До беспамятства влюбленный в театр, Михаил Васильевич всегда считал кино “вторым сортом”. Однако сегодня, после 80 ролей в кино, он благодарен судьбе, что всегда был востребован у режиссеров. Жигалов сыграл в таких картинах, как “Петровка, 38”, “Приступить к ликвидации”, “ТАСС уполномочен заявить”, “Ермак”, и во многих нашумевших российских телесериалах: “Граница. Таежный роман”, “Марш Турецкого”, “Не родись красивой”. Его же отношения с театром иначе как крепкими семейными узами не назовешь. Оставаться в прекрасной физической и творческой форме актеру помогает здоровый образ жизни.
“Труп” в центре Лондона
– Михаил Васильевич, вы по-прежнему следуете системе Порфирия Иванова?
– Да, и безумно благодарен тому, что в свое время столкнулся с ней. Потому что я просто себя с того света вытащил. Очень много езжу на гастроли, но везде стараюсь обливаться…
– Приходится с собой ведерко возить?
– Нет, с собой не вожу, на месте покупаю или как-то нахожу. Было столько всяких смешных историй из-за этого! Например, в центре Лондона невозможно найти место, не закованное в асфальт. И я решил, что буду делать процедуры в ванной комнате номера. Там на каждом этаже гостиницы стоят айс-машины, которые делают лед. Было лето, и я каждое утро нагружал два пакета льда, ссыпал в ванну, вода становилась холодной, и там окунался. И вот рано утром иду я к этой машине, загружаю лед в пакеты, а навстречу мне горничная: “гуд монин”, улыбается, потом смотрит удивленно на мои пакеты и мне в глаза. Чувствую, как у нее в голове рождается страшная картина, ну, думаю, сейчас начнется! Прихожу, высыпаю лед, и тут стук в дверь: горничная стоит с администратором в дверях: “У вас какие-то проблемы?”. В общем, они зашли, осмотрели номер, по-моему, они искали труп, который я замораживаю!
Язва, бронхит, бессонница и нервный тик
– Сколько лет вы уже поклонник здорового образа жизни?
– Почти двадцать.
– Сложно было отказаться, например, от сигарет?
– Я и курил, и выпивал, а главное – болел. Я уже был на грани, у меня был классический актерский набор – бронхит и две язвы. В сумке всегда лежала еда, потому что надо было кормить язву. Каждую весну и осень – обострение. Я уже знал, когда оно будет, покупал ампулы, сдавал в поликлинику, снимал штаны, получал свой укол и шел в театр на репетицию.
И дымил как паровоз. У меня был хронический бронхит курильщика. Каждый год – или воспаление легких, или обострение бронхита, а это опять больницы, уколы, пенициллин. И бессонница ко всему прочему, я снотворное запивал водкой… Когда бывали обострения, медики как-то со мной справлялись, но я чувствовал, что уже обессилен… Плюс у меня прогрессировала такая губительная для профессии болезнь, как спазм лицевого нерва, по-простому – нервный тик. А вы представляете, что такое в кино, когда у тебя лицо дергается? Причем если посмотреть внимательно фильм “Петровка, 38”, там есть сцена допроса, и у меня дергается лицо – я это не играл! Куда я только не обращался! Ходил в разные клиники нервных болезней, уже все от меня практически отказались. И меня спас Учитель – Порфирий Иванов.
Спектакль на корпоративе
– Недавно вместе с Лией Ахеджаковой вы давали спектакль на корпоративе в Украине, прием был скверный. Как часто артистам театра приходится выступать в таких условиях?
– Очень редко. Может быть, поэтому мы и не знали, что это такое. Нельзя было так делать, нужно было сначала сыграть спектакль, а потом людей кормить. Мы просто доработали спектакль, и потом Лия обратилась к зрителям с осуждением. Она была права.
– Вы после этого зареклись не играть на закрытых показах?
– Понимаете, мы же не сами организуем – это все делают другие люди. Какая-то фирма проводила свой юбилей, будь я ее руководителем и захоти сделать такой подарок своим сотрудникам, я бы прежде, чем начать какую-то гулянку, показал спектакль, а не наоборот, и все было бы нормально. Конечно, это не самый лучший вариант – играть целевые спектакли. Но зарекаться, что такого никогда не случится, нельзя.
Шекспир по-русски
– В каких спектаклях вы задействованы сейчас в “Современнике”?
