Один из самых успешных режиссеров азиатского кино говорит, что не снимает эротику. Хотя обнаженных фигур в его фильмах порой даже больше, чем одетых. “Тело – это всего лишь тело”, – говорит режиссер. С помощью языка тела он обращает внимание на другие вещи: любовь и одиночество…
На его счету – 35 наград престижных фестивалей
Зритель, выросший на голливудских “полуфабрикатах”, уходит, не досидев до конца фильмов Цая. Но режиссера это не смущает. Он хитро улыбается и говорит:
– Я не люблю рассказывать истории, я хочу, чтобы вы сами нашли в моих фильмах ответ.
За тот мир, который он показывает, его картины подвергались критике со стороны геев, феминисток и, конечно, китайской прессы. В любом случае равнодушных к творчеству Цая нет. Об этом красноречиво говорят и 35 наград, выигранных на знаменитых кинофестивалях, – от Берлина и до Канн.
В Тайване, где проживает малайзиец китайского происхождения, он получил возможность снимать кино без цензуры, не просчитывая кассовые сборы. Так мечтает работать каждый режиссер. Нынешней осенью в Алматы в дни кинофестиваля “Евразия” прошла целая ретроспектива фильмов Цая.
Самой нашумевшей и ожидаемой картиной была “Капризное облачко”. За нее режиссер получил “Серебряного медведя” за сценарий в 2005 году на кинофестивале в Берлине, а также специальный приз имени Альфреда Бауэра, за открытие нового направления в кино. “Капризное облачко” – повесть о любви в эпоху природных катастроф и суррогатов жизни. Сеанс “Не хочу спать одна” режиссер не только посетил, но даже пообщался с алматинскими зрителями.
Цай Мин Лян – человек с некитайским разрезом глаз, буддийским отсутствием волос и особенностью разговаривать только на мандаринском диалекте китайского языка.
Внутренней свободе мешает нехватка денег
– Расскажите, как уроженец Малайзии “прописался” в тайваньском кинематографе?
– Малайзия, где я рос, – это страна, в которой мирно уживаются несколько этносов. Разнообразие языков, культуры, кухни – все это сильно повлияло на мое мировоззрение. В 80-х годах я приехал на обучение в Тайвань. Те демократические перемены, происходившие тогда в Тайване, точно соответствовали моим внутренним убеждениям. Я чувствовал себя очень комфортно. Для меня всегда была важна внутренняя свобода. Немногое, что этой свободе всегда мешало, – экономика и нехватка денег. Ситуация в кино в Малайзии была несколько другая, разница с Тайванем, наверное, на 20 лет отставания.
В Тайване я мог реализовывать свои замыслы, там гуляла свобода. Единственное, что меня сдерживает как художника в последнее время, – это коммерциализация кино. В кино вкладывают деньги, чтобы потом извлечь прибыль. Я снимаю незатратное кино, но такое, которое хочу.
– В ваших фильмах постоянно присутствует тема воды: ее переизбыток, нехватка. Вода течет, капает. Для вас вода – это символ?
– В настоящей жизни мы всегда имеем дело с проблемой воды. В Тайване это особенно актуально. Каждый имеет разное представление о воде. Мы должны любить воду, как нашу душу и тело. Вода – это элемент нашего собственного предназначения на земле. Недаром ведь человек на 70% состоит из воды.
У каждого – своя чашка чая
– Надуманны или реальны истории природных катаклизмов (засуха, потоп) в условиях, в которых разворачиваются сюжеты ваших картин?
– В фильме “Дыра” (по сюжету в ленте идет беспросветный дождь, и квартиру главной героини затапливает. – Прим. авт.) кажется, что это выдумка, фантастика, что такого просто не может быть! Но если вам случится когда-нибудь жить на Тайване, вы поймете, что все это существует по-настоящему. Все, что я делаю в кино, основывается на фактах, на том, что происходит в нашей жизни. В моих фильмах я отражаю настоящую жизнь тех, кто живет в пригороде, в урбанизированных джунглях.
– У вас превосходный музыкальный вкус. Музыкальные паузы, которыми насыщены ваши фильмы, – отдельные от общего произведения шедевры! Где этому научились?
