Из них 6463 — при незаконном перемещении различных товарно-материальных ценностей через таможенные рубежи республики на общую сумму 2126 млн. сумов», — пишет инспектор-дознаватель управления таможенных расследований Государственного таможенного комитета Республики Узбекистан Даврон Рустамов в одном из последних номеров газеты «Налоговые и таможенные вести».
Если перевести эту статистику на обычный язык, то получится следующее — эти самые деньги в размере более 2 млрд. сумов (более 2 млн. долларов — прим. А.А.) потеряли в основном так называемые «челноки», которые благодаря приграничной торговле кормят свои семьи.
В Узбекистане к подобным периодическим отчетам силовых органов относятся с особым благоговением. Выводы официальными средствами массовой информации делаются примерно такие: «злостные контрабандисты, желающие заработать большие деньги», «несознательные сограждане, пытающиеся обмануть государство», «правонарушители, стремящиеся нажиться за государственный счет».
Когда на недавно прошедшей в Ташкенте хлопковой конференции главный редактор специализированного журнала Cotton Outlook господин Рей Батлер говорил о спекулятивных операциях на Нью-Йоркской бирже, он даже и предположить не мог какой негативный оттенок носит это словосочетание у его узбекских коллег.
Надо полагать, что в английском языке, да и во всем остальном мире слово «спекулянт» означает нечто иное, чем в Узбекистане. Тех же самых «челноков», пытающихся прокормить свои семьи, воспринимают как раз через призму этого ругательного слова.
140-е правительственное постановление «Об утверждении Положения о порядке изъятия, реализации или уничтожения имущества, подлежащего обращению в доход государства» от 25 марта прошлого года стало лазейкой, которой активно пользуются и таможенные, и налоговые службы. Обратите внимание на формулировку: «…реализации или уничтожения…», то есть можно конфискованный товарно-материальные ценности, продукты питания и остальное выбрасывать во вторичный оборот уже под вполне официальной маркой государства, мол, реализуем и перечислим деньги в государственный бюджет.
Трудно говорить об объемах данного вида торговли, но некоторые выводы можно сделать, прочитав отчет ГТК. Итак, «задержанные сотрудниками таможенных органов товары и другие материальные ценности на 724,1 млн. сумов обращены в доход государства, из них на сумму 707,7 млн. сумов — по решениям судебных инстанций, а имущество стоимостью 16,6 млн. сумов — на основании постановлений таможенных органов».
Но самый интересный факт звучит так: «После рассмотрения дел товары на сумму 64,4 млн. сумов решением таможенных органов и на 24,4 млн. сумов в судебном порядке возвращены владельцам. Кроме того, признанные непригодными таможней (3,3 млн. сумов) и судебными органами (41,9 млн. сумов) товарно-материальные ценности в соответствии с порядком, предусмотренным законодательством, были уничтожены». Путем несложных арифметических действий получаем искомую сумму — товарно-материальные ценности на 590,1 млн. сумов ушли во вторичный оборот.
Во всех этих цифрах можно и запутаться, если игнорировать «человеческий фактор».
В процессе возврата, вторичного выброса товаров на потребительский рынок имеют место быть факты, которые принято застенчиво называть «финансовыми интересами». И чем большее число государственных чиновников имеет право подписи, тем меньше средств в конечном счете доходит до государственного бюджета.
В этой плоскости 140-е постановление узбекского Кабмина с полным на то основанием можно назвать решением, легализующим мздоимство и стимулирующим взяточничество в кругах, связанных с таможенными органами.
Далее в отчете говорится о том, что «В настоящее время по 1712 делам ведутся дознание и судебные разбирательства. Поэтому задержанные товары на сумму более 1263 млн. сумов хранятся на складах таможенных и других следственных органов, а также в помещениях судов, предназначенных для соответствующего хранения». Есть несколько случаев, когда лишь по решению таможенных органов были задержаны оборудование и машины, предназначенные в качестве вклада иностранного инвестора в проекты в виде вклада в уставный фонд.
По узбекскому законодательству, подобное технологическое оборудование и узлы к ним не облагаются налогом на добавленную стоимость в 20 %.
С одной стороны, предприниматели не хотят, чтобы их имена «светились» в публичных СМИ, с другой — таможенные органы даже внимания не обращают ни на предписания Министерства юстиции, где имеется отдел по защите предпринимателей, ни на другие бумаги параллельных фискальных органов.
Поэтому у узбекских предпринимателей складывается устойчивое мнение о том, что без взяток таможню не пройти. Многие из них так и делают, не особо обременяя себя мыслями о справедливости и своих правах.
Перед мощной глубоко эшелонированной государственной машиной предприниматели не что иное, как «пушечное мясо», о потере которого никто никогда не сожалеет.
В Узбекистане никого и никогда не волновал вопрос, почему даже работающие на легальной основе так называемые «участники внешнеэкономической деятельности» пытаются «уклониться от уплаты таможенных платежей путем недекларирования или недостоверного декларирования товаров» (цитата из отчета ГТК — прим. А.А.).
В первом квартале 2005 года был выявлен 541 факт противоправных, по мнению таможни, действий участников ВЭД. Экспортеры делали следующее: преднамеренно занижали таможенную стоимость и вес товаров, изменяли данные о стране происхождения товарных партий и многое-многое другое.
Сегодня в стране, где в недрах лежит вся таблица Менделеева, наступило временное затишье. По поручению президента Каримова к осени нынешнего года должна быть подготовлена новая редакция Налогового кодекса.
Но, принимая во внимание все вышеуказанные обстоятельства, не верится, что государство будет «рубить сук, на котором сидит». Сук, по идее, можно найти и другой.