“Женщинам вход запрещен!”
Говорить с ней интересно и весело, она вспоминает самые сочные фрагменты из своей богатой на события жизни.
– Не иметь бы мне высшего образования, если бы не бесплатная тарелка супа в ЖенПИ. Я росла сиротой, у бабушки с дедом, они бы не смогли меня выучить. После института нас с подругой сразу распределили директорами отдаленных сельских школ.
Мне двадцать с небольшим, взбитая бабетта на голове – и никакого представления о том, как управлять школой. В итоге я построила столярную и слесарную мастерские и… “развалила” все печки в классах. Что-то они мне не понравились.
А потом обивала пороги директора подшефного элеватора, чтобы он мне эти печки заново построил. Пришел, головой покачал, спрашивает: “Ну, ладно, печки разобрала, а на кой ляд трубы-то развалила?”. – “Так дымили!” – отвечаю. – “Но они и должны были дымить!”.
В этой школе я провела единственную в своем роде конференцию отцов. Написала плакат “Женщинам вход запрещен!”, посадила за парты папаш и сказала: “Слушайте, что про вас ваши дети говорят!”. Они и краснели, и бледнели, и порывались уйти, слушая правду-матку про себя, про пьянство и дебоши. И порядку во многих семьях стало больше.
Через два года перевели меня в Терсаканскую десятилетку. Коллектив был мощный, опытные учителя, и я, фитюлька. Ну, думаю, съедят, если дам слабину. На первом же совещании я выбила их главный козырь – мою молодость. Сказала: “Вы не смотрите, что я молодая, на самом деле я старая… дева, и мне скоро уже исполнится 25 лет!”. Анекдот ходил по всему району!
Или выдвинут, или задвинут
А еще много говорили про то, как я парты выкрасила за полдня до приезда министра образования. Дело было так. Министр ездил по сельским школам нашего района. И пока он до нас добирался, мы следили за тем, какие он замечания делал. В одной школе увидел нехорошие слова на стенах, в другой не понравилось ему, что учителя в валенках да вязаных платках ходят. Мы всю школу с лупой просмотрели на предмет нецензурных слов, все подчистили. Учителям велено было достать из сундуков праздничную одежду. Вечером прошла по школе – мрачная. Черные парты, закопченные печки… И ну давай красить мебель в серый, приятный цвет да белилами печки белить! Мандраж колотил конкретный – вдруг парты к утру не высох-нут, и министр прилипнет к ним? Позора не оберешься. Всю ночь все печки горели, жару напустили, чтобы краска быстрее сохла. В пять утра пришла в школу, а там вроде кто-то ходит. Ба! Директор совхоза! Узнал о моей проделке и сам решил убедиться. Ну, говорит, тебя или выдвинут далеко, или задвинут еще дальше…
В биографии Зауре Кадыровой есть один потрясающий факт. Однажды к ней приехала учительница немецкого языка Эльза Карловна Пеннер из той самой Терсаканской школы, где она работала директором. Старая учительница уже вышла на пенсию, была очень больна и одинока. Сестра отказалась взять ее на попечение, и она обратилась к Зауре Жусуповне с просьбой устроить ее в дом престарелых. Та обещала помощь, а пока суть да дело, вызвала врача, ее обследовали, начали лечить. Эльза Карловна поправилась и… прожила у Кадыровых 36 лет, до самой смерти в возрасте 91 года.
Все решали связи
И как в воду смотрел! Скоро мне предложили должность инструктора райкома партии. Я посоветовалась с дедушкой, потому что даже не представляла, чем там занимаются. “О, – сказал дедушка, – это очень уважаемая работа. Когда зовут, пренебрегать нельзя”. Так я попала в партийные органы. Проработала инструктором несколько лет, пока не избрали секретарем райкома партии. А там Бараевский институт, ученые, Жолымбет – золотые прииски. Цивилизация! А я – голь перекатная. Зашли ко мне как-то в гости первый секретарь да председатель исполкома. У меня трехкомнатная квартира, и все комнаты пустые. Мне тогда купили самое необходимое: стол, шкаф, диван. Дальше была Высшая партийная школа в Москве. Там я познакомилась с будущим мужем, студентом Тимирязевской академии. Сейчас он доктор наук, профессор.
