Как за последние годы изменились наука и практика лечения врожденных и приобретенных заболеваний костно-мышечной системы, рассказывают заведующий кафедрой травматологии и ортопедии Национального медицинского университета им. С. Асфендиярова Канат ТЕЗЕКБАЕВ и профессор, д. м. н. Ергали НАБИЕВ.
– Травматология и ортопедия – это науки о неотложных состояниях при повреждениях опорно-двигательного аппарата, – начинает рассказ Канат Марденович. – Упал самолет, произошло дорожно-транспортное происшествие или случилось ранение человека на стройке – везут к нам! Благо, за годы Независимости практически все травматологические отделения республики оснастили хорошим оборудованием и инструментами. Нам в этом повезло, ведь качество нашей терапии сильно зависит от новых технологий. И, естественно, мы, как сотрудники кафедры университета, максимально помогаем клиницистам, особенно при массовых поступлениях, участвуем в консилиумах, делимся опытом, обсуждаем сложные случаи.
Вот и Ергали Нугуманович Набиев прибыл к нам в Алматы из столичного Института травматологии и ортопедии города Нур-Султана, где получил колоссальный опыт. Был там ученым секретарем, хорошо знает науку, ведение документации в учебных заведениях. Теперь он курирует южные регионы в области травматологии.
Ергали Набиев
– Мы работаем в одном из ведущих медицинских вузов страны, где внедряется всё самое современное и передовое, – продолжает Ергали Набиев. – В университете царят взаимопонимание и дружеская атмосфера. А в НИИ травматологии Нур-Султана я проработал со дня его основания. Открытие такого института в столице было мечтой наших старших коллег. В то время в Ташкенте, Ашхабаде, во многих бывших союзных республиках, кроме Казахстана, уже были институты травматологии. И 20 лет назад эта их мечта осуществилась здесь.
Вложения в науку окупаются
– Но зачем нам институт травматологии? Разве недостаточно больниц и высококвалифицированных специалистов?
– Этих же специалистов надо где-то воспитывать. Такой научно-клинический центр призван разрабатывать, совершенствовать и внедрять новые технологии в лечение болезней опорно-двигательного аппарата. Институт – координатор всей травматологической службы республики, разрабатывает дорожные карты, клинические протоколы. И самое главное – проводит научно-исследовательскую работу.
К примеру, мы разработали конструкции фиксатора для лечения перелома бедренной кости и вообще вертельных переломов. В мире есть много аналогов, но они имеют определенные недостатки, которые мы выявили в процессе лечения. Вот бедренная кость, она имеет головку, которая переходит в шейку бедра. У ее основания часто случаются наиболее проблемные вертельные переломы. В медицине давно существуют фиксаторы, которые удерживают ее до сращивания. Но, к сожалению, такие фиксаторы со временем расшатываются. Для решения проблемы мы подключили математиков, специалистов кафедры механики, которые рассчитали нам формулу силы натяжения или напряжения тазобедренного сустава под нагрузкой. И, учитывая биомеханику, создали поддерживающую конструкцию, которая нивелирует миграцию этих шеечных фиксаторов. Разработка уже внедрена, такие конструкции мы поставили 45 больным, получили и изучили результаты. Теперь, если наладить их производство и клиники начнут закупать, цены на устройства намного снизятся.
– Это уровень докторской диссертации, – комментирует Тезекбаев. – То есть мы помогаем ноу-хау, которое разработчик уже запатентовал, внедрить в жизнь.
– Если говорить о коммерциализации науки, это и есть удешевление лечения за счет отечественного производства?
– Да. Вообще, что такое изобретение? Допустим, находится человек в клинике на постельном режиме. Максимум, что может делать – это двигать одной ногой. А ему нужно восстанавливать все функции организма. Лежит под ним, скажем, надувная подушка. Надавил на одну ее сторону, раз – другая больная нога поднялась почти без применения каких-либо усилий. Так постепенно он начинает разрабатывать свои суставы. Больничные технологии могут строиться даже на таких мелочах. Просто кто-то с этим работает, а кто-то – нет. Такие методики мы обсуждаем с нашими студентами.
Канат Тезекбаев
Само преподавание у нас сейчас значительно шагнуло вперед. На кафедре травматологии и ортопедии медицинского университета им. С. Асфендиярова есть группы, изучающие медицину на казахском, русском и английском языках. Когда я делаю обход по кабинетам, с удовольствием наблюдаю, как почти все наши казахстанские студенты в совершенстве говорят на английском. Для меня звучание из их уст латыни, совмещенной с английским языком, словно музыка. Настолько это приятно!
А впоследствии эти парни и девушки смогут читать и изучать солидные медицинские журналы на английском языке, узнавать самую свежую информацию, будут в курсе всех мировых достижений. Ведь, что греха таить, пока большая наука идет к нам больше с Запада. А самых продвинутых из них мы потом будем отправлять с докладами на конкурсы молодых ученых.
