Впервые со времени создания диалоговой площадки — Клуб работает больше полугода — в заседании принял участие представитель от государства, председатель правления Национального инновационного фонда Айдын Кульсеитов. Разговор состоялся, тему рассмотрели со всех ракурсов. Критика в адрес ИРК преобладала, и со многими аргументами спикер не мог не согласиться. Однако от вопросов по Инновационному фонду не уходил. Более того, принял удар экспертов и по остальным институтам развития, развеял стереотип в отношении заскорузлости всех чиновников и дал понять, что руководители госструктур, готовые к открытому диалогу с общественностью, есть.
В экспертных кругах и бизнес-сообществе сегодня сформировалось мнение — институты есть, а инновационного развития нет. Для чего они создавались в количестве не одного и не двух? Каких результатов добились за время деятельности? Так ли остра сама необходимость их сегодняшнего существования? И если все-таки да, какие меры способны повысить их эффективность?
Не на все вопросы, поднятые на заседании КИПР, есть однозначные ответы, но в течение почти трех часов дискуссии эксперты «вышли на конструктив» и даже достигли устной договоренности каким-то образом консолидироваться в вопросе улучшения работы ИРК.
Предлагаем Вашему вниманию фрагменты высказываний ключевых участников заседания и ряд решений, озвученных в стенах КИПР.
Айдын Кульсеитов, Национальный инновационный фонд:
Вы все знаете критику в адрес Фонда, его дочерних компаний в последнее время. Со стороны может показаться, что мы отмалчивались, на самом деле мы занимались серьезной аналитической работой, анализировали, в чем причина критики. Не хочу говорить, правы мы были или нет, но скажу: если есть критика, значит, что-то было не так. Результаты этой работы недавно только сформировались, при этом очень совпало наше аналитическое «самокопание» с той работой, которая сейчас проводится в государстве, то есть с разработкой Программы ФИИР.
Марат Шибутов Ассоциация приграничного сотрудничества:
В первую очередь институты развития не сделали системы оценки своей деятельности, столько лет прошло, а они до сих пор этого не сделали. А вот на что им не стоит жаловаться — так это на наличие средств. Количество средств росло с каждым годом, в последнее время это больше триллиона тенге, на эти деньги можно очень многое сделать.
За что надо ругать ИРК? За участие в отраслевых программах. Программа развития нефтехимической отрасли на 2008-2013 годы: есть там институты развития? Нет. Газовая отрасль — финансирование одного газопровода, и все. Программа диверсификации и развития машиностроительной отрасли — единственная, где более или менее кто-то участвовал. Программа развития ресурсной базы минерально-сырьевого комплекса, Комплексный план развития нефтеперерабатывающих заводов, Программа урановой промышленности, Программа развития электроэнергетики, Программа освоения казахстанского сектора Каспийского моря — ни один из ИРК в них не участвует. А это самые главные программы нашей экономики.
Деятельность ИРК неэффективна, непрозрачна, идет в отрыве от экономики страны, приоритеты расставлены неправильно, многие институты развития не выполняют своих функций, ощутимых результатов никто не видит.
Арман Молдахметов, независимый эксперт:
Ни один из семи фондов в период с 2003 по 2010 годы не показал тех результатов, которых от них ожидали общество, экономические игроки, малый и средний бизнес. Мы видим, что в последнее время ФНБ «Самрук Казына» называет себя оператором бюджетных средств, финансовым посредником. То есть самые первые заявления — «Помочь диверсифицировать экономику, соинвестировать в свои проекты» — эти идеи немножко в сторону сегодня ушли, и все это повесили на институты развития, которые, к сожалению, оказались слабы по разным причинам.
Непосредственный пример, когда у нас, в Казахстане был человек, имевший хорошие наработки. Когда я его увидел, этот человек был уже на самом деле утомлен общением с нашими госорганами — он просто не хотел разговаривать. И его изобретения, допустим, по повышению КПД двигателя внутреннего сгорания, к сожалению, нашли свою реализацию и некий успех в Германии. Мы знаем, какая в Германии бюрократия: там правила дорожного движения составляют тяжелую книжку — как парковаться, как ставить машину, под каким углом и так далее. И при той бюрократии в Германии смогли понять и поддержать его изобретение. В Казахстане он ходил по разным организациям, в том числе в НИФе он, по-моему, обил все двери, но система показала, что не может реализовать тот потенциал ученого, изобретателя, инноватора в своей стране. А ведь через эти проекты мы могли бы, наверно, поднять производительность, эффективность, тем более в Усть-Каменогорске у нас есть сборочная линия, в Кустанае обещают собирать SsangYong’и — эти разработки могли быть востребованы в Казахстане.
