Знакомьтесь: Олжас Жанайдаров, 35 лет, казах, живет в Москве. Родился в многодетной семье военного, которого переводили из одного гарнизона в другой. Так Жанайдаровы попали в Москву. В семье много читали, поэтому стоит ли удивляться, что второй сын, которого назвали Олжасом, пошел по стопам старшего соотечественника – Олжаса Сулейменова. Первая повесть Олжаса Жанайдарова была напечатана в сборнике молодых писателей в 2005 году. С тех пор прошло 10 лет, и сегодня Олжас – один из самых известных молодых драматургов России. Достаточно сказать, что два года подряд он выигрывает различного рода конкурсы. В 2014 году Олжас занял первое место в конкурсе с пьесой “Джут”. Кстати, в составе экспертного совета, принимавшего решение о победителях, были художественный руководитель Школы современной пьесы Иосиф Райхельгауз, известный актер и режиссер Александр Галибин. В этом году Олжасу отдали первую премию за пьесу “Магазин” в рамках премии “Действующие лица”.
Сегодня невыгодно быть искренним. Испытывать искренние чувства. Совершать искренние поступки. По крайней мере, публично. Если ты будешь так себя вести – тебе не поверят. Будут искать подоплеку, подтекст
“В середине дождя”
Пожалуй, не было летом прошлого года казаха, о котором бы так много говорили в Москве. Шутка ли, представители сразу двух министерств – культуры и образования – потребовали запретить показ пьесы “Душа подушки”, детской сказки. Но именно в детской сказке взрослые дяденьки-тетеньки усмотрели пропаганду гей-дружбы и потребовали запретить постановку этой пьесы. Была проведена даже экспертиза произведения, которая и послужила основанием для обращения в министерства культуры и образования с требованием запретить “Душу подушки”.
В то же время представители Института образования Высшей школы экономики, Психологического института Российской академии образования (РАО), Федерального института развития образования (ФИРО), Московского городского психолого-педагогического университета (МГППУ), Московского городского педагогического университета (МГПУ) создали свою экспертную группу и пришли к противоположному выводу. В выводах независимой экспертизы указано: “В пьесе Олжаса Жанайдарова “Душа подушки” не выявлены признаки пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. Содержание пьесы не может быть признано противоречащим традиционным нравственным нормам русской культуры. Пьеса не содержит информации, которая могла бы подпасть под действие Федерального закона РФ от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ “О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию”.
С пьесы “Душа подушки” и начинается наш разговор с Олжасом.
– Почему такой переполох случился вокруг вашей пьесы “Душа подушки”, чем это вызвано?
– На самом деле произошло совпадение нескольких факторов. Прежде всего это объясняется сегодняшней психологией. Закон о защите детей от информации, которая причиняет вред их здоровью и развитию, действует несколько лет. Но только сейчас заговорили о необходимости его соблюдения.
Во-вторых, представления многих о литературе, театре, музыке не совпадают с новыми формами, которые выходят на передний план сегодня. Новая литература, новые формы, в которые художник облекает свое творение, не приветствуются и отодвигаются на задворки культурной жизни. Видимо, в случае с “Душой подушки” решили проучить всех, кто пытается создать нечто новое.
Кстати, вторая экспертиза доказала, что там совершенно ничего не содержится. Многочисленные деятели иронически отнеслись к заключению первой экспертизы, потому что все эти обвинения строились на передергивании, вырывании из контекста. Более того, уважаемые люди, проводившие вторую экспертизу, подчеркнули, что если такой подход применять ко всем детским сказкам, то тогда надо Малыша и Карлсона подвести под такие же обвинения, Машу и медведей и т. д.
– Что сейчас с вашей пьесой происходит? Ее запретили показывать?
– Прямых официальных запретов не было, другое дело, что пьеса обрела некий ореол скандальности, и поэтому многие режиссеры боятся браться за ее постановку. Но она идет в одном камерном театре в Москве.
– А “голубое” московское лобби, о котором так много слухов, не пыталось завлечь вас в свои ряды?
– Знаете, я оставался над схваткой, не вступал в полемику ни с кем, поскольку не считал нужным оправдываться, выдвигать встречные обвинения. Поэтому никаких “предложений” ко мне и не поступало. Я человек творческий, свободный, независимый…
– Вообще-то страшно представить, что движет людьми, которые норовят пройтись “грязными сапогами” повсюду. Если им дать волю, то мы бы никогда не узнали многие произведения искусства…
– Вы знаете, в каждой ситуации я пытаюсь найти положительное. И о пьесе не узнало бы столько людей, если б не эта шумиха. Она доказывает: если ты хочешь прославиться – пусть тебя запретят (при этих словах Олжас иронически улыбается. – А. О.). Большинство бросилось искать пьесу, читать, и многие разочаровались: “А за что ее запрещали, что в ней такого есть, за что можно было запретить?”.
Я пишу не из тщеславия или умозрения – я пишу, потому что не могу этого не делать, я пишу просто потому, что ничего лучше я делать не могу. Мне интересна жизнь человеческая, с ее поисками и надеждами, тщетой и болью, любовью и слабостью
“Нобелевская речь”
Тема голодомора продолжает оставаться актуальной и сегодня. Более того, обращение к ней столь молодого человека, как Олжас Жанайдаров, – свидетельство того, что современные люди хотят знать о том, что же происходило в действительности почти сто лет назад. Пьеса “Джут” – о тех страшных днях, когда казахи умирали тысячами от голода. Так было не только в казахских степях, но и в Украине, России.
– Олжас, почему именно эта тема – голодомор – так вас заинтересовала?
