Фэшн-концептуалисты
Дизайнеры из Алматы Айгуль Куандыкова и Нурлан Туреханов известны как фэшн-концептуалисты. Их вещи отличаются нестандартностью и особой эстетикой. За что они и ценятся высоко.
Одежда их модного дома продавалась в солидных миланских шоу-румах, демонстрировалась в итальянских журналах Elle, Vogue и других. Вот-вот Куандыкова и Туреханов начнут продаваться в московском Le Form рядом с их любимыми интеллектуальными брендами, как Yohji Yamamoto, Comme des Garcons.
И если на родине они известны как KUANDYKOVA & TUREKHANOV, то специально для покорения Европы недавно был создан новый их бренд – Mechanical piano. Семейный и творческий тандем полон разных задумок. Но при всей успешности Айгуль и Нурлан считают, что фэшн в Казахстане – это дело для не совсем нормальных людей.
При чем тут еврейская бабушка?
– В 2005 году мне довелось попасть на показ самой первой коллекции вашего бренда. Тогда он существовал под другим именем. Расскажите об истории развития марки.
Нурлан: Сначала у нас было просто ателье “Анна Керн”, мы шили одежду на заказ. Называлось оно так, потому что находилось на улице Пушкина. В 1999 году все отмечали 200 лет со дня рождения Александра Сергеевича. И когда мы придумывали название для своего ателье, везде – по радио, телевизору, в газетах – все говорили про него. Ну и мы решили включиться в общий хор. Тем более стихотворение Пушкина, посвященное Анне Керн, “Я помню чудное мгновение…” навевает хорошие ассоциации. В 2005 году у нас появилась возможность делать авторские коллекции, но выходить на рынок с именем “Анна Керн” было неразумно, поскольку я часто слышал мнение: “Какое отношение вы имеете к старой еврейской бабушке?” (смеется). Тогда вместе с нами работала Ажар Карибжанова, так и появился бренд “Куандыкова и Карибжанова”.
Года два-три мы работали под этим названием. Затем Ажар родила и ушла вообще из этого бизнеса. Коль скоро нам с Айгуль все это еще было интересно, мы решили продолжить работу под брендом KUANDYKOVA & TUREKHANOV.
– Вы оба по образованию архитекторы, но стали делать одежду. Причем такую, которая разительно отличается от привычного продукта. Аналогии с интеллектуальными японскими марками напрашиваются сами собой.
Н.: Суть дизайнера в том, чтобы показать, что у тебя внутри, и делать это честно, не ориентируясь на кого-то. Иначе ты покажешь не себя, а чью-то копию.
Айгуль: Мы уверены, что будущее за такой одеждой. Конечно, люди еще долго будут носить, скажем, Christian Dior. Я не отношусь плохо к этой марке, но она не моя. И это хорошо, что сейчас мир стал лояльным, для всего находится место.
– Если посмотреть ваши коллекции, то большинство моделей выполнены в черно-белой гамме. Откуда такой минимализм?
Н.: В белом и черном цветах мысль получается более скульптурной. То есть отточенной, открытой, ясной. Это во-первых. А во-вторых, с точки зрения бизнеса, черное и белое продается намного лучше. В-третьих, в цветных тканях уже заключена мысль того художника, который ее рисовал. И тем самым он задал определенную канву. Допустим, мы можем использовать такие ткани в ателье, когда люди шьют у нас одежду на заказ. Но в коллекциях хочется выражать собственную мысль с помощью черного и белого.
Что за сумка без стаканчика для коньяка?
– Кроме одежды вы работаете и над другими проектами?
Н.: Я фанат Александра Колдера и его подвижных скульптур – мобилей. Поэтому делаю их. Еще сейчас мы запустили совсем новую линию. Это абсолютно суперские сумки под брендом Mechanical Bags. В них есть ноу-хау, которого нет ни у кого в мире. Каждая сумка оснащена термосом. Покупаешь с утра полулитровую колу, кладешь в специальный кармашек и ходишь весь день с прохладным напитком. Если летом с утра при 30 градусах поместить сюда бутылку из холодильника, то к вечеру она будет только 16 градусов.
Существует несколько разновидностей сумок. Например, геологическая коллекция. В ней к каждой сумке прикреплены часы, лупа и стаканчик на 50 граммов коньяка. Еще есть экземпляры, стилизованные под старинный фотоаппарат или радиолу. Совсем скоро они будут представлены в Москве.
– Нурлан, я также слышал про вашу любопытную задумку – технологию, получившую название “Алаайна”, где с помощью зеркал можно составлять различные изображения.
Н.: Поскольку любое изображение можно представить в виде пикселей, я подумал, почему бы этими пикселями не сделать множество маленьких зеркал? Они отражают в фокусную зону определенный цвет из окружающей среды – с деревьев, зданий, земли, неба, моря. Таким образом можно сделать любую картинку. А поскольку эти зеркала могут двигаться, то при желании можно просматривать и видео.
– Это, по сути, арт-проект?
