Но если в Астане поднялась настоящая буря и студенты, ведомые руководством, пишут гневные письма и собираются на митинги протеста, утверждая, что в институте нет такой беды, то в южной столице тихо-мирно планируют строительство еще одного наркодиспансера. При этом все прекрасно понимают, что возведение новой лечебницы для сидящих на игле практически ничего не изменит в туго завязанном узле проблем наркомафии, коррупции, криминала, наркозависимости и ВИЧ- инфекции.
Сейчас алматинский диспансер способен принять за государственный счет не более трех тысяч больных с алкогольной и наркотической зависимостью в год, в месяц — менее трехсот. Учитывая, что, по данным Республиканского научно-практического центра проблем наркомании, в республике более четверти миллиона, а точнее — двести пятьдесят тысяч наркозависимых и эффективность их лечения не превышает пяти-семи процентов, можно представить весь масштаб трагедии и всю беспомощность социальных институтов и медицины.
Курс лечения в диспансере длится 28 дней. За это время, говорят медики, можно только снять ломку, вывести из организма токсины. Но психологическую зависимость снять за такой короткий срок невозможно, к тому же больному предстоит вернуться в то же окружение и ту же среду, где так доступны наркотики. Минимальный срок для лечения должен составлять шесть месяцев. В закрытых реабилитационных центрах, таких, например, как «Тин Челендж» в Алматы, наркозависимые проводят полтора года.
Однако для государства это роскошь, таких средств просто нет. В департаменте здравоохранения южной столицы подсчитали, что на одного человека для содержания его в центре в течение полугода требуется ежемесячно триста долларов.
Для Алматы в год это составит 13 миллиардов тенге, а сейчас на все здравоохранение города выделяется восемь миллиардов. На диспансер в год планируется лишь сто миллионов тенге. Так что бюджетные реабилитационные центры — пока из области фантастики. Недавно такой центр всего на тридцать мест создали лишь для подростков.
Кощунственно было бы говорить, что новый диспансер не нужен вовсе. В таких учреждениях врачи часто спасают от смерти тех, кто превысил дозу. Нередко для кого-то это единственный шанс подлечиться и начать новую жизнь. Но есть у диспансеров еще одна функция, о которой мало кто знает, кроме врачей и самих наркоманов. Когда суточная потребность в инъекции героина достигает десяти граммов, наркоман понимает, что ему эту потребность нужно уменьшать. Ведь это уже риск передозировки, а значит смерти. Уменьшить ее можно только с помощью врачей. И наркоман сознательно идет в диспансер, где его подлечивают. При этом он совсем не собирается бросать колоться, он лишь снижает потребность в наркотике до трех-пяти граммов и снова садится на иглу.
Как разорвать этот страшный порочный круг? Наркомания — это отнюдь не только личная трагедия и беда одной отдельно взятой семьи.
Один наркоман, хочет он этого или нет, вовлекает в наркозависимость всего за год еще четырнадцать человек! Восемнадцать процентов наркозависимых — школьники и студенты, четверть от всего количества нигде не работают. 42 процента всех наркоманов имеют возраст от 17 до 26 лет, а каждый четвертый — двенадцати-шестнадцатилетние подростки. Шестьдесят процентов всех смертей среди наркоманов происходят от передозировки, пятнадцать процентов — от гепатита и ВИЧ-инфекции. Словом, это явление — угроза всему обществу и его будущему.
Каких только программ, постановлений и решений не принимается для борьбы с наркоманией. Работают комиссии при акиматах, в школах и вузах проводится профилактическая работа. Но вот парадокс: как выяснилось при опросе, проводимом Республиканским центром по проблемам наркомании, семьдесят процентов наркоманов знают о том, что они могут заразиться гепатитом и СПИДом. Однако это их не останавливает…
По мнению медиков, наиболее эффективно лечение в реабилитационных центрах. Многие врачи взялись за создание таких учреждений. Есть опыт создания центров за городом, была практика выезда на три летних месяца в необитаемые места вниз по реке Или. В таких центрах, как правило, есть возможность изоляции, шанс получить профессию, подлечить не только тело, но и душу. Там, наконец, как правило, работают бывшие наркоманы, прекрасно понимающие больных и их проблемы.
Но стоимость пребывания в таком центре, где есть психологи, врачи, мастерские, все бытовые удобства, лекарства, витамины составляет триста долларов на человека в месяц. Минимальная цена за весь курс — от двух тысяч долларов и больше. Для «золотой молодежи», которой достаточно много среди наркоманов, такая стоимость доступна (хотя многие ко времени лечения уже исчерпали все финансовые возможности своих крутых родителей). Брать бесплатно в центры не могут: никакой спонсорской помощи или хозрасчета на это не хватит.
И все же в одной только южной столице таких центров около трех десятков. В большинстве из них работа с наркозависимыми строится на религиозной основе, ведь нередко только вера может помочь человеку выбраться из черной пропасти, в которую он попал. Такой акцент — результат того, что у нас мало настоящих специалистов в этой области. Нарколог — это не просто врач, снимающий зависимость. Он должен быть хорошим психологом, замечательным педагогом, сильным врачом и «просто» яркой личностью!
Но что бы ни предпринимали врачи и социальные работники, представители власти и религии, ничто не поможет, если не будут перекрываться все каналы наркотрафика. Казахстан оказался действительно в самом его центре, не говоря уже о том, что в самой стране дикорастущая конопля растет на площади около одного миллиона гектаров.
А суммарный очаг южной конопли с повышенным содержанием психотропных веществ составляет более ста тридцати тысяч тонн. Чуйская марихуана, по оценкам экспертов, в десять раз сильнее американской и известна уже во всем мире. Каждый год из этого сырья можно делать либо пять тысяч тонн гашиша, либо 145 тысяч тонн марихуаны.
Но главное, наше государство стоит на пути наркотического трафика из Афганистана в Россию и Европу. В Афганистане производится до девяноста процентов всех наркотиков. А американская операция в этой стране против талибов никак не повлияла на снижение этого производства. Там по-прежнему производят до десяти тысяч тонн тяжелых наркотиков, и по-прежнему увеличиваются посевные площади наркосодержащих растений, растут мощности мини-заводов, создаются дополнительные лаборатории. Только в Бадахшане посевные площади опиумного мака возросли за последние годы наполовину. А показатели изъятия наркотиков в Таджикистане за прошедший год по сравнению с предыдущим увеличились вдвое.
Поэтому охрана границ и ужесточение ответственности за сбыт наркотиков — единственное, что может спасти ситуацию.
У нас пока объемы тяжелых «арестованных» наркотиков исчисляются лишь сотнями килограммов. Остальное попадает в кровь подростков и молодых людей. Но кому-то из них, увы, лишь единицам, сможет помочь новый наркодиспансер проектно-сметная документация на который уже готовится.