Трехязычие и профессиональное триединство
– Сейчас на казахском и русском языках у нас лекции читают все, – рассказывает Канат Тезекбаев. – А 4 из 8 преподавателей кафедры травматологии и ортопедии в совершенстве владеют английским. До нынешней пандемии каждую среду наши резиденты проводили планерки и презентации на английском языке, рассказывали: поступил такой-то пациент, травма такая-то. И присутствующие ребята, кто как мог, хоть на ломаном английском, задавали свои вопросы. Это и есть живое общение и обучение. Даст бог, закончатся ограничения, мы вернемся к такой практике.
А по результатам лечебного опыта наши преподаватели пишут учебники, монографии, методические пособия. Сейчас Ергали Нугуманович пишет книгу “Травматология. Ортопедия” на казахском языке. В прошлом году мы вместе издали монографию по лечению переломов костей таза. Теперь переводим ее на казахский и английский языки, и она станет более доступной нашим студентам.
– Сейчас почти все отрасли медицины испытывают дефицит опытных кадров. Как с этим в травматологии?
– Дефицит, конечно, есть, и не только по клинической части, – продолжает тему профессор Набиев. – По науке гораздо больше. Если в советское время люди защищали кандидатские и докторские диссертации, то сейчас, в связи с внедрением Болонской системы, наукой занимаются очень упрощенно. Ее как таковой в прежних масштабах не существует. На исследовательские работы денег особо не выделяется. Между тем, чтобы заказать 1 экспериментальную ортопедическую конструкцию, требуется много средств, поскольку используются дорогостоящие кобальт-хром-никелевые, титановые сплавы металлов и медицинская сталь. Потом еще нужно разработать технологию их изготовления, подобрать соответствующие станки, реализовать готовую продукцию.
– Понятно, это довольно сложно, но давайте сравним: если раньше, получив перелом костей, больной долго лежал в гипсе, то при помощи современных спиц, пластин и искусственных суставов хирурги очень быстро ставят пациентов на ноги.
– Да, если этот имплант, пластина или металлофиксатор правильно отмоделирован по кости, нам не приходится его гнуть, – говорит Тезекбаев. – Он идеально ложится на все ее изгибы, и получается жесткая фиксация. Тогда активизировать пациента мы можем уже на 2-й день без всякого гипса. И заживление ран идет в разы быстрее.
“Ты зачем в медицину шел?”
– Сколько лет учатся медики? Казахстанские хирурги провели сложнейшее лечение иностранки: операцию не хотели делать в других странах
– 4–5 лет – это бакалавриат, – рассказывает Ергали Набиев. – 6–7-й год – интернатура, когда молодые врачи работают непосредственно у кровати больного. В этот период они должны максимально, как губка, впитать в себя знания и опыт. А 8–9–10-й курсы – это 3 года резидентуры, работа по выбранной специальности.
– То есть полноценным врачом студент становится только после 10 лет учебы?
– В среднем так. Только кардиохирурги учатся еще на 1 год дольше.
– Вы не жалеете, что пошли в медицину?
– Честно скажу, нисколько не жалеем! – взволнованно отвечает Ергали Нугуманович. – Вы даже не представляете, сколько спасенных жизней, сколько это счастливых лиц! Понятно, бывают нюансы, но это же работа. Без этого не обойтись. Бывает, чрезвычайно тяжелый больной, и, пока ты его не вытащишь, бьешься до последнего, сам переживаешь! И уже со всеми его родными чуть ли не родственником становишься.
Те, кто жалеет, уходят на начальных стадиях. Бывают же такие работники, которые постоянно твердят: “Скоро рабочий день закончится?”. Я таких не понимаю. Тогда зачем ты в медицину шел?
– А в глазах ваших студентов что видите?
– Глаза у них горят, – рассказывает Канат Тезекбаев. – Особенно сейчас, когда после года онлайн-обучения пришли, у них столько вопросов! Мы сами соскучились по очному преподаванию. Всего несколько учебных дней прошло, я говорю: “Кто пойдет со мной в операционную? Могу взять только 1 человека, учитывая эпидситуацию”. Так они тут же давай жребий кидать! Все выразили желание. Жребий кинули, один пошел, включил конференцию “Zoom” на своем смартфоне. Снимает в операционной, я комментирую, остальные смотрят. А сегодня приходят: “Можно мы в палаты к больным пойдем, поможем сестричкам”. Мы с эпидемиологом переговорили, он проверил, у всех санитарные книжки, паспорта вакцинации. Вот такую большую работу проводим в университете, чтобы студенты спокойно могли работать в клиниках.
АЛМАТЫ