Письма, написанные бабушке ее мамой, я перечитываю время от времени и всякий раз открываю для себя что-то новое. Вот листочки, помеченные декабрем 1945-го. То есть спустя месяц после того, как семидесятилетние старики добрались в далекое кургальджинское село к сосланному сюда сыну.
Удивительно, но письма светлые, радостные. И это можно понять: долгие годы войны разлучили с детьми, и они ничего не знали друг о друге. Сын, дочь и внуки были высланы в Казахстан, а самих стариков, оказавшихся в июне 41-го в Белоруссии, угнали в Германию. Только после Победы они пешком и на попутках вернулись в Союз. Домой, в Москву, их не пустили, и пожилые люди, пока искали детей, жили в шалаше до поздней осени. Пока не получили радостное для них разрешение выехать к родным в Казахстан.
В Акмолинск они попали уже в конце ноября, который в тот год выдался с ранними метелями, морозами. Несколько дней ждали каравана с трактором – иначе по степной дороге в далекое село было не добраться. И вот – долгожданная встреча. Ничего, что жилище – маленькая мазанка с земляным полом, Юлия Федоровна называет ее в письмах “кибиткой”. Зато сын, внуки рядом. Голодно? И худшее видали. Одна печаль: трудфронт дочери – в Темиртау, непросто добраться. Остаются только письма.
“ЖИВИ С ВЕРОЙ В ЛУЧШЕЕ”
Вот – поздравление с Рождеством. На обрывке листочка, датированного 20 декабря 1945 года: “Нам с папой здесь покойно и хорошо. Дров здесь почти нет, и топят сухими коровьими лепешками. Но горят они ладно, очень тепло. Спасибо тебе, родная, за порошок от блох. Уж очень мучили…”. А к письму – старинная открытка с заклеенным старым текстом. Поверху – другой: “Девочка наша милая! Поздравляем тебя со Светлым днем! Крепись, терпи, живи с верой в лучшее. Бог милостив, скоро все закончится, и мы с папой сможем, наконец, обнять тебя”.
А вот строки из следующего письма от 22 декабря: “Придумали с папой устроить соседским ребятишкам елку. Сварила немного клейстера, нашли старые журналы, газеты, лоскутки. Сидим, клеим игрушки. И вас вспоминаем, как вы любили этот праздник в детстве. Помнишь ту елку у нас в имении? Ты тогда, негодница, до гостей все пряники снизу объела. Тебя никто не ругал, а ты так плакала, дурешка. Не вздумай больше ничего присылать из своего пайка. Мы хорошо питаемся. Сартай к празднику нам даже зайца принес. Абдула, помнишь, я о нем тебе писала, где-то чаю добыл, настоящего, тоже угостил. Мы решили тебе его выслать”.
МНОГО ЛИ НУЖНО ДЛЯ ПРАЗДНИКА
Поразительно работала в то время почта! Несмотря на бураны, заносы, уже 28-го в кургальджинское село из Темиртау пришли и ответы на оба письма, и посылка. А ведь все еще и через цензуру проходило.
Из письма от 28 декабря 1945 года: “Ты просила описать наш праздник, что я охотно делаю. Елку мы смастерили из кустика и прутиков. Куляш, фельдшерица, дала два пузырька зеленки, ваты, папенька все выкрасил. Игрушки, бусы, флажки, уж какие вышли, повесили. Из журнальной обертки выкроилось два китайских фонарика, вместо свечек подсветили их фитильками. Детишки, когда зашли, замерли, глазенки блестят. А дочка фельдшерицы вдруг испугалась, насилу успокоили. Вместо подарочных пряников были у нас лепешечки с сахарином, я их пшеном украсила. Угощение вышло на славу. Приговорили подаренного зайца и пудинг из овса. Запиши, кстати, рецепт…”.
Надо сказать, рецептов на “дни лихие” в этих письмах много. Дочери управляющего, выросшей в графской усадьбе, пришлось пережить очень непростые времена после революции, в годы Гражданской, да и потом, когда как “буржуазный элемент” не брали на работу. Научила ее жизнь кротко, со смирением принимать все удары судьбы и не только выживать, но и устраивать светлые праздники для близких и друзей.
ПАМЯТЬ ЖИВА
Но – о елке. Уже в 80-е накануне Нового года мне пришлось брать интервью у одного из железнодорожных начальников. И он вдруг рассказывает о том, какой была его первая детская елка. Из прутиков, с бусами, фонариками. Выяснилось, что он родом из того самого кургальджинского села. На всю жизнь запомнил он, оказывается, и то рождественское угощение, и подарок – красивое печенье.
И много интересного рассказал он – того, чего в письмах нет. Как они пацанами откапывали “немцев”: “Они дверь неправильно сделали, наружу открывалась. Как буран – выйти не могут. Отец им потом переделал…”. И о том, как они мальчишками бегали “к дедушке на книжки”, а тот долгими зимними вечерами на память рассказывал им истории Жюля Верна, сказки братьев Гримм, читал стихи. Было и несколько книг, которые перечитывали вслух снова и снова.
Жива, оказывается, не только в письмах память о той “прутиковой” елке в глухом степном селе в метельном 1945-м…
Астана