К большому сожалению, Казахстан является страной с водным дефицитом. Если взять Центральную Азию, есть водные ресурсы только в Кыргызстане, Таджикистане и России. В Казахстане водный дефицит. Если же взять пропорцию: для производства одного литра биоэтанола нужно потратить тысячу литров воды! Господа, извините, с такой экономикой как можно делать такие проекты? Это больше имиджевый проект, где вообще логика в данном случае?
Я считаю, что технически вооруженные кадры решают все. Нужно начинать с кадров. И особенно в Национальном инновационном фонде. Я рад, что новый руководитель — грамотный, образованный, понимающий человек, но руководитель — очень важно, но не все. Я думаю, что в этой сфере нужно больше людей, и не только в НИФе, но и в других институтах развития, чтобы это было подлинно грамотные, образованные люди, а не племянники, невесты, жены, которые приехали, допустим, после «Болашака» и устроились на хорошие зарплаты.
Я думаю, не надо стесняться приглашать иностранных топ-менеджеров — и не в роли советников, как это обычно: сидят, дают свои советы, бесправные, не участвуют в процессах или их специально отодвигают. На примере начальной деятельности Самрук-Казына мы видим, что многие грамотные специалисты, закончившие Гарвард и т.д., приходят, но, посмотрев на реальность, уходят в частный сектор в большинстве случаев. Потому что понимают, что их идеи, предложения просто не работают или не воспринимаются. И если так будет продолжаться, мы не получим успеха. Давайте привлекать, заставлять их работать и с ними работать. Я думаю, это нормально.
И последний момент — это четкая персонифицированная ответственность и регулярная детальная публичность всех сотрудников и менеджмента.
Амиржан Косанов, ОСДП «Азат»:
Большая ошибка в том, что отдельно стоящие институты развития хотят что-то сделать для того, кто находится внизу, в реальной экономике. И если такие институты будут не отдельно, а в структурах тех же министерств, которые ведут государственную политику в этих отраслях, я думаю, это было бы более реально. Второе: очень обидно, что даже наши продвинутые критики все равно до сих пор хотят, чтобы инновационная политика была ориентирована на сырьевые сектора нашей экономики. И третье: не создание каких-то отдельных красивых институтов, а реальная экономическая политика, которая бы стимулировала каждого предпринимателя, каждого ученого вносить инновацию в Казахстан за счет экономических стимулов, налоговых преференций — она была бы более эффективной, чем административное внедрение инноваций в экономику Казахстана.
Шамиль Дауранов, Национальный аналитический центр при Правительстве РК и Национальном банке:
Задача институтов развития состояла в том, чтобы в ассоциированных отраслевых неправительственных организациях были нормальные предприятия, заинтересованные и готовые вкладывать часть денег. А государство в качестве стимула этой работы по диверсификации экономики должно что-то внедрять и иметь около 30% своего участия — именно участия, не финансирования, как банки. И не обязательно это должно быть что-то отечественное, инновационное — у нас итак неконкурентная экономика, особенно несырьевого сектора. Идея была правильная. После этого ее искажали, перенимали опыт в самых разных странах, делали перестановки, сделали Самрук. Теперь получается: над институтами еще один институт, и ничего не вышло.
Олжас Худайбергенов, Центр макроэкономических исследований:
За семь лет в НИФе было шесть руководителей и пять руководителей в Инвестфонде. Я думаю, здесь четко видна проблема «синдрома временщика». Здесь можно сформулировать такой критерий, что человек должен назначаться минимум на три года, в среднем на пять лет, и в течение этого времени его нельзя перекидывать на другие должности. При этом надо дать человеку осознать ответственность, что он с этой позиции может уйти только по здоровью либо если действительно после какого-то нарушения. А если он пришел и через три года просто так ушел, то, естественно, государство не должно больше с ним работать в течение какого-то дальнейшего времени, ни в каких проектах.
