Отстояла свой “паунд”, врезала в двери хитрый английский замочек, который шенгенским ключиком не откроешь, манкировала собраниями на общей кухне, по всякому поводу недовольно фыркала и надувала губы, в общем, вела себя, как норовистая барыня “из бывших”. Но сумела себя поставить! Обитатели и предводители разномастного кондоминиума перед нею разве что польку-бабочку не танцевали. Или танцевали, какая разница. Все равно нагадила англичанка.
Все равно съехала. Не прижилась.
Островитяне, для которых “мой дом – моя крепость”, не будут гнобиться в континентальной общаге, где по коридорам носятся невоспитанные чада из подозрительных семей. Всё. Квартирка опечатана, озабоченные управдомы с мрачной вежливостью предлагают жиличке паковать вещички и сваливать подобру-поздорову. Она же до последнего фасон давит, мол, как только, так сразу.
Ментальность альбионцев хорошо известна, трогательная нелепость их причуд умиляет. Дорожная разметка наоборот, руль справа, утром овсянка, горячая и холодная вода раздельно, в спальне колотун зверский, в пять часов вечера чай, из еды только пудинг, из вина только пиво. Погода сырая, поэтому много “людей дождя”. Мне рассказывал Юрий Голигорский, сотрудник Би-би-си: в одном из богатых районов Лондона стоял непрезентабельный киоск, где продавались сигаретки да газетки. Владел им пожилой, совершенно одинокий мужчина. И вот тамошний “акимат” решил этот стыд-позор ликвидировать. Хозяину выдали предписание, он смиренно свой жребий принял. Но за него горой вступились обитатели престижного квартала, они подняли возмущенный шум, отголоски которого долетели до парламента. И каким-то специальным актом какой-то важной палаты существование киоска было продлено на весь срок жизни его хозяина! Потому что улица без этого несчастного киоска была уже не улица, а черт знает что.
Мне кажется, что элементы бытового аутизма, свойственного многим британцам, есть их инстинктивная защита от хаоса жизни. Привычки, ритуалы, повторяющиеся действия, одни и те же предметы быта, одежды, мебели, устойчивые архитектурные композиции, пейзажи и ландшафты, не склонные к заметным изменениям, – все это как-то способствует ощущению прочности, незыблемости бытия. Однажды попробовали в Лондоне заменить красные телефонные будки на более современные, так что́ началось!.. Не позволили. И я полагаю, что эти ревностно сохраняемые приметы устойчивого быта переносятся и на твердость моральных принципов…
…В Бирмингеме нас, курсантов Русской службы Би-би-си, приехавших из Казахстана изучать журналистику, поместили в крошечной, но очаровательной гостинице. Хозяин ее, допустим Джон, немолодой, рослый, подтянутый мэн, был сама любезность. Он с неподдельным любопытством расспрашивал о стране, просил показать ее на карте, собственноручно исправил “Целиноград” на “Астана”, словом, вел себя безукоризненно. В гостиной, где мы сиживали у камина, был накрыт огромный стол, уставленный немыслимым разнообразием горячительных напитков. Правила были простые: выбрал, налил, употребил, оставил деньги здесь же, на столе. Или сделал запись в журнальчике с указанием количества порций. Все это с расчетом на доверие. Хозяин, оказав нам внимание, откланялся в неизвестном направлении.
Нет, никто не бросился к столу, чтобы поживиться на халяву. Люди были воспитанные.
Но…
У нас с собой было.
Дело в том, что, где бы ни происходили занятия, в полдень объявлялся ланч. Меню разнообразием не блистало: треугольные, ровно обрезанные сэндвичи с тунцом или сыром и бутылки белого вина, весьма напоминавшего наше светлой памяти “Семиреченское”. В Бирмингеме вина оказалось как-то особенно много, и хозяйственные наши дамы решили забрать его с собой. Что уже было неприлично. И это вино они и предложили распить в уютной гостиной отеля. Выстроив бутылки, они принялись вынимать из сумок остатки сэндвичей – в этот миг вошел Джон. Нужно было видеть его лицо. Оно стало каменным. Ни слова не произнеся, он рубленым шагом пересек гостиную по диагонали и скрылся в крошечной каморке с важной надписью: STAFF ONLY.
Часа через полтора, когда мы, охрипнув от споров, начинали разбредаться по кельям, Джон явился на авансцену.
– Дамы и господа, – начал он свою речь каким-то официальным, едва ли не спикерским голосом. – Дамы и господа. Позволю себе заметить, что некоторые поступки могут происходить где угодно. Но только не в Британии!
Он помолчал, обвел всех мрачным взглядом и раздельно, с паузами повторил:
– Только. Не. В Британии.
После чего развернулся на каблуках, как хорошо обученный пехотинец на плацу, и, шагнув с левой ноги, нырнул в свой штафф.
Мне не с руки думать-гадать, с какого такого перепугу Британия учудила, взяла да и покинула дружную семью европейских народов. Это пусть политики-аналитики кумекают.
Мне доступна логика явлений, которые попадали в прицел моего личного сознания. И с этой, пусть небольшой, но отдельно стоящей колоколенки я вижу, что лоскутное одеяло ЕС, под которым худо-бедно укрывается до полумиллиарда душ, напоминает сельское хозяйство времен СССР. Где было принято “брать на буксир” совсем уж захудалые хутора под вывеской “Сорок лет без урожая” и пристегивать их к передовым совхозам и колхозам, которые, не чураясь враждебного идеологического словаря, считались миллионерами. Никому от этих буксиров добра не было.
28 европейских стран, видит Бог, слишком уж поспешно и суетливо столпились под сине-звездным куполом ЕС. Политики в этом было много, а разума куда меньше. Кстати, на мой взгляд, волеизъявление большинства, явленное путем плебисцита, тоже не во всех случаях тождественно политическому здравомыслию. Обыватель судит безжалостной меркой: “было лучше, а стало хуже”. Но ведь ему всегда кажется, что было лучше. Вот осторожные, недоверчивые британцы и включили заднюю скорость.
Да и семантика флага Европейского союза темна и противоречива. Количество звезд варьировало от 15 до 10, остановились на 12 – символе совершенства с астрологическим привкусом, что уже скверно. А один из авторов проекта флага еще и заявил неосторожно, что 12 звезд были заимствованы от описания Жены, облеченной в солнце. А это, как ни крути, персонаж Апокалипсиса…
Ну, подумал Джон из Бирмингема, закрывая свой отель и отправляясь на голосование, вам угоден конец света? Хорошо. Но пусть он происходит где угодно. Но только не в Британии.
Not only in Britain!
Алматы