Шестьдесят пять лет назад Восточный Казахстан пережил кровавую драму. По Лениногорску (ныне Риддер) и Усть-Каменогорску прокатилась смута, унесшая десятки жизней.
А завершились мрачные события неожиданно: сталинское правительство приняло постановление, позволившее чеченскому народу, насильственно переселенному в годы Великой Отечественной войны, вернуться на историческую родину.
Эта история 1951 года до сих пор мало известна. Советские архивы органов внутренних дел и спецслужб за давностью срока утрачены или вывезены. В областном департаменте КНБ сохранился, возможно, единственный документ – донесение о неком горожанине, отозвавшемся в поддержку зачинщиков смуты.
Восстановить события помогли воспоминания очевидцев.
Горючий материал
…Начало 50-х, время послевоенного восстановления народного хозяйства. На Рудном Алтае развернулось строительство заводов, ГЭС, дорог. Регион остро нуждался в рабочих руках. Именно в этот период с Дальнего Востока хлынул поток уголовников, попавших под бериевскую амнистию. Как значилось в следственных документах, деклассированных элементов. Эшелоны прибывали в Новосибирск, а оттуда разношерстная публика разбредалась по необъятным просторам советской страны.
– Прямо на вокзалах действовали вербовщики, которые набирали зеков и направляли на стройки, – поделился в свое время воспоминаниями фронтовик Василий Петрович Пизиков, возглавлявший в 50-е годы отдел агитации и пропаганды Усть-Каменогорского горкома партии. – На правом берегу Ульбы, где сейчас областная телестудия и парк, для вербованных разбили большой палаточный городок. Весна, вода в реке ледяная. Вдруг нам говорят: чеченцы через Ульбу на другой берег переходят. Женщины, мужчины, старики, дети, сотни человек… К НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) идут, защиты просят. Оказывается, в чечен-городке побоище началось. Как, отчего – до сих пор толком неизвестно.
Существует несколько версий того, что стало детонатором смуты. По одной, в пьяной драке зарезали кого-то из вербованных, и зеки за это поднялись на чеченцев. По другой версии, напротив, смертельное ранение получил кавказец. По словам Николая Константиновича Головачева, в то время секретаря парткома треста “Алтайсвинецстрой”, имела место спланированная провокация.
Николай Головачев был свидетелем “чеченских” событий 1951 года
– Следствие выяснило, что бунт организовал бывший обер-лейтенант германской армии, по национальности русский, завербовавшийся на стройку из Белоруссии, – говорил Николай Константинович. – В начале апреля был какой-то чеченский праздник. Группа чеченцев ехала на грузовой машине по проспекту Ленина. В районе парка “Металлург” в машину заскочили четыре человека и ударили одного пассажира ножом – кажется, это был священнослужитель. Скрылись они в палаточном городке вербованных. Молодые кавказцы стали их преследовать. Завязалась драка. В цеха крупных предприятий в разгар дня стали поступать звонки: “Наших режут!”. Толком не разобравшись, рабочие побросали свои места и, вооружившись кто чем, ринулись на чеченские землянки. Закончилось побоище только к шести утра следующего дня, когда взяли палатку с вооруженными главарями.
Пыл остудили штыки
Беспорядки вспыхнули 10 апреля 1951 года.
– Первый секретарь горкома Константин Павлович Третьяков сразу обратился в комендатуру, – делился воспоминаниями Василий Петрович Пизиков. – В городе, к нашему счастью, стоял корпус генерала Москина, который строил железную дорогу в Зыряновск. Сплошь здоровые хлопцы-украинцы. Эти солдаты одним видом штыков в руках успокаивали хулиганов. Когда к месту беспорядков стала подтягиваться милиция, вербованные закричали: “Ура! К нам помощь идет!”. И снова в чечен-городок кинулись. А милиционеры давай их чихвостить. На другой день мы поехали к вербованным, и Третьяков начал митинг: “Что вытворяете?!”. Тут подъезжает машина, а в кузове лежит вроде бы тело одного из зеков. И толпа как вскинется: мы на уговоры поддаемся, а в это время чеченцы наших бьют! Кто-то из горкомовцев догадался подойти к “трупу” и поднять за шкирку. А он в дымину пьяный! “Братцы, – говорит, – я не убитый, я напился”. Толпа – в хохот, и обстановка разрядилась. Потом мы еще приходили в городок к вербованным вместе с секретарем по фамилии Кулик. Заглянули в одну палатку – зеки в карты режутся, на нас ноль внимания. Кулик: “Я – секретарь!”. А ему: “А нам хоть…”. С той публикой бесполезно было разговаривать, только освободились, волю почуяли.
Писатель Михаил Тыцких был очевидцем погрома в Лениногорске
Происки и промахи
Смута в Усть-Каменогорске продолжалась 3–4 дня. Группы уголовников нападали на кавказцев и гнали их в реку с криками: “Мы вас накупаем!”. Пенсионеру Анатолию Малюгину, в ту пору 13-летнему мальчику, на всю жизнь врезалось в память, как проваливались под лед и тонули старики, женщины, дети.
– Было тепло, и река вот-вот могла вскрыться, – рассказал в свое время устькаменогорец. – Чуть ступишь на лед – проваливается. Река в ту пору была полноводной, опасной. Мы с ребятами сначала бежали рядом с толпой, а потом кавказцев стали теснить в воду. Кто посильнее – те на другой берег выбирались. Слабых подхватывало течением и уносило. Тогда многие потонули.
К вечеру возле Ульбы началась пальба. Военным приказали стрелять поверх голов, защищая чеченцев от разъяренной толпы. Наутро детвора собирала на речной гальке стреляные гильзы. Под мостиком в районе современной автостанции мальчишки наткнулись на подвешенный вверх ногами труп милиционера с перерезанным горлом. Местное население в те вечера старалось не выходить без особой нужды из дома. Однако все это были только цветочки по сравнению с событиями в Лениногорске.
