То есть для жизни сойдет такая физия, их на улице – как дров в поленнице, но кино ведь смазливых любит. Поскольку оно – для женского полу, которому подавай античную красоту Ланового, порочную томность Домогарова или сдержанно-белогвардейский шарм Вячеслава Тихонова. Да сколько их, лапочек и душечек, пожизненно квартирующих в сердцах старых дев, трепетных вдов и жеванных жизнью женщин с непростой судьбою! А кто из них в недра свои Филиппенку пустит? Какая-то из них, может статься, и молвит: ну, забавен, а что с того? А иная просто скажет в сердцах: “Пфуй!”. И ничего более не скажет. Ну и пфуй с ними.
Но это еще как поглядеть. Я вот поглядел на его карточку молочной юности – хорош! Власы имел преизрядные, надо лбом высился набриолиненный кок величиной с добрый стожок, а под носом деликатная черточка усиков этакой чернявой гусеницей расположилась. Бейбутов, разрази меня гром, Бейбутов! И бабочка на горле прилепилась. Ну это он, судя по всему, в костюме и гриме. Актерствовать Филиппенко принялся сызмальства, ещё с Алма-Аты.
Да-да, наш алма-атинский пацан. То есть родился-то в Москве, но в годовалом возрасте доставлен был в яблочный город, где и взрастал благополучно. И школу 54-ю одолел с золотой медалью, и в Дом пионеров хаживал, где и пристрастился к Мельпомене, а лицедейству обучал его не кто иной, а сам Юрий Борисович Померанцев, коли не верите – у него и спросите! Словом, свой, земляк, не понаслышке знающий, где была Крепость, а где Брод, по которому, надо полагать, успел побродить. А в апреле 1961 года, если что, доучивался в десятилетке и, скорее всего, видел, как с “Аннушек” сыпались на город листовки со стихами Олжаса. Так-то.
Родители его состояли в ученом сословии и балаганных пристрастий сына своего возлюбленного никак не одобряли, а потому юный комедиант смиренно отправился в Москву, где легко стал студентом знаменитого, как Кембридж, Физтеха. Учился исправно, но кавээнил напропалую, что не помешало ему в установленный срок получить диплом. Филиппенко показал его матери и сгинул на подмостках.
Всем бы так сгинуть. Лирики немедленно похитили артистичного физика, пригласили в легендарный “Наш дом”, так назывался студенческий театр МГУ, где поджидала его блистательная ватага молодых гениев, среди них – Марк Розовский, Илья Рутберг, Григорий Горин, Аркадий Арканов, Эдуард Успенский, Виктор Славкин, Семён Фарада, Геннадий Хазанов…
Между прочим, Филиппенко блистал на сцене без отрыва от производства, поскольку исправно трудился старшим инженером в Институте геохимии АН СССР. Его специальностью по диплому была “физика быстрых процессов”.
В каком-то смысле он эту академическую формулировку оправдал. Процесс театральной карьеры действительно был быстрым. Когда “Наш дом” развалили, его пригласил на Таганку сам Любимов! А это, извините, в те времена звучало так же ослепительно, как Королевский театр Ковент-Гарден! Если не громче. Заметим, Филиппенко играл в самых знаменитых спектаклях, не имея специального образования, которое получил много позже, когда уже 26 лет отроду поступил в театральное училище имени Щукина.
Отслужив 20 лет в Театре Вахтангова, освободился от крепостной зависимости и ушёл на “вольные хлеба”, которые и по сей день колосятся шумными премьерами на разных площадках. Одна лишь “Взрослая дочь молодого человека” с баснословно незабываемым монологом, где “Козел на саксе” чего стоит! Были моноспектакли, эстрадные шоу, литературно-музыкальные композиции, аудиокниги, телепрограммы, встречи со зрителями и, разумеется, фильмы.
Более 80 киноролей. Разных. Много персонажей, что называется, инфернальных, с чертовщиной. Только Филиппенко сыграл в обеих экранизациях “Мастера и Маргариты” и, разумеется, всегда пребывал в свите Воланда. Неповторимая внешность, очаровательная некрасивость, глаза, вспыхивающие адским огнем, кошачья гибкость сценического движения, фантастические возможности мимики, хрипловатый тенор балаганного Петрушки, завораживающая и всегда непредсказуемая смена эмоциональных состояний – все это называется актер милостью Божьей, комедиант чистой воды.
Лицедей лицедеев.
Но Филиппенко не просто громокипящий эксцентрик, дивный клоун и благословенный шут гороховый. Его приглашал в свои фильмы сам Алексей Герман. Это дорогого стоит. Это как быть пожалованным рыцарским достоинством, не меньше. В “Лапшине”, лучшем, на мой взгляд, его фильме, Филиппенко сыграл неожиданно скупо, неярко, но очень трогательно. Немолодой одинокий доктор Занадворов, воспитывающий сына, стирает по ночам, когда холостяцкая берлога угомонится, немудрящие одежки мальчика, неумело развешивает их на кухне и пыхтит трубкой с чудовищно длинным, щегольским мундштуком. Остальные актеры, сыгравшие обитателей этой лапшинской квартиры, умерли. Нет Андрея Миронова, нет Болтнева, в этом году ушел Алексей Жарков. И Германа нет. И не будет никогда второго. Но Филиппенко успел сыграть и в его последней картине – “Трудно быть богом”.
В коллекции персонажей этого актера кого только нет. Злодеи, жулики, бандиты, шулеры, драконы, менты, чудики, люмпены – он кого угодно сочинит, вообразит и представит так, что животик надорвешь от смеха и восхищения. Чаще всего это роли второго плана, эпизодические, хотя и незабываемые. Но есть фильм, где он в центре кадра. Скорее всего, ленту эту помнят немногие, называется она “Убегающий август”. Немолодой, изрядно облысевший, одинокий интеллигентный мужчина из породы вечных сотрудников НИИ просыпается утром с кошмарного похмелья, выжимает в банку с водой лимон и жадно пьет. И вдруг замечает в своей постели незнакомую девицу, с которой, как выяснится позже, познакомился накануне в ресторане. Конфуз. В соседней комнате – мама…
И это происшествие срывает напрочь резьбу его устоявшейся жизни: он берет отпуск, заводит старенькую “Победу” и отправляется с прелестницей (Анжелика Неволина) в странное, бесцельное, бессмысленное путешествие, где ночевки в машине, в палатке, в спальных мешках, где костерки, пляжный волейбол, скверное вино и еда из привокзальных буфетов, где внезапно вспыхнуло в нем юношеское чувство к этой болезненно странной, подозрительно загадочной барышне, притворяющейся хиппи. В Москве перекати-поле технично растворилось, а он все судорожно ждал обещанного звонка, пока не понял: кончилось лето, убегает август, одарив на прощанье эфемерной веткой сирени из весны, которой, собственно, никогда не было. Хорошее кино.
Наш август уже убежал, осень подкрадывается.
Второго дня сентября сего года Александру Георгиевичу Филиппенко, народному артисту России, московскому алматинцу и алматинскому москвичу, стукнуло 72.
Всего-навсего.