На сегодняшний день «евразийство» можно определить как направление в творчестве публицистов, как определенную школу геополитической мысли; можно также говорить о «евразийском» мотиве в литературе, в поэзии, считает сотрудник Казахстанского института стратегических исследований Тимур Козырев.
Без большого преувеличения можно сказать, что с самого начала исторического пути независимого Казахстана евразийство (в кавычках или без) являлось идеологическим стержнем как внешней, так и внутренней политики казахстанского государства, передает Казинформ слова Козырева.
Политики и публицисты, мыслящие себя как «евразийцы», предпринимают попытки развить его в полноценную политическую идеологию, призванную стать идейно-политическим обоснованием для различных интеграционных проектов двух экономических лидеров постсоветского пространства — Казахстана и России, пишет он. Однако исключительное разнообразие политических идей, связанных с «евразийством», на данный момент не позволяет говорить о евразийстве как о политической доктрине в «полноценном» смысле этого слова. Тем не менее, мы со всем основанием можем говорить о евразийстве как об эффективном политтехнологическом продукте, призванном выполнить текущие задачи его авторов. Более того, по нашему мнению, идею евразийства можно расценивать как один из казахстанских брендов, притом уже давно и успешно «раскручиваемых».
Другим краеугольным камнем внешнеполитической стратегии Казахстана с момента обретения независимости до наших дней можно по праву назвать стратегию многовекторной политики. Для молодого государства, находящегося (в силу как своего географического положения, так и обилия природных ресурсов) на стыке интересов геополитических центров силы, многовекторность внешних связей была безальтернативным способом удержания своей независимости.
В то же время нельзя не заметить, что казахстанская многовекторность в той форме, в какой она существовала до второй половины 2000-х гг., была по сути своей временным, неустойчивым явлением, поскольку в основе ее лежало балансирование, лавирование между все более противоречившими друг другу интересами двух центров силы — России и Запада во главе с США (Китай, как известно, никогда всерьез не рассматривался в качестве возможного партнера номер один — известная поговорка насчет «қара қытай келгенде…» была и остается по сей день предметом тотального консенсуса в казахстанском обществе, поверх всех этнических, идеологических и др. границ).
В последнее время нередко можно слышать о «кризисе» и даже о «конце» казахстанской многовекторности. И в самом деле, складывающаяся на евразийском пространстве геополитическая ситуация вносит определенные коррективы в многовекторную стратегию внешней политики Казахстана. Это выражается, прежде всего, в значительном усилении «российского вектора» во внешнеполитической деятельности нашей страны.
Помимо перманентно и изначально присутствующих факторов — таких как тесные экономические связи с Россией, значительная численность этнических русских в Казахстане, а также наличие длиннейшей в мире сухопутной границы между РК и РФ (5 866 км), — в последние годы четко обозначились следующие важные тенденции:
— усиление позиций России (как экономических, так и политических) на постсоветском пространстве, в т.ч. в Центральной Азии — как часто говорят, «возвращение России»; Таможенный союз, заключенный с Россией и Белоруссией в июле этого года, стал наиболее ярким проявлением этой тенденции, и до сих пор неоднозначно воспринимается определенной частью казахстанского общества,
— одновременное усиление экономического присутствия Китая в регионе, заставляющее многих невольно вспомнить процитированную выше казахскую «геополитическую» поговорку, служащую своего рода «противовесом» существующим опасениям по поводу ТС,
— ослабление доверия к Западу — ввиду не только территориальной удаленности стран НАТО, но также их ярко выраженного прагматизма по отношению к постсоветским государствам (последний ярче всего проявился в августе и осенью 2008 г., во время и непосредственно после известных событий на Кавказе, когда Россию сначала во всеуслышание назвали агрессором в августе месяце, но уже осенью объявили «перезагрузку» отношений с ней).
Образно выражаясь, «геополитическое кольцо» вокруг Казахстана сжимается все плотнее, оставляя стране все меньше и меньше свободы для маневра. Это обстоятельство порождает упомянутые выше спекуляции о «конце многовекторности», доходящие порой до кухонных разговоров вроде «поиграли в независимость — и хватит».
Тем не менее, некоторые другие тенденции развития международной политики создают новую конфигурацию сил на евразийском пространстве, которая дает Казахстану уникальные возможности для укрепления своего реального суверенитета и самоутверждения на международной арене. Речь идет о следующих новых тенденциях:
— стремительное сближение и развитие партнерства между Россией и Турцией, с перспективой выхода на стратегический уровень (осуществляется ряд крупных совместных энергетических проектов; торговый оборот между двумя странами уже превысил $ 33 млрд. в год, причем Москва и Анкара считают возможным довести этот показатель до $ 100 млрд. в год; ряд представителей экономической элиты Турции уже «полушутя» поговаривает о возможном присоединении к Таможенному союзу ).
— смена руководства и внешнеполитического курса Украины, проводящей теперь намного более прагматичную политику — в целом дружественную по отношению к России, и в то же время направленную на сохранение и укрепление своей независимости, в т.ч. путем расширения сотрудничества со странами СНГ;
— усиление экономических и геополитических позиций Индии — в т.ч. в центральноазиатском регионе (немаловажным показателем этого можно считать рост казахстанско-индийского товарооборота — с 196 млн. долл. в 2007 г. до 375 млн. долл. в 2009 г.); очевидно, что Индия для нас может играть роль своего рода противовеса Китаю, тем самым ослабляя фактор «китайской угрозы».