Н.: Не только. Это абсолютно функциональная вещь. Допустим, стоит огромный небоскреб, который может показывать на своей зеркальной стене рекламу или фильмы. Многие хотят, чтобы их здание было самым красивым и интересным. А с технологией “Алаайна” это можно сделать относительно недорого.
– Как-то продвигаете свое изобретение?
– Материал об “Алаайне” есть в Интернете на Википедии. На You Tube также загружен ролик, где можно посмотреть ее в действии. В 2006 году Королевский институт британских архитекторов (The Royal Institute of British Architects) включил “Алаайну” в сотню лучших продуктов дизайна. Кроме того, мы показали ее в Лондоне на культовой выставке Design 100%. Чтобы попасть туда, нужно пройти большой конкурс. Нам это удалось, и был достаточно большой шум.
Итальянские фабрики брали измором
– На европейский рынок вы решили выходить не под брендом KUANDYKOVA & TUREKHANOV, а Mechanical Piano. Как сейчас с этим направлением?
А.: Когда мы приехали в Европу, к нам не относились всерьез, поскольку у Казахстана нет никакой истории дизайна. Когда наконец удается показать свою работу, тебе говорят: “О, оказывается, вы не восточный стиль привезли, а решили делать дизайн. Да, хорошо, профессионально”. И спрашивают, где это будет произведено, как и когда будет доставлено. Потому что в фэшн-индустрии очень важен срок.
Н.: Но в Казахстане нет такой уважаемой компании, которая скажет: “Я гарантирую, что этот товар, сданный мне 7 июня, будет доставлен 17 числа в Милан”… В мире идет глобализация, но мы из этого процесса вылетаем. В этом плане нас вообще нет на карте. И потому мы становимся нерентабельными и ненадежными партнерами.
– Но ведь ваша одежда уже продавалась в известном миланском шоу-руме Daniele Ghiselli…
А.: Как раз там мы и споткнулись об эту проблему. Нам казалось, главная цель – это получить заказы. Но, добившись этого, мы поняли, что не сможем доставить свою одежду.
Или вот еще пример. Мы шьем одежду из итальянских тканей. Но фабрики там не особо радушно принимают небольших заказчиков из Казахстана. И те фабрики, с которыми мы сейчас работаем, мы просто взяли измором.
– Вы не думали перебраться в Европу, чтобы упростить процесс?
Н.: Если бы это было так легко переехать, то мы бы уехали.
А.: Там много своих дизайнеров. С другой стороны, нам говорили, что мы делаем конкурентоспособный товар. Компания, которая раскрутила Andrew Mackenzie и Dsquared говорила: приходите и работайте здесь. Но когда ты из Казахстана и не совсем ориентируешься, какова твоя рыночная стоимость, то тебя просто ломают сразу на берегу. То есть нас покупают очень дешево…
У казахской и киргизской одежды есть какая-то определенная репутация. Вот, допустим, девушка привела своих подруг из Москвы, чтобы показать нашу одежду. Они зашли, посмотрели и говорят: “О, вы что, реальную одежду делаете?”.
Н.: И это Москва к нам так относится – не Париж или Милан.
Нужно быть немножко шизоидным
– Не обидно?
Н.: Ну так это же не лично к нам отношение, а к стране.
А.: Что поделать, если Казахстан – это не фэшн-страна, это не Европа. И ты объективно отдаешь себе отчет, что заниматься модой здесь сложно. Если ты нормальный умный человек, иди в нефть, в финансы, в строительство, где реально есть деньги. Если ты родился в Европе, в Париже или Милане, где развита легкая промышленность, заниматься фэшн-дизайном – это нормально и естественно. Но когда ты делаешь эту заявку в Казахстане, то ты немножко шизоидный тип.
– Вы, получается, шизоидные?
Н.: Получается, да. Просто существуют объективные причины рынка. Если я хочу сделать бесбармак, приду на наш базар и там все куплю. Если я захочу сделать бесбармак в Милане, то это уже проблема. А с модой – та же история.
– Наша легкая промышленность у меня ассоциируется с джинсами, которые я носил в детстве. На них была бляшка “лем”, и сделаны они были даже не из джинсовой ткани, а из плотного хлопка, просто окрашенного в темно-синий цвет. С тех пор легкая промышленность у нас так и осталась в непонятно каком состоянии…
Н.: Почему же? Как раз понятно – в каком.
– Вы можете сказать, сколько человек в Алматы одеваются в дизайнерскую одежду местного производства?
Н.: 0,02 процента от полутора миллионов.
– Однако коль скоро вы продолжаете делать одежду, значит, помимо удовольствия это приносит доход?
Н.: Какой-то уровень мы можем поддерживать, конечно. Но это не тот бизнес, где люди становятся богатыми.
А.: Алматинские дизайнеры, даже самые известные, не думаю, что они богатые…
Н.: …что они тупо хотя бы могут полететь бизнес-классом (смеется).
Артем КРЫЛОВ, Иван БЕСЕДИН (фото)