Второй момент — распыление ответственности. Самый яркий пример был в 2008 году, когда Казына и Банк развития пытались кредитовать проекты, которые нуждались в деньгах. Тогда создали специальную рабочую группу, комиссию, которая отбирала эти проекты, затягивала все — там трудно было найти того, кто принимает решение. А принцип единого центра принятия решений такой: кто возглавляет институт, тот и должен отвечать. И никаких не должно быть рабочих комиссий, групп, которые по существу являются лишь способом распылить ответственность.
Третье, по поводу бонусов. Я считаю, что это нормальное явление, другое дело, что надо их как-то ограничить — скажем, 10 процентов от фонда оплаты труда, и так, чтобы получало не только руководство, но и обычные сотрудники. А так, я думаю, это популизм — говорить «все, никаких бонусов нет и не будет».
И четвертый момент — по поводу прибыльности. Говорили, что у НИФа убытки. Так вот, если убыток вызван каким-то целенаправленным нарушением — нецелевым использованием либо очевидной грубой ошибкой, то на это надо обращать внимание. Но на самом деле развитие инновационной деятельности — изначально убыточная отрасль. Одно дело, если, скажем, НИФ был бы ответственным за реализацию уже имеющихся инноваций, которые надо реализовать и можно получить какую-то прибыль. Но если он отвечает за появление инноваций, то деятельность изначально убыточна. Поэтому применять какие-то бизнес-подходы и искать обязательную прибыль, я думаю, немного нецелесообразно.
Канат Берентаев, Центр анализа общественных проблем:
Цель фонда — это все-таки оказание содействия развитию. И этот самый убыток института может обернуться прибылью во всех остальных секторах — то есть критерий должен быть другой совершенно.
Второй момент, кроме оценки критериев самих институтов развития, — это выбор приоритетов инновационного развития. Я практически уверен, что при разработке ФИИР ИРК не смотрели, какой тип инновационного развития нужен Казахстану. Потому что во всех программах, начиная от 30 корпоративных лидеров и так далее, упор делается на технологический скачок — отсюда появляются нанотехнологии, биотопливо и все прочие вещи, которые нашей экономике сейчас не нужны, и мы их просто не можем воспринять. Идет простая затрата времени и средств. И реальной угрозой становится то, что Казахстан превращается в замыкающую страну. То есть у нас производство будет развиваться только в той мере, в какой мы будем нужны внешнему миру, чтобы их дефицит в какой-то продукции покрыть. И все.
К сожалению, сегодня не прозвучал вопрос, касающийся стратегических разработок — какие научные связи уже использовались. Например, московский Институт народно-хозяйственного прогнозирования разработал несколько вариантов инновационного развития. А учитывая, что наши экономики достаточно близкие, и особенно в условиях Таможенного союза они будут как-то, наверное, тесно связаны — вероятно, нужно устанавливать с ними связь.
Ерлан Смайлов, Институт политических решений:
По сути произошла, если констатировать, подмена понятий. На каком-то этапе институты развития из интеграторов, драйверов инновационного развития превратились просто в проектные, технические, финансовые исполняющие организации. Если рассматривать системно, процесс инноваций — это три таких макроуровня или три сферы. Те, кто генерирует идеи, затем предпринимательская среда, которая абсорбирует, воспринимает, развивает и коммерциализирует эти идеи, и механизм-смычка, которой должен был быть как раз инновационный фонд. Основная работа была сконцентрирована именно на этом механизме — без развития институциональных, макропроцессов. Соответственно, если не было правильного понимания самих целей и приоритетов, то неправильно была выработана и стратегия.
Юрий Храмцов, экономист:
У меня такое впечатление, что институты развития, действуя как финансовые учреждения, не видят реальной экономики за цифрами, за деньгами, а цели-то поставлены довольно амбициозные. И вот эта амбициозность в целях порождает какую-то фиктивность в исполнении. Например, развитие несырьевых отраслей — но если мы посмотрим наше промышленное производство, у нас доля производства неперерабатываемого далее сырья составляет порядка 75%. Небольшое количество людей может быть задействовано в переработке сырья, но это сделать гораздо проще, чем все остальное, на что мы замахиваемся. Поэтому параллельно надо заниматься не только наукоемкими и сложными вещами, но и более простыми — хотя бы это сделать, но параллельно, не забывая обо всем остальном.
