Тучные нулевые годы стали поводом для открытия своего бизнеса. Но в последние годы его всё больше занимает литература, без которой он не может представить свою жизнь. И в то же время наш сегодняшний собеседник – член Общественного совета Алматы.
Последнее слово в литературе сказали русские писатели
– Бекнур, я знаю, что вы выросли в Алматы, но постоянно упоминаете об аульном прошлом. Кого же в вас больше – городского жителя или сельского парнишки?
– Знаете, во мне совмещаются оба. В детстве лето проводил в кызылординских степях, но рос в тогда еще Алма-Ате. Органично я больше алматинец, мне очень близок русский язык, в среде которого вырос. И дух старого города, та интеллигенция, интеллигентность, самое главное – многоликость и космополитичность, которая создавала особую атмосферу. Я не люблю слово “интернационалист”, оно звучит чуждо для меня. Мне ближе понятие “космополит”, как-то сразу понимаешь, что речь идет о людях гуманных, для которых национальность не имеет значения. И в моем детстве и юности так и было, мы дружили, не обращая внимания, кто какой национальности, веры. Космополит для меня – гуманист прежде всего. Возьмите любого мыслителя, и он окажется гуманистом. Что такое аульная философия — Бекнур Кисиков
– Помимо всего прочего, город привлекает полифонией, многоцветностью. Кстати, сегодня надпись-слоган “Алматы – город тысячи красок” можно встретить на каждом перекрестке…
– Да, да! Город многоцветен, многолик. Мы выросли во дворах, в которых жили представители разных национальностей. Более того, жить в Алматы и замкнуться в рамках только своей культуры, своего этноса невозможно и сегодня, что радует. У меня друзья и из пригорода, и из центра города, много было русских, евреев, уйгуров, чеченцев, корейцев и других. И я могу сказать, что в моих книгах это находит отражение, они предназначены для представителей разных национальностей. Может быть, даже благодаря этому я и стал писать, поскольку культура, фольклор мне были интересны. С первого курса института я начал увлекаться устным творчеством разных народов, этнопсихологией. Конечно, это всё повлияло на мое творчество, на мое мировоззрение. Будучи филологом, прочитал немало книг. Мне нравится американская, немецкая и французская литература, но считаю, что последнее слово в литературе сказали все-таки русские писатели.
Зарисовки быта, или Портрет времени
– Ваша книга “EcMan” – сборник рассказов, с подзаголовком “Поток сознания мужчины”. Мне больше всего понравились этюды о взаимоотношениях отца и сына. Почему именно эта тема? У нас, казахов, не принято же об этом говорить…
– У меня типичный казахский отец. У нас на юге не принято ребенка баловать, говорить ласковые слова, их мы получали в основном от мамы, от бабушки. Но у меня бабушки не было. Ласковые слова мне говорила мама, а с отцом у нас всегда была как бы родительская дистанция. Мы – люди того поколения, когда заходим в комнату и видим там отца, невольно встаем по стойке “смирно”. Однако в восприятии жизни отец очень важен, мы все равно ориентируемся на его поступки, модель поведения, даже если он ничего не говорил и не учил, как надо делать.
– То есть вы передали в этих миниатюрах то, какие хотели бы иметь отношения с отцом?
– Да, возможно. Именно отец показывает нам, детям, мир. Если мама передает доброту и любовь, то он должен заранее готовить ребенка к тому, что жизнь не так легка. У меня много зарисовок на тему их диалога. Кстати, в христианской религии это отражено: отец-сын – это центральное, на чем держится наша планета. У нас, у казахов, к сожалению, я не нашел таких аналогий. Есть много слов об отце, но нет выражений, передающих характер взаимоотношений. И мне хотелось заполнить этот свой пробел своими ощущениями, представлениями. Не знаю, насколько это получилось.
– Роман-поэма “Ол” – о судьбе типичного казахского интеллигента, который оказывается слабым перед вызовами времени. У вас не сказано, чем же все заканчивается. Почему нет четко выписанного окончания?
