Неудивительно, что блестящее эссе-воспоминание, прочитанное им на вечере в честь 75-летия театра, получилось ностальгически-теплым, трогательным и душевным.
Кроме того, нам стало известно, что Еремин намерен вновь поработать в Лермонтовке – теперь уже в качестве режиссера.
Пожар в сумасшедшем доме во время наводнения
– Владимир Аркадьевич, если не считать нынешний приезд, когда вы последний раз были в Алматы?
– Года полтора-два назад, когда в Казахстане я делал свой кинопроект. Конечно, с Алматы осталась связь: друзья, театр, друзья в театре. Я к этому городу отношусь с большой нежностью. Мне жилось здесь наиболее комфортно, чем где бы то ни было. Очень уютный, очень теплый в душевном отношении город. Я его сохранил в своей памяти и всегда с удовольствием приезжаю.
– Недавно Рубен Суренович Андриасян “проговорился” мне, что собирается пригласить вас ставить спектакль в Театре имени Лермонтова по вашей же пьесе.
– Да, есть у нас такие намерения. Пьеса называется “Пожар в сумасшедшем доме во время наводнения”. Мы, в принципе, договорились, что постановка будет, варьироваться могут только сроки. Предварительно запланировано, что это произойдет в мае–июне.
– Родившись в Омской области, выросли вы в казахстанском городе Павлодаре. Каким образом вы там оказались?
– Очень простым способом. Отец у меня был военным инженером, строил военные площадки, которые назывались щитом Родины. Так и попали мы в Павлодар. Отец демобилизовался и из военного инженера переквалифицировался в гражданского. В Павлодаре я и окончил школу.
– При этом поступать вы поехали в Москву – в Школу-студию МХАТ.
– Я поступал во все театральные институты столицы – помимо Школы-студии МХАТ в ГИТИС, Щукинское училище, Щепкинское – и во все поступил. Так что мог выбирать. Наверное, мне тогда казалось, что МХАТ – самая серьезная и глубокая школа. Я много к тому времени уже прочел и Станиславского, и Немировича-Данченко. Школа переживания мне ближе, чем школа представления – Вахтангова.
Дебют – у Андриасяна
– Окончив Школу-студию МХАТ, в Москве вы тем не менее не остались. Приезд в 1973 году в Алма-Ату в Театр имени Лермонтова – результат распределения после обучения или ваше решение?
– Это мой выбор, основывавшийся на желании работать много, – другого способа стать артистом нет. Наш курс, целиком распределенный во МХАТ, был обречен на голодный паек. Сладких пряников, то есть ролей, на всех бы не хватило. И я поехал к Мару Владимировичу Сулимову – замечательнейшему режиссеру и милейшему, очаровательному человеку. Шесть лет я играл в Театре имени Лермонтова по 3–4 роли в сезон, то есть прошел колоссальнейшую школу.
Актер становится актером после первых 5–6 лет работы в театре. Вернее, он им или становится, или нет – в зависимости от того, “берет” тот “вес”, что предлагает ему профессия, или нет. Те, кто окончил институт на пятерку и получил красный диплом, всегда в своем внутреннем ощущении настоящие артисты. Но это не так: учеба – одно, а профессиональная практика, ежедневные тренинг, муштра и нагрузка – это совсем другое.
– Помимо Сулимова вы кого-то знали тогда в театре?
– Нет, никого.
– И как вас встретили?
– Нормально. Как обычно встречают новичков. Я бы не сказал “с распростертыми объятиями”, но молодых людей вообще встречают в театрах достаточно прохладно. Все по отношении к ним находятся в позе ожидания. Мне повезло, потому что я начал работу в театре с хорошего дебюта. Кстати, попал в спектакль тогда еще приглашенного режиссера Рубена Андриасяна по пьесе Ивана Буковчана “Прежде, чем пропоет петух”. Так что старт у меня был удачный во всех отношениях. Мне не пришлось годами высиживать, ожидая роли, – я играл много.
Встал на колени перед Райкиным и попросил прощения
– Шесть лет вы провели в Алма-Ате, а потом уехали в Ленинград, в Театр комедии имени Акимова. С чем был связан отъезд?
– Театром имени Акимова тогда руководил Петр Наумович Фоменко, сейчас широко известный режиссер. Тогда такой славы у него не было, но среди профессионалов он имел репутацию человека почти гениального, немножко сумасшедшего. Фоменко привозил в Киев какой-то спектакль, как раз когда мы с Театром имени Лермонтова были там на гастролях. Я пришел к нему, попросился в театр, и он меня взял.
– То есть это была ваша инициатива?
– Да, безусловно. Но я выбирал не город, а режиссера. Я шел к Фоменко. Три года, которые я провел у него, были, конечно, для меня шагом вперед.
– Потом вы попали к Товстоногову в БДТ.
