И в мирное время на военном положении

Однако в детском фонде Казахстана объяснили, что с 1996 года Казахстан принимает детей-беженцев, которые подпадают под категорию выше названного «праздника». И детей таких в стране немало. А жизнь их, несмотря на то, что теперь находится вдали от военной агрессии, все равно полна невзгод и трудностей.
Эльвира Ватлина, директор фонда говорит, что самая большая проблема, с которой сталкиваются беженцы из Чечни, Афганистана и Таджикистана — это отсутствие средств к жизни.
У миграционной полиции есть свои правила легализации таких людей. Не каждый из них может рассчитывать на статус беженца. А это значит, что не каждый сможет законно и легально находиться в Казахстане. Правда, это и не значит, что люди тут же поднимутся и поедут туда, где от дома остались руины, где убивают каждый день и нечего есть.
В общем, в каждом отдельном случае у беженцев достаточно проблем. И как результат: маленькие дети не ходят в детские сады, за которые нечем расплатиться их родителям. Взрослые дети не посещают учебные заведения, потому что не знают государственного языка. Нередко оказывается, что из-за языкового барьера молодежь школьного возраста не ходит в школу год, два, а потом, основательно отстав от школьно программы, и вовсе оседает дома. Сотрудники фонда стараются выявлять таких детей и привлекать их к учебе. Однако, что значит «привлекать», когда по-настоящему судьба этих детей никого не волнует?
Фонд выявил в южно столице десять ребят-афганцев-беженцев, которые не посещали школу. Их пригласили учиться воскресную школу, которую фонд открыл для детей-беженцев своими силами на своей базе. Через год, при огромном ходатайстве городского департамента образования и Красного креста и Красного полумесяца детей кое-как удалось пристроить в интернат для детей ограниченными возможностями. Однако обучаются они там незаконно. Под ответственность, так сказать, администрации. На время официальных проверок, дети в школу не ходят, дабы не тревожить чиновников своим присутствием. Эльвира Александровна говорит, что, вряд ли такое решение проблемы может устраивать детей-беженцев. Но поскольку общество вообще на них никак не реагирует, то даже такая странная забота кажется большой и полезной.
Общество и в самом деле не хочет связываться с этой болью? Похоже, что да. Председатели культурных национальных центров говорят, что дети-беженцы не имеют в Казахстане учебной литературы на их родных языках. Это значит, что, выучив государственный язык, они не смогут продолжить обучение на родных наречиях. Правда, культурные центры и тот же детский фонд своими силами пытаются восполнить этот пробел в жизни детей, заказывают книги на разных языках через Москву, копируют имеющуюся литературу, но что могут общественные организации? Немного, совсем немного.
Сотрудники фонда рассказывают, что они стали заниматься детьми-беженцами под патронатом Управления Верховного Комиссара ООН по делам беженцев. УВКБ, понимая, что проблемы таких ребят особенные, ввел в фонд ставку психолога. Эти дети нуждаются в психологической помощи, иногда глубокой и длительно терапии. У них позади не компьютерная война. Не случайно уже много лет подряд фонд проводит конкурсы на лучший рисунок, и дети, с пугающим постоянством, рисуют танки, автоматы, виселицы.
Много лет подряд у детей-беженцев возникали серьезные проблемы со школами. Если у них не было справки, подтверждающей статус беженцев, их не принимали в школы. Учителя ссылались на негласный закон, который запрещал брать беженцев на учебу. Говорили, что такие дети тянут хорошие классы назад, они плохо учатся, а за неуспеваемость никого по голове не гладят. Наверху не разбираются у кого двойки: у местных учеников или у приезжих. Понадобился не один год, чтобы убедить чиновников от образования, что дети независимо от прописки и гражданства, должны обучаться в школе. В конце концов, их родители оказались в Казахстане не по туристической путевке, они бежали от войны.