– Сегодня я понимаю, что музыка на самом деле играет магическую роль в кино, и я хочу вернуть свой “музыкальный опыт”, который складывался с детства, в свои произведения. Передо мной стоит только задача правильно его разместить. Если мне кажется, что данное место удобное для определенной песни, я извлекаю ее из библиотеки своей памяти. Я против новой музыкальной волны – мир сейчас заполонила попса. У таких песен, как правило, нет души.
– Вас сравнивают с итальянцем Микеланджело Антониони. Для вас это комплимент или вы не терпите сравнений?
– У каждого есть своя чашка чая. Но это не значит, что каждый великий режиссер оказал на меня влияние. Хороших режиссеров в мире очень много. Антониони – один из тех, на чьих произведениях я вырос. Может, поэтому критики любят меня сравнивать с ним. Мне нравится такое сравнение, потому что Антониони – мастер!
Камера дает возможность записать красоту
– Какие критерии вы предъявляете к своим актерам?
– Я запомнил имя только одного актера – Ли Кан Шен, и все (смеется). Он сейчас тоже пробует свои силы в качестве режиссера. Сейчас снимает второй фильм – “Помоги мне, Эрос”. Возможно, потом привезет его и в Казахстан. Ли Кан Шена я нашел в 1992 году на улице. У него было очень таинственное лицо. Это уникальное свойство характера – быть, как все, и в то же время иметь что-то выдающееся. Чуть позже я осознал еще одну вещь – он похож на моего отца. Я хотел как можно больше задействовать этого актера в своих проектах.
– Вам не скучно работать с одним и тем же актерским составом на протяжении целого ряда лет?
– Я осознал одну важную вещь: большинство одаренных режиссеров в мире используют определенный узкий круг людей, с которым работают близко и довольно продолжительное время. То же самое произошло и со мной. Я делаю некоммерческое кино, акцентируя внимание на художественную ценность фильма. Актеры растут, поэтому в любом случае на экране я имею различные лица. Я выбрал такой путь. Если вы посмотрите на первый фильм и на последний, вы ощутите магическую мощь камеры. Кинокамера имеет фантастическую способность фиксировать изменения лица одного и того же актера от фильма к фильму. Я хочу показать, что камера – это не цель для зарабатывания денег, а возможность остановить и записать красоту эмоций, мощь жизни, борьбу человечества. У меня очень хорошие отношения со всеми актерами, это та вещь, которая не может измениться.
– Как артисты к вам относятся?
– Мы словно семья. Наши длительные отношения построены на доверии. То есть когда я прошу их что-то сделать, например, полностью обнажиться, актеры делают это. Актеры абсолютно точно знают, что режиссер не использует их тело, чтобы привлечь как можно больше аудитории в кинозал или чтобы сорвать большой кассовый сбор. В первую очередь важна художественная ценность произведения. Почему мы не можем порассуждать о нашем теле, почему мы видим в этом табу, почему сразу ассоциируем с сексом? Обнаженное тело – это часть нашей обыденной жизни!
“Помоги мне, Эрос”
– Интересно, какая реакция в зрительных залах Азии на картины Цая Мин Ляна? Все же азиаты более консервативны и щепетильны, чем европейцы.
– В 1994 году у меня был показ фильма “Да здравствует любовь!” в Сингапуре, в огромном кинотеатре на 1500 зрительских мест. 400 человек ушли, не досидев до конца. Через 10 лет я привез туда другой свой фильм – “Прощай, прибежище дракона”. Все зрители просмотрели фильм “от корки до корки”. Перемены налицо. На азиатского зрителя большое влияние оказывают фильмы из Голливуда. Нужно время, чтобы аудитория привыкла, нечасто ей показывают некоммерческое кино.
– Вы собираетесь отходить от темы одиночества в своих произведениях?
– Единственная вещь, которую я хочу делать сейчас, – это работа с Ли Кан Шеном, с его лицом. У меня есть желание и амбиции снимать одно и то же лицо до тех пор, пока оно не состарится. Что я и делаю.
– Господин Цай, над чем вы сейчас работаете?
– Сейчас я много вкладываю сил в продюсирование проекта “Помоги мне, Эрос”, который режиссировал Ли Кан Шен. Что касается меня самого, то в следующем году я отправлюсь в Париж снимать фильм в знаменитом Лувре. Этот проект спонсируется самим музеем.
Марина ХЕГАЙ, Иван БЕСЕДИН (фото)