– По старинке город все называли Риддером, даже приезжие, – рассказывал восточноказахстанский литератор Михаил Тыцких, после войны трудившийся в газете “Лениногорская правда”. – К этому времени здесь поселилась крупная диаспора чеченцев, сюда же съехалась масса вербованных. И те и другие работали вместе на рудниках и стройках. Соседствовали. Стычек или крупных драк не было. И началось все, кстати, с совместной пьянки: какой-то чеченец и горняк из числа вербованных сначала дружно пили, а потом подрались. Горняк схватил металлический прут и насмерть забил кавказца. Об этом мгновенно стало известно в чечен-городке, собралась возбужденная толпа. Кавказцы шли по городу, в отместку нападали и избивали всех встречных рабочих. Для вербованных это стало сигналом тревоги. Тут же нашлись авторитеты, собравшие настоящую банду, и двинулись на чеченский поселок. Местная власть и не пыталась вмешаться. Может, милиция строила цепь, но ее легко смяли. В тот вечер в чечен-городке было настоящее побоище, погиб 41 человек, причем в основном кавказцы. После этого несколько дней горняки ходили только группами, а чеченцы вообще не выходили в город.
В замешательстве лениногорские власти находились недолго. Через три-четыре дня начались массовые аресты. Зеки, пытаясь скрыться, садились на поезд и ехали в Усть-Каменогорск. На железнодорожных станциях их поджидала милиция. Всех задержанных направляли в городскую тюрьму, камеры которой быстро оказались переполнены. Снятых с поезда уголовников размещали прямо в коридорах под вооруженной охраной.
– Кавказцы тоже ждали подкрепления, – рассказал Николай Головачев. – Из Зыряновска и Лениногорска шли поезда, до отказа набитые чеченцами. Оба состава остановили далеко за городом. Не сделай спецслужбы этот решительный шаг, жертв было бы намного больше.
По суровой статье
А дальше был суд. Заседания проходили в клубе свинцово-цинкового комбината. Горкомовцам давали билеты, чтобы посмотреть процесс. По словам парторга строительного треста, судил Лев Смирнов – один из обвинителей на Нюрнбергском процессе.
– Судили человек пятьдесят, может, больше, но главного зачинщика вроде не нашли, – рассказывал Василий Пизиков. – Говорили, что это была спланированная акция, что о бунте в тот же день передал “Голос Америки”. Возможно, и так, ведь события начались почти одновременно сразу в двух городах и по одному сценарию: пьянка, драка, убийство, погром. Вполне допускаю, что это была провокация, так как здесь шла очень большая стройка. События были настолько серьезными, что вопрос вынесли на бюро ЦК ВКП(б). В Москву вызвали первого секретаря обкома Хабира Мухарамовича Пазикова. Мы думали, его снимут, но, видно, на бюро поняли, что здесь не было “политики”, и все обошлось выговором. Сняли за нерешительность только лениногорского секретаря – он растерялся и не позволил стрелять.
Третьего мая 1951 года в докладной записке на имя Первого секретаря ЦК КП(б) Казахстана Жумабая Шаяхметова Восточно-Казахстанский обком партии рапортовал: “Дело Мамонова и других 38 человек деклассированных элементов, обвинявшихся в организации массовых беспорядков, рассмотрено в Лениногорске. Дело Цурикова и других 11 человек деклассированных элементов, обвинявшихся также в организации массовых беспорядков, рассмотрено в Усть-Каменогорске. Все они осуждены по статье 59-2 и 59-7 Уголовного кодекса”.
В те годы в статье 59 УК СССР речь шла о преступлениях против порядка управления. Наказание – длительное заключение или расстрел с конфискацией имущества.
Инспектор из ЦК
Пенсионер Анатолий Малюгин видел, как обитатели чечен-городка тонули в Ульбе
Спустя некоторое время после бунта в Кремле было принято постановление о реабилитации переселенных народов, в том числе чеченцев. В Усть-Каменогорск из Москвы срочно приехал инспектор ЦК для сбора сведений о жизни и настроениях чеченской диаспоры. Сопровождать высокого визитера поручили Василию Пизикову:
– Мы объехали районы Усть-Каменогорска, где концентрированно жили кавказцы: на Бабкину Мельницу, в чечен-городок, район кирпичного завода. Инспектор предупредил: меня не представляй, беседуй с людьми сам, а я послушаю. Интересный разговор получился на кирпичном заводе. Сначала собрали молодежь, они говорят: “Ой, тут хорошо, платят много, не обязательно возвращаться на родину”. Потом подошли старшие, одни вроде за то, чтобы вернуться, другие – чтобы остаться… А в конце одного старика под руки ведут. Все замолчали, гробовая тишина! Старику объяснили, что принято такое-то постановление. Он выслушал, а затем тычет пальцем переводчику: “Этому (на меня) не говори, он здешний. А приезжему (показывает на инспектора) скажи: даже змея ползет умирать к своей норе. А вы хотите дать нам свободу и не разрешить вернуться на родину?!”. И все с ним согласились. И спустя короткое время вышло новое постановление, разрешающее чеченцам выехать на свою землю.
Сегодня, к сожалению, нет в живых никого, кто рассказывал нам в свое время о тех событиях. Криминальный бунт 1951 года стал единственной серьезной смутой советского периода в Восточном Казахстане. Со временем вербованные отсеялись. Вернулась на Кавказ большая часть чеченской диаспоры. Но те, кто остался в Восточном Казахстане, обязательно учат своих детей дорожить мирным соседством со всеми на этой земле.
УСТЬ-КАМЕНОГОРСК