Посещение школы для многих детей становится единственным связующим звеном с внешней жизнью. Большей же частью беженцы вынуждены жить обособленно. Могут ли ученики из числа беженцев продолжить учебу в спецучебных заведениях или в вузах страны? Если исходить из того, что за получение профессионального и высшего образования надо платить, то у таких ребят нет никаких шансов устроить свою дальнейшую жизнь. В прошлом году УВКБ профинансировало обучение пятерых детей в лицее. В этом году спонсоров для детей-беженцев не нашлось, хотя среди них достаточно умных, грамотных и успешных учеников.
Эльвира Ватлина говорит, что в законе о беженцах есть упоминание об обязательном начальном образовании для таких детей, но ничего не говорится о профессиональном или высшем. Квот от государства на этих детей тоже нет. Остается одно. Либо идти на улицу в попрошайки, либо хоть как-то цепляться за жизнь. При фонде для детей-беженцев старшего возраста открыты профессиональные курсы. Ребята посещают их. Но радужных перспектив своей мирной жизни на чужбине все равно не видят.
Ахмед Мурадов, председатель чечено-ингушского культурного центра говорит, что беженцам живется в Казахстане трудно. Проблемы начинаются с порога управления миграционной полиции. Людей унижают и оскорбляют. На уровне низших чинов возможны откровенные нарушения их прав. Одно дело отказать людям чеченской национальности в регистрации на основании вполне убедительных и законных фактов, и совсем другое унижать их человеческое достоинство.
В настоящее время в международном казахстанском бюро по защите прав и свобод человека лежит обращение одной чеченской семьи, с которой грубо обошлись представители полиции. Мужа арестовали во время работы за то, что у него не было лицензии на трудовую деятельность. Какая может быть лицензия на черновую работу, на вывоз и уборку мусора? Тем не менее, человека задержали, при этом у него при себе был паспорт. Паспорт отобрали и закрыли человека в участке. Якобы для выяснения личности. «Спрашивается, зачем? — возмущенно говорит Ахмед Сейдрахманович, — чтобы поиздеваться и вытянуть с него лишнюю копейку». Когда человек попросился в туалет, полицейские его туда не пустили. Зато когда все легли спать, его заставили убирать отхожее место. За что? Только за то, что он беженец?
Возражения полицейских по поводу того, что внешне эти люди напоминают боевиков, террористов и именно поэтому к ним надо относиться подозрительно и жестко, не оправдывает беззакония и морального насилия. Самое ужасное, что в семьях униженных людей растут дети, которые видят, как обращаются с их родителями в мирной стране. Не слишком ли большие испытания выпадают на долю маленьких людей?
В настоящее время Управление Верховного Комиссара по делам Беженцев ООН хочет провести перепись беженцев в Казахстане. В частности хотят взять на карандаш беженцев из Чечни. В последнее время, когда вроде бы положение в стране стало стабильным, многие чеченцы ринулись из Казахстана на родину, якобы получить компенсацию за разрушенные дома. Но после событий девятого мая, новый поток чеченцев хлынул в страну. Однако многим из них по возвращении в Казахстан отказано в регистрации. Миграционная полиция жестко фильтрует приезжих, и если человек уже жил в Казахстане, а затем уехал, снова вернулся, ему откровенно говорят: «А нечего было уезжать!».
Вообще положение чеченцев в Казахстане самое сложное. Оно усугублено тем, что официально чеченцы не могут получить статус беженцев, так как Чечня является субъектом Российской Федерации. Раз в три месяца чеченцы должны проходить регистрацию. Если просрочить срок, дело дойдет до штрафов, которые нечем платить, а там и выселение из страны начнется.
Но куда их выселять? Туда, где идет война? Причем, говорят, полицейские могут выселить папу, гуманно оставив в Казахстане маму с детьми. Как они будут жить без кормильца в чужой стране, никого не волнует.
Прецеденты подобной заботы о беженцах были. И, наверное, еще будут. Несмотря на то, что международная общественность узаконила такой день — день защиты детей от агрессии.