Режиссер Рустем Абдрашев удачно стартовал со своей дебютной картиной “Остров Возрождения” (призы на кинофестивалях в Анапе, Риме, Висбадене в 2004 году). Фильм “Курак корпе” ( в переводе на русский – “Лоскутное одеяло”) завоевал “Приз за лучшее драматургическое решение фильма” на Международном кинофестивале “Киношок” в Анапе. Идет подготовка к участию ленты в фестивалях в Болгарии и Японии. Плюс сейчас на подходе рождение третьего “ребенка”.
В его студии висит портрет знаменитого проповедника свободного духа и независимости Боба Марли. Сам Абдрашев соответствует образу классического режиссера: надвинутая на глаза кепка, обязательно поверх них очки и бродячий взгляд. Мы “выкрали” Рустема, накрепко засевшего за монтаж своего третьего фильма “Подарок Сталину”, и поговорили о его работах.
Выпускник ВГИКа
В 90-м Рустем Абдрашев поехал покорять Москву и поступил на высшие двухгодичные курсы при ВГИКе на факультет “художник кино”. До этого отучился в Алматы в художественном училище по специальности “художник театра”. Также получил юридическое образование.
– Это было нестабильное время, менялась валюта. Мы тогда из Москвы ездили на Новый год домой в поездах с разбитыми стеклами. Обычно забивались в одно купе и сидели, чтобы теплее было. Суровые годы были. Что в Москве, что у нас.
– Кто у вас преподавал во ВГИКе?
– Моим мастером был Леван Александрович Шенгелая, он работал художником на картинах “Алые паруса”, “Служили два товарища”. На актерском факультете часто встречался с Сергеем Баталовым, операторское мастерство преподавал почтенный Вадим Юсов.
– Что у вас было выпускной работой?
– Такой работы практически не было. Когда мы учились, мне пришла телеграмма от Амира Каракулова с приглашением поработать в фильме “Голубиный звонарь”. Слова Шенгелая я помню как сейчас: “Поезжайте, той страны, которая выделяла деньги на кино, скоро не будет (он имел в виду Советский Союз. – Прим. Абдрашева). И если у вас есть шанс поработать на больших картинах, немедленно езжайте!”. “Голубиный звонарь” и “Жизнеописание юного аккордеониста” Сатыбалды Нарымбетова можно считать моими дипломными работами.
– Рустем, а как вас, по сути, художника, занесло в режиссерскую среду?
– Когда я учился в Алма-Атинском художественном училище, мой преподаватель Гульнара Тургановна Хусаинова познакомила со своим другом, художником-постановщиком Умирзаком Шмановым. Именно Шманова считаю своим первым учителем в кино. С ним я начал работать на картине “Гибель Отрара”. Кино – это такой вирус, если попал в организм, то уже надолго.
– Как поняли, что вам нужно быть не художником картин, а ставить их самому?
– Я не был уверен до конца, что это моя профессия. К ней нужно прийти осознанно. В 1996–2001 годах я работал на телевидении. Был художником, декорации делал для разных каналов. До этого поработал с Талгатом Теменовым на “Бегущей мишени”, на “Диком востоке” у Рашида Нугманова. Потом были запущены польская и итальянская картины на киностудии “Казахфильм”. Участвовал в проекте о Тамерлане у Али Хамраева. Все это для меня была определенная школа, я поварился в этой кухне и начал снимать сам.
Это мой ребенок!
– Рустем, как вы, будучи дебютантом, нашли средства для первого проекта?
– И первый фильм “Остров Возрождения”, и второй “Курак корпе” сделаны на государственные деньги. За копейки, как всегда. Были трения и с “Казахфильмом”, когда меня вообще пытались отстранить от картины под предлогом “нет денег”. И тогда, и сейчас было сложно со спонсорством. Помню, когда мы делали перезапись “Острова Возрождения”, пассики монтажные постоянно рвались, мы их склеивали скотчем. Условия – просто отвратительные. Благо что картина была сделана в стиле ретро и технологически она также собиралась по всем канонам технологий прошлого. На “Острове” мы экономили на всем. Фильм у нас черно-белый, потому что такая пленка стоила дешевле. Цветные вставки появились благодаря моему другу Ахану, который подарил две коробки цветной пленки, сэкономив на рекламных роликах.