Если понимать под инновациями трансформацию знаний в деньги, то нужно задаться вопросом: а знания у нас есть, которые мы могли бы трансформировать в деньги? Если их нет, тогда их нужно приобрести. Каким образом и кто будет приобретать эти знания, для меня, например, неясно. Достаточен ли уровень выпускников наших университетов, для того чтобы решить поставленные задачи? Если нет, то надо приглашать преподавателей, кардинальным образом менять качество, глубину знаний, причем акцент нужно делать, получается, на знаниях технических. На примере того же Сингапура: там сделан был акцент именно на тех знаниях, которые позволяют заработать — заработать на жизнь. Это официальная политика была. Конечно, это может быть сделано в ущерб каким-то гуманитарным наукам, но такова жизнь.
Майра Салыкова, Центрально-Азиатский фонд системных исследований:
Возможно ли создать какие-то рабочие группы при НИФе? Я думаю, что в руководстве фонда слишком много людей, выросших, возможно, с уровня рядовых работников акиматов, а также финансистов, юристов, и практически нет людей с опытом инженеров и больших организаторов научных решений, с опытом реализации этих решений в жизни. Нет ни одного и не было с момента возникновения. Наверное, поэтому там дошли до такого курьеза, как финансировать кирпичный завод. Если бы это в тот же год было прозрачно показано общественности, то, я думаю, уже в тот момент могли бы полететь большие головы и сели бы другие головы. Один из важных форматов корпоративного управления — это отчетность. И она должна публиковаться. Мы готовы разработать форму отчетности, чтобы помимо финансовой, НИФ мог публиковать какую-то технико-инженерную отчетность. Это было бы интересным — препарировать те проекты, которые финансируются.
Айдархан Кусаинов, консалтинговая компания «Almagest»:
На протяжении последних 15 лет у нас не прекращаются реформы высшего образования. То есть такая страна, живущая по долгосрочным планам с ежегодной заменой исполнителей этих планов. Почему в принципе институты не могут быть эффективными? Вот пять месяцев, как заступил г-н Кульсеитов: поездил по регионам, поговорил, сформулировал некую концепцию развития и, судя по статистике, ему еще нужно будет пять месяцев, чтоб ею овладеть. А потом придет следующий председатель, который потратит пять или шесть месяцев, чтобы ее переосмыслить и снова разработать.
А на самом деле самое обидное и поразительное то, что за 20 лет мы вырастили нового человека, который хочет быть агашкой, который думает, что можно украсть в интернете идею и считать себя инноватором, который постоянно живет в системе реформ высшего образования и вообще не знает, сдавая тесты, что правильно, а что нет.
Я хотел бы подчеркнуть неблагодарную роль институтов развития в плане выступлений перед общественностью. Ни один руководитель не может работать долго, а вынужден отчитываться за прошлое. И в этой связи желаю удачи и успехов, то есть построить нормальный институт развития, построить нормальную работу в сложных условиях, когда в том же Казмунайгазе проверка выявила 25% руководящих сотрудников, несоответствующих должностям, и родственников высокопоставленных лиц.
Ключевые рекомендации (помимо процитированных выше), озвученные участниками заседания Клуба ИПР:
» Четко определить стратегические приоритеты развития;
» Закрепить сферы ответственности по проектам за определенным представителем / руководителем ИРК;
» Усовершенствовать кадровую политику;
» БРК заимствовать процедуру оценки и сопровождения проектов согласно стандартам Всемирного банка;
» Развивать в первую очередь системообразующие отрасли, параллельно развивая альтернативные; стратегии развития фондов должны соответствовать стратегиям отраслей;
» Создать адекватную систему экспертизы проектов;
» Все приоритеты должны быть пересмотрены в сторону реальности и реализуемости;
» Должен использоваться казахстанский научный потенциал;
» Необходимы правила оценки деятельности фондов и спрос за результаты деятельности.
В данный момент выработанные по итогам заседания экспертные рекомендации находятся в работе, затем, после одобрения рабочей группой из числа участников заседания, пакет решений будет направлен в профильные госструктуры, Счетный комитет, Парламент, Правительство.