часы по образу и подобию его “нюрнбергских яиц” из позолоченной латуни. В них была только одна стрелка, которая показывала очень приблизительное время.
Даже кальвинисты не могли сказать, что часы – это роскошь, так как жизнь кантонов зависела от экономической эффективности купцов, которые и были главными их покупателями. Часовое дело получило сильный толчок к развитию. Множество искусных ювелиров, оставшихся не у дел, срочно меняют профессию и осваивают новое дело.
За полвека Швейцария заняла место абсолютного лидера в часовом деле. В 1601 году, когда женевские часы уже славились своим качеством, более 500 мастеров создали Гильдию часовщиков Женевы. Но, так как город был переполнен часовщиками, многие из них предпочли поселиться в более спокойных городах. Понемногу они рассредоточивались, осваивая горные просторы в малых городках.
Развитие часовых мастерских послужило стимулом к развитию других отраслей производства: станкостроению, металлургии, материаловедению. Примечательно, что сами швейцарцы до XX века не сделали ни одного значимого изобретения в часовом деле. Прогресс двигали французы, англичане, немцы, чехи. Горцы лишь успешно компилировали все нововведения. Но сконцентрировались на дизайне, так как рынок Швейцарии был слишком мал, поэтому продукция большей частью шла на экспорт.
Фактически комбинация жестких религиозных требований при наличии профессиональных мастеров создала демократический стиль в одежде и аксессуарах, который быстро распространился в Нидерландах, Германии и Англии. А сами швейцарские часы превратились из инструмента в показатель престижа.
Для Швейцарии создание часовой промышленности было почти случайностью. Но очень удачной. И ее история изучается как кейс для создания успешной отрасли промышленности в неблагоприятных условиях.
Перед современным Казахстаном стоит как раз такая задача – создать отрасли экономики, которые не были характерны для страны. Трансферт технологий возможен, если его носитель увидит в стране лучшие условия для своей работы и жизни. А государство при этом может активно влиять на направление работы бизнеса. Если без фанатизма, конечно.