– Это было в 1993 году, после того как в нашей больнице управделами Президента мне поставили диагноз “лейкоз”. Я на тот момент был заместителем председателя Верховного суда. Тогда в Казахстане не было ни методик, ни нужных лекарств, ни медперсонала для успешного лечения такой болезни. Созвонились с Москвой, там тоже отказали. Обратились в Германию и одновременно в Ассоциацию американских юристов, с которой у нас были хорошие связи. И судья их верховного суда Роберт Аттер, великий человек, спортсмен, порекомендовал и организовал лечение в Шведском госпитале города Сиэтла, штат Вашингтон. Будучи большим другом Казахстана, он приезжал сюда, помогал в становлении нашего конституционного законодательства. По его рекомендации я и был принят поначалу без оплаты, которую произвели позже, когда наше правительство и частные организации оказали помощь. За это я им всем бесконечно благодарен.
С 18 сентября 1993 года по 18 января 1994-го я прошел в Шведском госпитале три курса химиотерапии. Лечил меня доктор Милдер. Ну и сам я себе помогал. Обо мне потом трижды писали американские газеты, потому что я, как только стал подниматься, начал делать физические упражнения, заниматься с гантелями, накручивать по 12 миль на велотренажере. Врачи возражали, потому я тренировался в перерывах между 22-дневными курсами химиотерапии, когда мне вливали кровь и плазму не в стационаре, а амбулаторно.
В палате спортивный инвентарь у меня отбирали. Но я спортсмен, привык постоянно держать себя в форме. Раньше занимался борьбой, легкой атлетикой, самбо, рукопашным боем, каждое утро бегал на Коктобе с гантелями, посещал тренажерный зал. И в Америке, всякий раз выходя на амбулаторное лечение после химиотерапии, старался двигаться. Каждый вечер набегал по 9 километров вокруг озера недалеко от Сиэтла. Вообще штат Вашингтон – очень красивое место. Американцы считают его вторым домом Бога. Там столько больших озер! Горы, леса, местности с индейскими названиями. Это место чем-то напоминает Алматы, только расположено на берегу Тихого океана. Кстати, там же, где-то на берегу озера Вашингтон, живет Билл Гейтс.
Чему доктор научился у пациента?
– А может, именно эти физические нагрузки, вся обстановка, горы и озера сыграли роль?
– Во время лечения в Сиэтле роль играло все. Там, например, меня почти каждый день посещал американский коллега, окружной судья штата Вашингтон, однокурсник и семейный друг Билла и Хиллари Клинтон Роберт Алсдорф. Он владел русским языком, приносил мне книги Шолохова, Куприна, Достоевского, Тургенева и рассказывал про своего друга, президента Америки Клинтона, как, будучи в Сиэтле, когда там проходили встречи руководителей стран “Большой восьмерки”, они постоянно в 6 утра уезжали в лес, чтобы пообщаться там во время утренних пробежек. Рассказывал про их совместные студенческие годы, про Хиллари, которая была боевой и всегда дисциплинированной их подругой. Ну, а доктор Милдер по окончании лечения в моей истории болезни написал так: “В вашем случае не я, а вы больше помогли мне”.
– Как получилось, что вам, спортсмену, тогда, в 1993 году, вообще пришлось обращаться к доктору?
– Это случилось однажды в субботу. Обычно после утренних тренировок я чувствовал нагрузку на мышцы, а тут ощутил, как болят кости. Пошел в баню, попарился, стало вроде легче. Вечером пошел на мероприятие, на свадьбу, естественно, выпил. Но почувствовал, что доза, которая раньше для меня была ничтожной, подействовала сильнее обычного. В понедельник пришлось обратиться в клинику. А через день-два меня направили к гематологу, потому что на теле появились синяки, держалась постоянная температура, потел, чувствовал слабость. Положили в больницу, взяли костный мозг на анализ. Помню, как мы с доктором, дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни, пошли в лабораторию. А когда она взглянула на результат, у нее задрожали руки, и она произнесла: “У вас лейкоз”.
Потом наш на тот момент председатель Верховного суда Тамас Калмуханбетович Айтмухамбетов связался с американцами. И вот моя первая благодарность – Всевышнему, а вторая – Тамасу Калмуханбетовичу. Он посадил переводчика, который день и ночь вел переговоры со Штатами. А покупал билеты и сопровождал меня в американский госпиталь нынешний председатель мажилиса парламента Нурлан Зайруллаевич Нигматулин. Низкий ему поклон, здоровья и долгих лет жизни.
