Ренат Салаватов – личность незаурядная. Художественный руководитель и теперь просто дирижер Казахского государственного академического театра оперы и балета имени Абая, он очень востребован и дирижирует в Алматы, Астане, Казани, в десятках европейских городов. За свою привычку постоянно сниматься с насиженного места маэстро сам называет себя “колобком”.
В 15 лет, будучи учеником алматинской школы имени Куляш Байсеитовой, он решил заканчивать учебу в Москве. Высшее образование получал уже в Ленинградской консерватории у авторитетнейшего педагога-дирижера Ильи Мусина. Затем работал с оркестрами в Алма-Ате и Казани. В 1989-м он опять приехал в Ленинград, чтобы стать дирижером Мариинского театра (тогда еще – имени Кирова).
Во время очередных европейских гастролей Салаватов был приглашен остаться в Германии (хоть и приехал туда с одной спортивной сумкой!) и начал работать в Национальной опере Мюнхена. Позже по рекомендации Майи Плисецкой и Родиона Щедрина его пригласили в Шведскую Королевскую оперу.
С тех пор его жизнь связана со Стокгольмом. Там обосновалась его семья, дети и внуки, которым уже привычней говорить по-шведски. Но ностальгия по родному городу и театру Абая, где он когда-то встал за пульт, заставляет Рената Салаватова возвращаться сюда вновь и вновь.
Я нахожусь везде!
– Ренат, недавно вы вновь получили должность художественного руководителя ГАТОБ, сложив при этом с себя обязанности главного дирижера театра, в качестве которого служили много лет. Вы не хотите дирижировать в Алматы?
– Я думаю, все-таки, чтобы решать насущные вопросы, главный дирижер должен больше находиться в городе. Такой возможности у меня нет, я постоянно в разъездах. Но бросить все тут я тоже не могу, этот город и театр для меня абсолютно родные. А должность художественного руководителя мне позволяет не уходить из театра, и пусть не так часто, как мне хотелось бы, но все равно что-то делать здесь. Наладить план, подсказать, по возможности продирижировать.
– В Алматы вы бываете не часто?
– Я нахожусь везде. И здесь, и в Европе, и в Астане, и в Казани, и в Стокгольме, поскольку там моя семья, внуки. Но нигде долго не задерживаюсь. По 10 дней, по полмесяца. К сожалению, за последний год в театре Абая я очень мало что успел. Это опера “Лючия ди Ламмермур”, концерты “Франция-гала”, “Россия-гала” с оркестром и солистами. Сейчас готовлю оперу “Паяцы” в концертном исполнении. Денег на полноценную постановку пока у театра нет.
– Если понадобится, где же вас разыскивать?
– Большую часть времени я провожу в Европе, где обслуживаю 50 городов. Сейчас мне предстоит продирижировать тридцать две “Тоски”, потом в марте тридцать штук “Риголетто”. Зимой у меня балетный вояж, который я начну с центральных городов – Амстердама, Роттердама, Страсбурга, Парижа, и, конечно, много маленьких. Но где ты выступаешь, не играет роли, в любом случае надо всегда выкладываться.
– А ведь вы еще и главный дирижер в Казанском оперном театре…
– Да. Кстати, театр очень успешен как в творческом плане, так и в плане менеджмента. Я не люблю сравнивать, но волей-неволей приходится сопоставлять работу здесь и там. И можно констатировать, что наша театральная система сильно устарела. В татарском театре научились работать, как на Западе: есть постоянные кордебалет, хор, оркестр, но солисты выступают приглашенные. И это дает свои плоды. Поскольку театр все равно существует для публики, а не для певцов, что бы они себе ни воображали. Зритель сам выбирает, кого он будет слушать, а кого нет. И благодаря тому, что на каждом представлении выступают новые вокалисты из Болгарии, Франции, России, у публики возникает интерес. Таким образом, театр процветает. По балету с ним работает агентство из Зальцбурга, по опере – голландцы. То есть все налажено, чего о нашем театре я не могу сказать. И это то, к чему нам надо стремиться.
Аккомпанировать – это как сопровождать пьяного
– Вы за пультом 35 лет. По-вашему, насколько профессия дирижера востребована в Казахстане?
– В нашей стране существует огромная востребованность дирижеров. Причем то же самое наблюдается и в России. Особенно их не хватает в опере. Для симфонических оркестров можно найти людей, а в театрах – просто трагедия. В театре стоят особые задачи. Есть хор, оркестр, солисты со своим ощущением ритма. Все это надо наладить и вести огромный корабль в течение вечера. Если симфонический концерт идет полтора часа максимум, то здесь три часа минимум. Дирижер и оркестр выполняют роль аккомпанемента. Но я люблю говорить, что аккомпанемент – это все равно что сопровождение пьяного. Берете его под локоть, он туда – вы его сюда. А можете и в арык упасть вместе (смеется).