– Знаете, это такой постмодернистский подход, но в целом подразумевается, что герой романа вернулся в семью. Это – судьба разломанного поколения, которое в какой-то момент потеряло ориентир в жизни. Перед ними были мощь отцов, которые прошли войну, послевоенное время, цельных личностей, которые строили Алма-Ату…
– А дети получили всё и растерялись?
– Да, мы, как растения, выросли в оранжерее, в тепле. В основном родились в 1960–70-х годах, когда уже, в принципе, было очень спокойно, тихо, интеллигентно. Может, поэтому в какой-то момент мы расслабились. И ошибка отцов, наверное, заключалась в том, что они видели многое, в том числе и тяжелое, поэтому нас, детей, максимально ограждали от жизненных невзгод. Я замечаю, что мои ровесники со своими детьми обращаются не так, как наши отцы с нами.
Мы демократичны, позволяем детям говорить с нами на равных. И это в какой-то степени происходит от того, что мы остались детьми, будучи уже 40-летними.
Именно этот момент я и хотел показать в романе “Ол”. Даир – главный герой, он ребенок, цветок, который вырос в оранжерее, интеллигент. Хотя мог родиться в Караганде, Кызыл-Орде, но все равно бы вырос в тепличных условиях. И также мог растеряться, оказаться слабым в период, когда наступили рыночные отношения.
– То есть “Ол” – портрет поколения из потребительской эпохи?
– Да, это именно портрет поколения. Мне хотелось рассказать, насколько сегодня стали слабыми мужчины, боящиеся взять на себя ответственность за семью и свои поступки. И это плохо, потому что женщинам приходится быть сильными. Но брак, семья – это партнерство, и они вдвоем должны разделять этот момент.
– А о чем речь идет в следующей книге, которая, как я знаю, уже на подходе?
– Третий роман – об утерянном Аральском море, но море там выступает как повод для размышлений. Много сказано о любви, а для описания использованы элементы фантастики. Любовь – главное, что движет нами. Хотелось бы надеяться, что мой роман напомнит читателям об этом. Если посмотреть на современный мир с точки зрения экологии, мы увидим, сколько всего загублено человеком. И потому роман “Я тебя море” – экологический манифест, своего рода вызов нашего XXI века.
Все сюжеты давно написаны
– Существует присказка, что все темы уже использованы, а писатель или композитор берет их и что-то свое добавляет…
– Так оно и есть. Основные сюжетные линии, в принципе, банальны: любовь, ревность и т. п., и они все отражены в пьесах Шекспира, например.
– А как вы прокомментируете слова Пастернака: “Когда строку диктует чувство, оно на сцену шлет раба, и тут кончается искусство, и дышат почва и судьба”. Литература такой должна быть? Побег из токсичного бизнеса в литературу, или Как появился проект “Писатель Данияр Сугралинов”
– Да, я согласен с Пастернаком. Есть еще такое японское выражение: “Когда ты рисуешь ветвь, ты должен слышать дыхание ветра, дуновение ветра”. В этом смысле мы живем в тексте. Когда начинаем писать, проникаемся настолько, что чувствуем себя частью описываемого. Не зря, например, в роман “Ол” я вписал себя, потому что в какой-то момент мне захотелось провести диалог с главным героем. Хочу сказать, что любое произведение оживает в процессе написания. Здесь много волшебства, магии, которую я сам до конца не знаю.
– И у меня последний вопрос. В начале было Слово или Дело?
– Мне кажется, и я, как писатель, скажу, что все-таки Слово. Сначала выходит слово, а потом тянет за собой дело. Слово – женщина, оно рождает новую жизнь, а дело – это мужчина. Дело делает всё, чтобы это Слово распространялось.
Мне кажется, несмотря на то, что мы живем в патриархальном обществе, женщина все-таки – прародитель всего, и мы, мужчины, все равно пляшем возле них. Хотя нам не хочется в этом признаваться.
АЛМАТЫ