К такому выводу пришли участники круглого стола по обсуждению вопросов информационной политики в РК, состоявшегося недавно в Алматы по инициативе кластерного бюро ЮНЕСКО.
Кто владеет информацией — владеет миром. Эта фраза, оброненная кем-то из великих этого самого мира, давно стала аксиомой. Да, информация — великая сила. Ее можно скрыть или раздуть, исказить одной лишь тональностью или преподнести кристально объективно, направить в агрессивное русло или на укрепление психологической обстановки в обществе. Сегодня право любого гражданина любой страны на информацию гарантируется множеством разнообразных международных деклараций и пактов, соглашений и конвенций. О чем он, собственно, и не подозревает, читая газеты, плюясь на рекламные телешедевры и заглядывая в Интернет (там, где все это разрешено).
Информационная политика — штука, безусловно, сложная, но в конце концов степень ее цивилизованности сводится к трем критериям: свобода слова, демократичная система доступа к информации плюс корректное соблюдение информационной безопасности. За свободу слова довольно вяло боремся мы, журналисты. Только две страны в мире — Австрия и Швеция имеют отдельный закон о печати, который содержит основные положения , касающиеся свободы прессы. Причем в Швеции он обладает конституционным статусом, а принят был в 1766 году. В Германии и Испании считается, что представители СМИ обладают большими, чем кто-либо, правами собирать и распространять информацию. Эти права — следствие особой роли прессы в формировании общественного мнения и служении общественным интересам. Восемь стран имеют систему добровольного саморегулирования прессы. Звучит бюрократически, но на самом деле — это как бы институты омбудсмена — и весьма действенные — для решения различных конфликтов и споров, скажем, между общественными организациями и журналистами, журналистами и издателями и т.д.
В Казахстане сегодня выходит 2000 печатных изданий, 80 процентов которых являются негосударственными. При том, что удержаться на рыночном плаву довольно сложно, этот огромный бумажный вал продолжает пополняться новыми отважными однодневками. Частенько их затевают люди денежные и амбициозные, но слабо представляющие себе и собственно производственный процесс, и его заведомую убыточность. После выхода нескольких номеров «дорогого удовольствия» они обычно хватаются за кошелек и за голову, и издание, так и не снискавшее возможной любви читателей, тихо испускает дух. Какой бы высокой пробы «золотые перья» там не собрались, делая — допустим — качественнейший продукт, они неизбежно оказываются на улице, будучи полностью зависимыми от собственника и не имея возможности отстоять свои права.
В прошлом году Международный фонд защиты слова «Адил соз» совместно с Центром ОБСЕ в Алматы при финансовой поддержке Фонда им.Ф.Эберта впервые в истории казахстанской журналистики провел социологическое исследование проблем работников СМИ. Вопросы эксперты ставили перед собой такие: как журналисты оценивают положение средств массовой информации, состояние свободы слова в Казахстане, с какими проблемами сталкиваются в профессиональной деятельности и как их решают, как оценивают коллег и представителей властных структур. Анкету заполнили 753 журналиста. 84 процента из них считают, что существуют «опасные» темы. Это большая политика, финансовая олигархия, местные власти. Давление при подготовке материалов чувствовали почти 60 процентов. Что казахстанские журналисты делают в этих случаях? Как показывает статистика, 38 процентов обходят острые углы, 10 отказываются от темы. Это значит, что почти половина журналистов в нашей стране занимается автоцензурой. Сидит внутри эдакий редактор, который настойчиво говорит: «Стоп! Не связывайся!». В результате читатель, зевнув, откладывает беззубую газету в сторону и никогда больше не покупает — ему неинтересны сиропные пиаровские статьи, да и о кровавых разборках братков читать больше не хочется.
Одно из безусловных достижений в отношениях отечественной власти и СМИ — это отмена государственной цензуры, носившей в советские времена совершенно абсурдный характер. В газетных заметках и в телезарисовках строжайше запрещалось называть, к примеру, номер и вид воинской части. Полагалось обозначать ее обтекаемо: подразделение, что расположено близ города или поселка такого-то. Видимо, эта военная хитрость должна была начисто запутать коварных иноземных шпионов и лишить их душевного равновесия. Меж тем официально цензуры как бы не существовало. Государственная структура, осуществлявшая контроль над средствами массовой информации, именовалась заковыристо: главное управление по охране государственных тайн в печати. Сокращенно — главлит. Во время верстки газеты корректоры относили готовые полосы в таинственную комнату, на читку цензорам. Это были люди с каменными лицами, твердо знающие свою службу. Если, к примеру, шел материал с заставы или из любого гарнизона, а редакция по извечной своей безалаберности не озаботилась заранее завизировать у военного цензора текст — пусть там рассказывалось исключительно о цветочках — цензор гражданский безоговорочно снимал материал. Можно было хоть на коленях ползать — нет штампика военной цензуры, значит, газета не подписывается в печать. Паника охватывала дежурную бригаду — дело обычно было вечером. Приходилось забивать образовавшуюся дыру чем попало, главное — цензурным.
