2104 год. После миссии «Прометей» прошло десять лет. Корабль «Завет», фаршированный двумя тысячами колонистов, направляется на пригодную для жизни планету, но меняет курс, получив сигнал SOS (в этой роли песня Джона Денвера). В экстренном пробуждении гибнет капитан (вы удивитесь), и командование принимает набожный мужчина Орам (Билли Крадап), желающий доказать, что умеет принимать взвешенные решения. Планета, откуда отправлен сигнал, напоминает Землю, только здесь птицы не поют, звери не бегают, насекомые не жужжат. Специалист по терраформингу Дэниэлс (Кэтрин Уотерстон) подозревает неладное, но Орам тщеславно намерен войти в историю больших космических открытий как Моисей, показавший землянам планету обетованную. Спасательная миссия перерастает в разведку, которая обнаруживает одинокого и заросшего синтетика Дэвида (Майкл Фассбендер). И еще кое-что опасное.
Пять лет назад Ридли Скотт выпустил первый приквел к «Чужому» (всего запланировано четыре) — размашистый сай-фай «Прометей», говоривший на языке античных трагедий и намекавший, что у человечества и ксеноморфов близкие корни. Картина подверглась незаслуженному остракизму: богоискательную фантастику Скотта обвиняли в эксплуатации образа Чужого и пренебрежению к человеческим характерам. Лучше всех действительно прописали андроида Дэвида, остальные персонажи выполняли по большей части роль древнегреческого хора. «Чужой: Завет» продолжает щелкать человеческий нарциссизм по носу: экипаж корабля вновь выступает на подтанцовке у вечно голодного инопланетянина и страдающего кризисом самоидентификации андроида. Сменилась лишь интонация: мифологическая патетика уступила место ветхозаветному мраку (не без пафоса, конечно). Человеку (по обе стороны экрана) тут отведена лишь роль наблюдателя: ящик Пандоры открыт, дальше будут действовать животный и искусственный интеллекты.
Вышеозначенную дихотомию Скотт, сценарист Дэн О’Бэннон и продюсеры закодировали еще в «Чужом»: вынесенное в название словечко стало синонимом ксеноморфа, но есть и популярная теория, что «чужой» на корабле — хитроумный синтетик Эш (Йен Холм). Alien 1979 года не случайно считается «абсолютным произведением», открытым к многочисленным интерпретациям: тут тебе и социальный комментарий, и фрейдистское раздолье, и космо-хоррор. Сиквелы, несмотря на именитых режиссеров, этой многослойностью последовательно разбрасывались, и к выходу «Прометея» ксеноморф стал совсем уж чучелом для боевиков категории «Б» (о чём принято забывать в запальчивых сравнениях приквела с оригиналом). В новой дилогии Скотт фокусируется не столько на первобытном страхе добычи (перед охотником-ксеноморфом), сколько на страхе цивилизационном — ужасе перед своим высокоинтеллектуальным созданием, которое может выйти из-под контроля. И олицетворением этого трепета оказывается синтетик Дэвид — последняя модель, наделенная свободой воли (для сравнения в кадре возникает новейший, более покладистый андроид Уолтер, также сыгранный Фассбендером).
Рассуждая про эволюцию искусственного интеллекта, Скотт выбирает подчеркнуто старинные метафоры, но значительно обновляет дизайн и видеоряд франшизы. Приквелы к «Чужому» отличаются масштабом, обилием воздуха в кадре, тревожной тусклостью и эппловским отсутствием углов. Узнаваемая стерильность новых технологий сталкивается с хтоническим мраком — и «Завет» оказывается самой жестокой частью в истории франшизы, не брезгующей использовать через запятую приёмы из слэшеров и библейские отсылки, фолк Джона Денвера и оперу Вагнера. Устаревшего разделения на «высокое» и «низкое» для Скотта вообще не существует: оно попросту бессмысленно в мире, где уже произошла встреча с создателем (и он, надо думать, скончался). Не стремится он и к навязчивой игре в ностальгию, и коленопреклонению перед прибыльным подростковым рейтингом PG-13 (в отличие от, скажем, растущей вселенной «Звездных войн»). С любимыми бюджетами Скотт остается не только ремесленником, снимающим по фильму в год, и визионером, способным придумать запоминающуюся сцену, но и бескомпромиссным автором. Спасибо, что чужой.
«Чужой: Завет» в прокате с 18 мая.