– Я ушел из труппы “Современника” (в этом театре актер работал с конца 70-х. – Прим. авт.), у меня контракт на два спектакля: “Виндзорские насмешницы” Шекспира и “Крутой маршрут” по книге Евгении Гинзбург.
– А где вы трудитесь на постоянной основе?
– В Москве проводится Чеховский фестиваль – очень мощный, может быть, даже лучший театральный фестиваль в мире. И в смету фестиваля закладываются деньги, в том числе на постановку собственных спектаклей. У них в свое время возникла замечательная идея – приглашать лучших европейских режиссеров и с нашими актерами ставить спектакли. Семь лет назад известный английский режиссер Деклан Доннеллан собирался ставить пушкинского “Бориса Годунова”, он провел кастинг и пригласил меня в том числе. Потом он еще сделал “Двенадцатую ночь” Шекспира, затем чеховских “Трех сестер”. С ними мы ездим по всему свету.
– У вас образ жизни, как у настоящего кочевника. В вашем возрасте это выматывает?
– Привыкнуть трудно, иногда бывает так наездишься! У нас в позапрошлом году с этими тремя спектаклями зарубежные гастроли в общей сложности длились пять месяцев. А плюс еще съемки в кино!
Новозеландский рай
– Вы весь мир, наверное, уже посмотрели. Куда хотелось бы вернуться?
– В Новую Зеландию, это какая-то райская земля! Вы представляете себе, там кругом океан, природа какая-то неагрессивная, нет комаров, нет хищных зверей, доброжелательные люди, мягкий климат. Ну все в ней хорошо!
– А зритель?
– Зритель замечательный!
– Какая публика за границей приходит в театр?
– Вы думаете, что одни эмигранты к нам ходят? У нас были гастроли в Америке: 10 дней в Нью-Йорке, две недели в Чикаго, потом Сан-Франциско – всего 40 дней по США. Ну где можно взять столько эмигрантов? Кстати, после гастролей в Нью-Йорке было очень приятно, когда газета “Нью-Йорк таймс” назвала наш спектакль в пятерке лучших из привозимых в Нью-Йорк. В позапрошлом году в Англии, в Стратфорде, в Королевском Шекспировском театре решили провести фестиваль – в течение года показать на сцене все пьесы Шекспира. И для этого они объездили весь мир, собрали лучшие спектакли, а чего не нашли, решили поставить сами. Мы представляли “Двенадцатую ночь”, причем фактически закрывали фестиваль – представляете, как приятно! И вот сидят англичане и думают: “Ну как так: сейчас русские нам будут Шекспира играть?”, а в конце топают, свистят, визжат от восторга, не отпускают нас.
Кино – кормилец
– Вы до сих пор не считаете себя киноактером или что-то изменилось в ваших взглядах?
– Нет, не изменилось. Я отношу себя к актерам тет-а-тет – я так называю театральных актеров, снимающихся в кино. Основной доход, конечно, получаешь от кино – это парадокс. И при советской власти, и сейчас в этом смысле ничего не изменилось. Ты отдаешь больше сил, энергии и души театру, а материально больше получаешь от кино. В последнее время работы очень много.
– Речь о российских проектах?
– Да. Я пробовал работать на другом языке и даже снимался как-то: играл русского человека в Германии. В школе я учил английский язык, но работать на этом языке…
– А какие англоязычные попытки у вас были?
– У Митты был фильм “Затерянный в Сибири”, там англичанин играл главную роль. Нашим актерам нужно было один дубль играть на английском языке. Не важно было произношение, нужно было, чтобы при озвучании артикуляция совпадала. У меня роль была небольшая, главный монолог – из пяти предложений. Я его выучил, мог произнести спокойно. Но в ситуации по фильму – вопрос жизни и смерти – все эти слова у меня вылетали. Тогда Митта поставил камеру близко, в ухо мне кричал переводчик, но я так и не справился. Режиссер сказал: “Ну и ладно, пошли они к черту! Мне нравится, а они пусть что хотят, то и делают”.
– В каких проектах вы задействованы сейчас?
– У меня много законченных, но не озвученных работ. Работа, которую недавно закончил и которая мне дорога, – 8-серийная телевизионная лента о Василии Маргелове, человеке, создавшем ВДВ. Знаете, это тельняшки, голубые береты… Их еще называют “войска дяди Васи”. Вот этот “дядя Вася” и есть Маргелов. В фильме я играю самого Маргелова. Очень интересно, характер невероятный, человек-легенда! Думаю, покажут, наверное, или к 23 февраля, или на День ВДВ.
Марина ХЕГАЙ