– Я в БДТ, в общем-то, не собирался. После возвращения Фоменко в Москву у меня были предложения из разных театров, в том числе и от “Сатирикона” Аркадия Райкина. И я уже принял это предложение, когда раздался звонок от Георгия Александровича Товстоногова – потрясающего режиссера, великолепно эрудированного, великолепно образованного, человека неиссякаемой энергии, преданного делу театра. Он вызвал меня и предложил перейти к нему в труппу… Я пришел к Аркадию Исааковичу Райкину, встал перед ним на колени и попросил прощения за то, что к нему не пойду, а пойду в БДТ. Он мне сказал: “Голубчик, ну что вы, я же прекрасно понимаю и на вашем месте поступил бы точно так же”.
– БДТ тогда находился в зените?
– Я бы так не сказал. Он, скорее, клонился к закату. Спектакли уже были похуже. Если раньше один спектакль сменял другой, и он был крупнее, значительнее, величественнее, чем предыдущий, то о последующих постановках такого сказать было нельзя. Но это нормально. Театр живет в среднем 20 лет, БДТ прожил больше 30, у него был очень хороший, долгий век.
– Из тех режиссеров, с которыми вам довелось работать, с кем было наиболее интересно и комфортно?
– С Петром Фоменко. После него уже со всеми режиссерами кажется не так увлекательно и разнообразно. Фоменко – парадоксально мыслящий человек, человек совершенно неожиданных решений, фейерверк фантазии!
Театр на семинарию не променял
– Вы же сейчас ни в одном театре не служите?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю, так сложилось. В середине 1990-х я проработал два года в “Сатириконе” и ушел в кино: открыл свою кинофирму, снимался, писал сценарии, продюсировал. Кстати, сейчас я подумываю о том, чтобы вернуться в театр.
– Одна из самых известных ваших сценарных работ – к фильму “Хочу в тюрьму” Аллы Суриковой. Учитывая страсть к сиквелам в последнее время и нынешнюю экономическую ситуацию, нет желания написать “Хочу в тюрьму-2”?
– Нет, не хочу. Все продолжения, как правило, хуже оригинала.
– Вы бы могли доказать, что это не всегда так.
– А зачем? Зачем оглядываться назад? В этом есть элемент самолюбования, когда ты оглядываешься на себя вчерашнего или позавчерашнего. Я не так сильно себя люблю.
– После фильмов “Криминальный квартет”, “Рэкет” вам еще не раз приходилось играть журналистов…
– Из журналистов, которых я сыграл в кино, можно было бы сформировать маленький телеканал или редакцию газеты (смеется). Кстати, когда я поступал в Школу-студию МХАТ, на экзамене написал сочинение, после чего педагог из МГУ вызвала меня и сказала: “Вы так написали, что я хочу вам предложить прямо сейчас без экзаменов пойти на 2-й курс журналистики МГУ”. Я тогда только посмеялся.
– А сейчас?
– Не жалею ни в коем случае. Нам много поступало предложений разного рода. Например, мне предлагали без экзаменов поступить в духовную семинарию в Загорске.
– ?!
– У нас ведь там, в коридорах театрального института, очень часто появлялись люди из семинарии. Они отсматривали молодых людей с хорошими голосами, приятной внешностью, соблазняли большими стипендиями, хорошим общежитием.
Бартер с Микки Рурком
– Вы – один из самых известных актеров дубляжа. Ваш голос знаком буквально каждому, кто видел фильмы с Аль Пачино, Робертом Де Ниро, Джеком Николсоном, Робертом Редфордом, Энтони Хопкинсом, Дастином Хоффманом… Чем может привлечь известного, узнаваемого актера роль “закадрового голоса”?
– Перво-наперво – возможностью поучиться. Это же колоссально интересно – поработать вместе с Пачино, Хоффманом, Джереми Айронсом! А если ты занимаешься этим помногу – проходишь просто потрясающую школу! Смотришь, как он играет, играешь вместе с ним, проигрываешь каждую сцену, идешь по его рисунку роли и вышиваешь вместе с ним гладью. И потом – это такая интересная смесь искусства и спорта: надо ведь еще попасть в артикуляцию. Есть очень много хороших и замечательных актеров, которые тем не менее дубляжом заниматься не могут.
– С кем-нибудь из голливудских актеров, озвученных вами, доводилось встречаться?
– Нет, но вот на днях мы должны встретиться с Микки Рурком, которого я дублирую в “Рестлере” и который должен приехать в Москву на премьеру фильма. Я жду этой встречи только с одной целью: хочу потребовать от Рурка, чтобы он дублировал меня, если когда-нибудь фильм с моим участием попадет в американский прокат.
– В разных фильмах вы дублировали и Аль Пачино, и Роберта Де Ниро, но вот в “Праве на убийство” они сыграли вместе. Ваш голос достался Пачино.
– Я действительно больше люблю дублировать Аль Пачино, потому что это мой любимый актер. Я его считаю выдающимся, великим.
– Вы ведь даже премию Би-би-си получили за дубляж Пачино в “Адвокате дьявола”?
– Да, мне подарили автомобиль!
– Это вы сейчас шутите или на самом деле подарили?
– (Смеется.) На самом деле. Но это был игрушечный автомобиль, очень красивый. Ну и денежная премия.