– Мне вообще интересно все, что связано с человеком. Личная неустроенность, его поведение в тяжкие времена. А тема голодомора дает возможность рассказать об этом. Скажу, что прочитал немало литературы на эту тему, и понял, что, по сути, художественных высказываний о джуте у нас и нет. Да, есть книга Смагула Елюбая “Одинокая юрта”, публицистика Валерия Михайлова о тех страшных днях, существуют исторические исследования, но художественных произведений почти нет. Это первое, что меня подвигло взяться за тему голодомора. Второе – элемент личного характера. Мой дедушка с маминой стороны малолетним ребенком испытал страдания и тяготы тех лет.
– Трудно было писать, ведь лично вы сами такого не испытывали?
– Мне всегда вспоминается пример Льва Толстого, написавшего “Войну и мир”, не будучи участником тех событий. Не обязательно быть очевидцем, важнее другое, а именно: проникнуться духом, характером эпохи, вжиться в нее. Скажу больше: я испытывал творческую ответственность, берясь за такую тему. О ней и в Казахстане мало знают, а в России тем более. Поскольку я живу в Москве и пишу на русском языке, пьеса рассчитана в первую очередь на российского зрителя. Для многих тема, поднятая в “Джуте”, оказалась шоком. На конкурсе, где “Джут” занял первое место, пьесу назвали открытием. Многие недоумевали: неужели такое происходило в реальности?..
– 20 октября состоялась премьера спектакля. Перед этим прошла генеральная репетиция, пресс-показ. Во время чего некоторые зрители сетовали на то, что в спектакле существуют две темы – историческая и современная. Почему именно так вы решили построить пьесу?
– Современный пласт и дает, на мой взгляд, возможность рассказать об истории, погрузить в то время. И мне кажется, что это хороший прием.
– Говорили и о том, что спектакль несколько отошел от первоисточника. Вам много пришлось переделывать?
– Нет, не скажу, что многое поменялось. Самое главное – историческая линия не претерпела изменений. Как есть, так и играется. Когда мы с Рубеном Суреновичем (главный режиссер театра Р. С. Андриасян. – А. О.) обсуждали постановку, то пришли к мнению, что текст необходимо адаптировать к казахстанским реалиям.
Скажу, что я в этом смысле драматург лояльный. У меня есть знакомые, которые исповедуют такой принцип: как написано – так ни строчки не меняется. Чуть ли не интонации прописаны для актеров, внешний вид, как они должны выглядеть и т. д. Мне ближе иной взгляд: текст – повод для постановки, у режиссеров есть возможность вытащить что-то свое, что им ближе, интерпретировать пьесу в собственном понимании. У каждого режиссера свой жизненный опыт, собственный взгляд на предметы, людей, события, и, естественно, он все это переносит на постановки. И было бы глупо требовать от режиссеров соблюдения единой концепции постановки. Чем хороша пьеса, и я это приветствую, так тем, что ее можно поставить сто раз, и каждый раз ее сыграть по-новому.
Я работал вместе с режиссером. Рубен Андриасян – заслуженный человек, мэтр, и я не сомневался в том, что у нас все получится. Обсуждение на пресс-показе показало, что спектакль вызвал серьезные эмоции у зрителя, достаточно продвинутого. Можно смело сказать, что спектакль состоялся, мы все делали одно общее дело, потому что были в одной упряжке. Зритель воспринял постановку благодарно, с тем уровнем переживаний, на который мы рассчитывали, с теми эмоциями, которые ждали.
Писать стоит только о том, что тебя действительно захватывает и волнует. Писать каждое свое произведение нужно, как последнее в жизни, – быть может, тебе будет потом горько за результат, но никогда не должно быть стыдно за попытку
“Нобелевская речь”
– Олжас, вы производите впечатление “ботаника” на первый взгляд. Однако чувствуется, что вы можете при случае твердо стоять на своем. Это так или я ошибаюсь?
– Да, я такой и есть – благожелательный, “ботаник” для кого-то, погруженный в свои мысли, дело. Но что касается творческой позиции, то там я могу отстаивать свои взгляды, проявить даже жесткость. Для меня, как творческого человека, главное – свобода, независимость. Я делаю то, что мне нравится, то, что хочу. И мне, кажется, это удается. Да, я прислушиваюсь к советам критиков, коллег, но делаю только то, что хочу. Ни к какому лагерю не причисляюсь, мне дороги независимость и творческая свобода. Это мой собственный выбор, и я имею на это право, и имею все для этого.
– Однако если судить по “Нобелевской речи”, вы достаточно амбициозны…
– “Нобелевская речь” – часть задания на конкурсе “Дебют”. После того, как нас занесли в шорт-лист конкурса, попросили написать небольшую речь о собственных взглядах на жизнь, творчество. И для меня “Нобелевская речь” стала возможностью выразить свое творческое кредо, собственные взгляды на жизнь, литературную деятельность.
– Следует ли ожидать, что после “Джута” вы теперь будете постоянно писать о Казахстане?
– Есть у меня одна идея. И вполне возможно, что она станет темой моей следующей пьесы. Я думаю, что это будет связано с Казахстаном, но это на историческую тему. XVI век, ханство. Сейчас принято на такую тему писать с эпическим размахом. Мне ближе взгляд художника на человеческие страсти. Хочется посмотреть на этот период по-шекспировски, постигнуть страсти, которые тогда двигали людьми, исследовать предательство, власть, чем жила тогда знать, какими были народные сказители – жырау. Жырау ведь в определенной степени противопоставляли ханам, их взаимоотношения – вечная тема “художник и власть”. Есть такая задумка, и это, наверное, окажется интересным для казахстанской аудитории. Хочу рассказать о том времени современным языком.
Я не могу сказать, что теперь все вещи будут связаны с Казахстаном, но то, что такая тематика сохранится, несомненно.
Алматы