Затем была секретарем Целиноградского горкома партии и почти десять лет – заместителем председателя облисполкома.
Это было время тотального дефицита, особенно ценились работники, которые умели достать, выбить, привезти. Личные связи решали все. Я была знакома с пятью союзными министрами, и все помогали.
Построили, к примеру, Дворец целинников, а поставить туда нечего. Тогда я поехала в Москву, к Ефиму Павловичу Славскому, министру среднего машиностроения – самое богатое министерство было по тем временам. Славский любил нашу область, строил Степногорск. Ни в чем не отказывал. Так появились в нашем дворце театральные кресла, а задники для сцены попадали к нам из Кремлевского дворца съездов. Об этом мало кто знает.
Небезызвестный министр внутренних дел Н. А. Щелоков по-дарил городу пять легковых машин. Просто так, потому что попросили. Попроси мы больше – дал бы больше.
А чего стоит история с унитазами! Как-то пришло сообщение, что к нам едут сто англичан, чтобы наблюдать солнечное затмение. Говорят, у нас лучше видно. А где их расселять? Конечно, в гостинице “Ишим”. И началась паника: унитазы ржавые, ковры обшарпанные – опозоримся на весь мир! Я до самых верхов дошла, доказывая, что без новых унитазов солнечное затмение не состоится.
С народом надо разговаривать
В министерское кресло Зауре Жусуповна “села” в 1990 году, а через год начался распад великой страны. Деньги перестали поступать из Москвы, своих еще не было. А еще не было света, газа, тепла…
– Я сражалась за свое ведомство, – говорит она. – За моей спиной пенсионеры, инвалиды, сироты, а передо мной – руководители министерств и ведомств. Энергетики настаивали на очередном повышении тарифов, мол, если их не увеличить, то “развалится система”, да и “оборудование устарело”. Финансисты доказывали, что увеличить пенсию и социальные выплаты невозможно – денег нет! Я говорила им: “Убедите меня, что на такую пенсию можно прожить, тогда я смогу убедить любого”. Тишина. Все молчали, потому что понимали мою правоту. Тогда всем было тяжело, но я четко знала одно: с народом надо разговаривать, честно объяснять ситуацию, а не молчать.
Я воспитывалась у бабушки с дедушкой, мама умерла рано, а отца я даже не помню – он ушел на фронт и не вернулся. Поэтому я хорошо понимала моих подопечных – пенсионеров, обездоленных людей.
А вот с коллегами по Кабинету министров были сплошные непонятки. Из-за этого и ушла с поста министра. Правительство, возможно, под моим напором, обещало всяческие льготы уязвимым слоям населения, но ничего не делало. Я доносила эти благие намерения и обещания до народа, а получалось, что всех обманывала.
И не один раз. Последней каплей было обещание повысить пособие инвалидам. Я опять поверила, передала новость своим подопечным. А вышло, как всегда. Я не выдержала – ушла. Оказывается, за всю историю страны я была единственным министром, добровольно сложившим свои полномочия… по совестливым причинам.
Потом я была депутатом, помогала строить школы, детские сады, больницы в своем подотчетном округе. Заходила в любой кабинет, спрашивала: “Вы давно в народе не были? Давайте я вам покажу, как люди без воды живут!”. И проблема сдвигалась с места – строили водопровод. Это, как говорят футболисты, гол, забитый с моей подачи.
Сейчас депутаты отрываются от народа, я считаю это неправильным – они должны отчитываться перед своими избирателями.
Сейчас у меня шесть внуков. И так скажу женщинам: ничего вечного не бывает, надо вовремя уходить. Заводите семью, рожайте детей, чтобы было куда вернуться после работы…
Астана