Но и сегодня не может не бросаться в глаза повышенный интерес нашего государства к слову. Одиозный законопроект о СМИ — тому пример. Хотя министерство информации старательно подчеркивает, что правительство не намерено указывать, кому и что писать и вводить подобие цензуры. Власть любит поговорить о демократии. А между тем в ежегодном рейтинге по индексу свободы слова, определяемому международной организацией «Репортеры без границ», Казахстан занимает 116 место (на первом месте — Финляндия, затем — Исландия и Норвегия).
Эти позиции складываются после дотошного анализа ситуации в каждой из стран, в особенности, в отношении наличия цензуры, а также нарушения прав журналистов. По данным фонда защиты слова «Адил соз», в республике только по 8 отслеживаемым областям и городам Алматы и Астане ежегодно фиксируется от 500 до 700 случаев нарушения прав, свобод и законных интересов работников пера и микрофона. Зарегистрировано более 200 случаев обвинения журналистов и СМИ в совершении уголовных, административных и гражданских правонарушений.
Кстати, в некоторых странах, например, в Эстонии действует закон об официальной информации, учитывающий возможности Интернета. Например, всю официальную информацию государственные органы должны поставлять на свой сайт сразу, немедленно. Если не «вывесили» — будут наказаны специальным департаментом. Это значит, у чиновника все меньше возможности «зажать» информацию или дать ее эксклюзивно какому-нибудь одному изданию. Если же, скажем, министр не хочет предоставлять информацию, то достаточно в статье сказать, что » министр отказался от комментариев», и можно излагать факты в одностороннем порядке. Если журналист был настойчив, но все равно получал отказ, решение Совета по прессе будет в его пользу. Официальные данные должны быть предоставлены по запросу представителей прессы немедленно. Если информация, которая необходима журналисту, требует подготовки — то не позже, чем через 5 рабочих дней. Если журналист не получает необходимую информацию, но знает, что таковая существует, он обращается с жалобой в соответствующую государственную инспекцию, и государственный служащий, независимо от ранга, получает выговор. К тому же, когда бюрократ дает отрицательный ответ, он должен по электронной почте послать копию в государственную инспекцию. Получается, что вся информация дублируется, и инспекция постоянно следит за работой чиновников: ага, а вот этот уже три раза отказался. Почему? Не пора ли сделать ревизию? Нам о подобной системе пока и мечтать не приходится: ни один самый мелкий чиновник сегодня в простоте интервью не даст, подавай ему вопросы в письменном виде, загодя.
Сегодня модно говорить об ангажированности казахстанской прессы. Мол, никакой независимости у нее и в помине нет, журналисты старательно обслуживает владельцев заводов, газет, пароходов, выполняя любые их заказы. Один из выводов авторов исследования таков: «Портрет типичного представителя отечественных СМИ, нарисованный самими журналистами, оказался весьма далек от заявленных ими профессиональных идеалов. Отдавая должное умению своих коллег интересно и доступно изложить материал, они, тем не менее, считают одной из самых ярких черт казахстанского журналиста ангажированность. Кроме того, в этом рейтинге высокое место занимает такое качество, как продажность, а независимость, напротив, самое последнее место. Что же касается необходимой этической составляющей портрета настоящего профессионала — честности и порядочности, то они занимают последнее место в перечне этих качеств». Все это правильно. Но, обличая друг друга и посыпая головы пеплом, мы как-то забываем о том, что журналистика не существует сама по себе, она теснейшим образом связана состоянием общества в целом. И для того, чтобы кардинально переломить ситуацию, все до единого журналисты должны враз объявить забастовку и прекратить работу. Что в принципе невозможно, и все это понимают. Тем более, что солидарность представителей цеха оставляет желать. В той же «Попытке автопортрета» обобщается: «Отношения в журналистской среде являются практично-доброжелательными».
Автор сначала возмутился таким термином, а потом повспоминал свои отношения в оной среде и согласился: и впрямь практично-доброжелательные. То есть даже если тебе в пылу информационных войн велят «наехать» на какое-либо издание, ты практично выполнишь задание, но к коллегам с воюющей стороны будешь относиться по-прежнему нормально. Ведь умные люди понимают истоки пресловутой ангажированности.
Не удержусь и закончу также цитатой. «Для меня нет интереса знать что-либо, хотя бы и самое полезное, если только я один буду это знать. Если бы мне предложили высшую мудрость под непременным условием, чтобы я молчал о ней, я бы отказался», — сказал Сенека даже и не сообразишь сколько веков назад. А ведь в точку!