А там, в клинике Сиэтла, когда анализ подтвердился, мне сказали, что лечение методом химиотерапии долгое, а возможно, потребуется и пересадка костного мозга. И тут – до сих пор мне припоминают эту хохму – я спросил врача: “А мужская сила-то после этого у меня сохранится? Дети-то будут?”. Ведь на тот момент мне было около сорока лет. Потом, через десять лет, когда я снова приехал в Сиэтл, они с хохотом вспоминали: “У него вопрос жизни и смерти решался, а он о взаимоотношениях с женщинами волновался”. Возможно, этот мой боевой настрой тоже сыграл тогда определенную роль.
– И чем закончилось ваше лечение?
– Через четыре месяца, как только я прошел три курса химиотерапии, вернулся в Казахстан. И с тех пор, тьфу-тьфу, живу и здравствую. Каждое воскресенье хожу в горы, поднимаюсь как минимум на 2 500–2 600 метров. Хожу в сторону Фурмановки, в Ким- Асар, на Мынжилки, Кок-Жайляу, в Горельник. Маршрутов в ущельях Большой и Малой Алматинки много. Постоянно бываю на охоте. А по утрам у меня ходьба и почти ежедневно тренажерный зал. Вот такой образ жизни веду.
– То есть за компьютером вы не просиживаете?
– Почему, компьютером пользуюсь. Я хоть и на пенсии, мне 67 лет, но занимаюсь адвокатской деятельностью, часто езжу по Казахстану.
Лекарство от рака
– Сейчас вспоминаю, как тогда, больше двадцати лет назад, когда у нас еще не было возможности лечить рак, сотрудники Института педиатрии рассказывали: они просили помощи у наших бизнесменов, а те закрывали перед ними двери. Тогда мы с еще одним моим лечащим американским доктором Нэнси Нурсвин по моей просьбе создали Фонд помощи онкобольным детям Казахстана. И каждый год завозили в отделение онкологии Института педиатрии в Алматы лекарства для лечения детей с болезнью крови на несколько сотен тысяч долларов. За десять лет завезли на сумму где-то около 3 миллионов долларов. Эти деньги на благотворительность Нэнси собирала вместе с церковными служителями и студентами целый год. Потом согласовывала, какие требуются в Институт педиатрии лекарства, покупала их. У нас в то время бюджет на это средств почти не выделял. Был еще детский онкоцентр в Караганде, куда мы тоже возили. И за те годы, по свидетельству врачей, излечиваемость детей, больных лейкозом, поднялась с 20 до 70–80 процентов.
А как только с 2004 года госбюджет позволил выделять деньги на лечение онкологии у детей и появились свои схемы лечения, эти лекарства мы перестали завозить. Сейчас имя Нэнси Нурсвин украшает доску почета в Институте педиатрии среди имен тех, кто также оказывал ему благотворительную помощь.
– А в наше время вы доверились бы онкологам Казахстана?
– Если есть возможность, конечно, лучше лечиться там, где методики уже отработаны. Кстати, недавно я прочел в прессе, что тот Шведский центр в Сиэтле, в котором меня лечили и который работает в тандеме с американским же НИИ имени Фрэда Хатчинсона, достиг больших успехов в лечении рака крови. Сейчас там используют новую методику, при которой иммунные клетки самого организма, способные бороться с вирусами, направляют на борьбу с раковыми клетками. До 90 процентов случаев имеют успех. И теперь там ведут разработки, направленные на борьбу с раковыми клетками уже не только крови, но и других органов.
– Вы прошли через все это, общались с многими докторами, скажите, значит, есть лекарство от рака?
– Один из моих друзей при посещении Франции услышал высказывание известного европейского профессора: мол, лекарства от рака, как и от других трудноизлечимых заболеваний, есть, но фармпроизводители скупают их разработки у авторов и прячут в сейф, до неких лучших времен. Видимо, потому, что фарминдустрии, одной из наиболее мощных и доходных в мире, выгоднее продавать не одно верно действующее средство, а сотни других, которые не лечат до конца, а лишь поддерживают человека и как-то продлевают его жизнь. И в СМИ постоянно мелькает такая информация.
– А мне это напоминает ситуации, когда изобретатели создают какие-то очень выгодные устройства, например, как ветроустановки Альберта Болотова в Алматы, но их массовое производство кто-то замораживает…
– Да, возможно, здесь срабатывает энергетическое лобби. Это случается в разных отраслях, там, где эти разработки влияют на снижение доходности каких-то крупных компаний, например, нефтяных или фармацевтических. Так же и с лекарством от ВИЧ. Уже сколько раз мы слышали, что найдено эффективное средство для борьбы с этим недугом. И все же повсеместно используются те средства, которые лишь поддерживают жизнь человека, но не те, которые способны полностью его излечить. Такова жизнь…