Итак, две крупные евразийские страны (Турция и Украина) превратились, несколько огрублено выражаясь, «из врагов в друзей» России, а Индия (изначально дружественная России страна) заметно увеличила свой вес. Перечисленные обстоятельства очевидным образом повышают роль отношений между Казахстаном и перечисленными странами Евразии (уже не в «гумилевском» значении этого слова, а гораздо шире), находящимися так или иначе в отношениях стабильного партнерства с Россией — основным стратегическим партнером РК.
Безусловно, преувеличивать возникающие возможности не стоит: перечисленные тенденции пока остаются лишь тенденциями, необратимыми они пока еще не стали:
— турецко-российскому сотрудничеству еще предстоит обойти целый ряд подводных камней (прежде всего, было бы неверным недооценивать степень глубины сложившихся связей Турции с Западом, несмотря на все новые тенденции последних лет, а также груз веками накопленного недоверия между Турцией и Россией),
— в отношениях России с Украиной (и даже с Белоруссией) тоже далеко не все гладко;
— Индия — хотя бы ввиду отсутствия сухопутной границы с Казахстаном, — находится в позиции, по определению — проигрышной в сравнении с Китаем по части экономического присутствия в нашей стране и регионе в целом.
Тем не менее, Казахстану следует активно пользоваться возникающими новыми возможностями — согласно известной пословице, «ковать железо, пока оно горячо». Именно своего рода «евразийская многовекторность» — вместо прежней стратегии неустойчивого балансирования между Россией и Западом, — может позволить Казахстану, не вступая в конфликт со стратегическими интересами России, тем не менее, реально укрепить свой суверенитет и международные позиции. Фактически, речь идет об уникальной возможности «совместить несовместимое» — развивать реально многовекторную внешнюю политику при однозначном приоритете российского вектора.
Учитывая, что и Китай, при всем неоднозначном к нему отношении, также объективно участвует в процессах евразийского сотрудничества, можно сказать, что Казахстан находится в центре «большого круга», состоящего из конструктивно сотрудничающих между собой государств. К слову сказать, чрезвычайно схожую идею евразийского сотрудничества — именно в широком, континентальном масштабе, — недавно озвучил также министр иностранных дел Турции А. Давутоглу на совещании с послами ряда стран Евразии 4 февраля 2010 г. в г. Стамбуле.
Разумеется, речь не идет об отказе от сотрудничества с Западом, что невозможно и нежелательно по многим причинам, однако складывающаяся в последние годы новая геополитическая реальность все же вынуждает определенным образом пересмотреть некоторые приоритеты во внешней политике Казахстана.
Без большого преувеличения можно сказать, что в случае успешного проведения такой политики казахстанская стратегия «многовекторности» получит второе дыхание. Если с 1991 г. и до самого недавнего времени основное содержание нашей многовекторности составляло, как уже говорилось, вынужденное лавирование между противоречащими друг другу интересами мировых центров силы, то новая стратегия многовекторности — может и должна быть основанной на долгосрочном, конструктивном сотрудничестве между державами-партнерами на широком континентальном пространстве, в самом центре которого находится Казахстан. Такую политику можно обозначить как стратегию «устойчивой многовекторности», или «евразийской» (см. выше) — так «евразийство» и «многовекторность» из альтернативных друг другу трендов превратятся во взаимодополняющие векторы развития. Ситуация, складывающаяся на данный момент в «Большой Евразии», дает для этого вполне реальный шанс.
Под «Большой Евразией» (ср. «Большой Ближний Восток», «Большая Центральная Азия») мы подразумеваем основную часть материка Евразия, за исключением Западной Европы, Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии — названные регионы мы исключаем по ряду более менее очевидных причин. Впрочем, речь здесь принципиально не идет о создании какого-либо регионального блока, международной организации и т.п. «Большая Евразия» в нашем понимании — это лишь геостратегическая категория, которую можно плодотворно использовать в процессе осознания и осуществления национальных интересов РК в контексте глобальной и континентальной геополитики. Кроме того, для Казахстана может быть чрезвычайно выгодным постепенное внедрение этого понятия в международный политический дискурс — особенно это касается сфер казахстанско-российских и казахстанско-китайских отношений.
Возвращаясь к идее «Большой Евразии» в качестве источника национальных брендов, следует заметить, что, помимо всех прочих своих достоинств, концепция «Большой Евразии» (Greater Eurasia) позволяет рассматривать и концептуализировать Казахстан именно как центр некого обширного геополитического пространства — а не как «подбрюшье» или «западный край» для кого-то из соседей. Например, по-новому может зазвучать уже известный бренд: «Казахстан — Сердце континента!». Разумеется, имеется в виду «сердце» не только в банальном значении «географического центра» континента Евразии, но, прежде всего, в значении точки пересечения, средоточия целого ряда важных процессов континентального масштаба и соответствующей значимости.
Под большим вопросом при этом оказывается «классическое» понимание евразийства как культурологической концепции — теории тюрко-славянской «евразийской цивилизации». Однако фактический отказ от классического понимания евразийства в казахстанской политике можно считать давно состоявшимся фактом: так, например, в своей лекции, прочитанной 26 мая 2006 г. в Евразийском национальном университете им. Л.Н. Гумилева, Президент Н.А. Назарбаев обозначил ЕврАзЭC, СВМДА и ШОС как «три кита евразийской идеи, практически реализованные по инициативе Казахстана». Очевидно, что два из трех названных проектов основаны на понимании «евразийства» как прагматичной стратегии сотрудничества и безопасности на всем большом Евразийском континенте, включая Китай и Ближний Восток — что, очевидно, не имеет уже никакого отношения к культурологическим построениям классиков евразийства 1920-х гг.
Напротив, речь идет именно о последовательной внешнеполитической работе в континентальном масштабе, проводить которую способен — и, одновременно, вынужден своим геополитическим положением, — современный Казахстан, заключил Т.Козырев.