Столкнувшись однажды с театральным дирижированием, я сразу почувствовал разницу. Пришлось долго приноравливаться, искать жест. Любой оперный дирижер продирижирует симфонию, но вопрос, продирижирует ли симфонист в театре. Мне Спиваков признавался, как он на опере Беллини в Италии просто потерпел фиаско. И таких примеров масса.
– А как у нас обстоят дела с оперными дирижерами?
– Буквально недавно мы приняли в театр троих человек. Ерболат Ахмедьяров, Рустем Кабылбаев, он ассистирует мне в “Паяцах”, и Арман Уразгалиев. Всех их мы взяли только в этом сезоне. Мало? Это огромное количество, учитывая то, что здесь в течение десятилетий не могли никого найти. Но пройдет 10–15 лет, прежде чем мы скажем, состоялись они или нет. Потому что на первом этапе дирижер может продержаться благодаря молодости, темпераменту, амбициям. И в этом случае он чаще всего дирижирует под оркестр. Должно пройти время, прежде чем он будет вести музыкантов за собой.
– То есть дирижер – профессия не для молодых?
– Сейчас молодым гораздо легче стать дирижерами. Ставишь компакт-диск и учишь произведение под него. Мы когда занимались, такого количества записей у нас не было. Мы изучали партитуру через внутренний слух. Сейчас же иначе: хочешь Бетховена – у тебя будет десять исполнителей на любой вкус. Ты можешь продирижировать под Караяна, под Бернстайна, любого другого… Таким образом можно что угодно выучить, выйти и чисто технически отмахать.
То есть дирижеры штампуют музыку.
– И что делать?
– Ничего. Весь дирижерский мир так и живет. И потом, обратите внимание, сейчас все хотят встать за пульт. Они состоялись как исполнители, а потом на своем имени берутся за оркестр. Хотя в это время какой-то талантливый дирижер не может пробиться. Мстислав Леопольдович Ростропович – гениальный музыкант, гениальный виолончелист, но дирижировал спорно. Тогда он говорил: “Всем нравится, как я играю на виолончели. Мне не нравится. Никому не нравится, как я дирижирую, а мне нравится”. И он мог себе позволить, потому что – имя.
Дирижер – темная профессия
– Вы помните тот момент, когда почувствовали себя уверенно и осознали, что состоялись как дирижер?
– Честное слово, я почувствовал это только недавно. Года полтора-два назад, когда стал получать от дирижирования удовольствие. То есть начал заниматься этим не потому, что надо. Когда “надо” переходит в желание и наслаждение, это значит – ты стал мастером.
– Я не верю, что вы дирижировали столько лет, достигали при этом таких успехов и тем не менее не получали удовольствия.
– Не-а. Никакого. Тогда на первый план выходили другие качества: воля, темперамент. Продирижирую я каким-то спектаклем, а потом полмесяца хожу на последнем издыхании. Не мог прийти в себя. Уходило столько сил, и все из-за того, что не было той техники или, точнее сказать, мастерства. Теперь я дирижирую тридцать спектаклей и еще могу двадцать продирижировать вдогонку. И при этом не испытываю никаких физических и эмоциональных стрессов, кроме удовольствия.
– В чем же секрет?
– Огромное значение имеет техника дирижера. И во многом это тайна. Ключ к тому, как нужно играть, чтобы с тобой было удобно. Сложно представить скрипача, который не владеет техникой, а при этом выходит на сцену. В дирижировании же это случается повсеместно. Потому что дирижер, в принципе, смешная профессия. Он сам ни на чем не играет, но руководит. Как Римский-Корсаков говорил, “это –темное дело”. Но, слава Богу, благодаря тому, что я уже долго за пультом, я просек его.
Сейчас я убрал все ненужное и дирижирую всего тремя приемами. Больше не надо. Собственно, почему я люблю слушать старых дирижеров, потому что у них ничего лишнего нет в отличие от молодежи. Вы знаете, это как дети, которые прыгают, бегают, кувыркаются, и ты удивляешься их энергии, а старик, если встал, то только, чтобы дотянуться до стакана воды. Он ничего лишнего не сделает. Дирижерство – это возрастная профессия.
– Действительно, для многих со стороны профессия дирижера выглядит очень странно. Давайте проясним, ведь он же не просто машет руками.
– Машет. Это первая и основная задача – дирижируя, помогать оркестру, чтобы он играл вместе. И для некоторых эта задача, “чтобы вместе”, как была с самого начала, так и остается до конца дней. А когда человек, уже не задумываясь о технике, получает наслаждение, а с ним вместе и оркестр, а потом публика, вот тогда он состоялся как художник. Но ответа на вопрос, станешь ты дирижером или нет, изначально никто не знает. Как правило, не станешь. Единицы становятся настоящими дирижерами, единицы. В России, может быть, два или три. Всё. Больше театральных дирижеров нет. Хотя ремесленников сколько угодно.
Артем КРЫЛОВ, Руслан ПРЯНИКОВ (фото)