– Теперь отношение к вам изменилось?
– Слава Богу, что первая картина получилась. И теперь я могу себе позволить отказаться от каких-то проектов. К моему мнению прислушиваются. А раньше я бегал, умолял и шел ва-банк. Приходилось спорить, ругаться, во всех инстанциях отстаивать свою картину. В какой-то момент ты начинаешь говорить: “Это мой ребенок, и я сам знаю, каким он будет!”. Конечно, очень ревностно к этому относишься. У моего отца есть стихи, которые в переводе с казахского звучат примерно так: “Я в долгу перед сыном, что назвал меня отцом, я в долгу перед матерью за то, что я – ее сын”. Точно так же я в долгу перед теми людьми, благодаря которым картина состоялась.
Непросто расстаться с детством
Получивший признание фильм Рустема Абдрашева “Остров Возрождения” – это история чистой любви подростков и отречения от нее под нажимом чужой воли. В фильме переплелись радость и горе, подлинное чувство и боль, смех и слезы…
– Вы наблюдали за реакцией зрителей в разных странах, это то, чего вы ожидали?
– Удивительно, что на показе “Острова Возрождения” и в Казахстане, и в Германии, и в Италии люди смеялись и плакали в одних и тех же местах. Субтитры не осложняли понимание фильма. Энергетика, идущая с экрана, или есть или ее нет.
– Почему главные роли в ваших фильмах исполняют дети?
– Обещаю, что закончу “Подарок Сталину” и следующая картина будет без детей, без животных, с наименьшим количеством героев, чисто взрослая картина. Так сложились обстоятельства, что я выбирал детей. Мы все расстаемся с детством постепенно.
– Кстати, часто ли вы задействуете жителей тех самых аулов, где ведете съемки?
– Основная часть детей в массовке в “Острове Возрождения” – местные. Там же мы отобрали девочку-немку, которая гоняла на мотоцикле и говорила по-казахски. Роль взрослой немки сыграла актриса из Германии Патриция Хермес. Наши актрисы отказались сниматься без одежды. Она без проблем разделась, изображая конец лета, хотя стоял конец ноября. Там, на дюнах, один звукорежиссер писал звук, а второй держал бутылку водки. Она забегала, пила водку и так согревалась.
К “Нараяме” мы еще не готовы
– В казахстанском кинематографе есть понятие цензуры?
– В открытом виде ее нет. Если какие-то моменты, когда начинают апеллировать к менталитету и традициям. Где-то это срабатывает на плюс, где-то на минус. “Легенду о Нараяме” (в фильме рассказывается о ритуале умерщвления бесполезных членов сообщества: новорожденных мальчиков и пожилых людей) снимать в Казахстане можно, но все еще опасно. Не все зрители поймут. С другой стороны, хорошее кино должно всегда говорить правду. Если надо человеку обнажиться, если этого требует драматургия, почему этого не сделать? Что, люди разве не раздеваются в жизни, не ходят в туалет и не занимаются сексом? Это все ерунда. Но существует некая грань, за которую опасно переступать.
– Вы снимаете кино для избранной публики?
– Думаю, зрителей было бы больше, если помимо бюджета на съемки существовали средства для продвижения фильма. Элементарно, когда фильм готов, нужно сделать копии, чтобы его показать в кинотеатрах. Если на 10 кинотеатров в Казахстане, то это 10 копий. Каждая копия стоит 1500 долларов США. “Казахфильм” не в состоянии делать одновременно и производство, и продвижение продукции.
– Рустем, вам важны награды и признание критиков?
– Когда ухаживаешь за конем, хочешь, чтобы твой скакун пришел первым. Если делаешь хорошую картину, то надеешься, что у нее сложится и зрительская, и фестивальная судьба. Если твой фильм не досматривают до конца и уходят из кинозала – это нехороший показатель. Я сам не люблю кино, под которое засыпаю.
Марина ХЕГАЙ, Иван БЕСЕДИН (фото)